Римская сатира

С юношей сыном, напрасно настигнутым смертью жестокой

От поспешивших мечей властелина. Но стала давно уж

Чуду подобной старость людей благородного званья

(Я б предпочел быть маленьким братом гиганта без предков!):

Сыну Ацилия не помогло, что он на арене

100 Альбы охотником голым колол нумидийских медведиц.

Кто же теперь не поймет всех хитростей патрицианских?

Кто остроумию древнему, Брут, твоему удивится?

Труд совсем невелик — обмануть царя с бородою.

Шел на совет с недовольным лицом, хоть он не из знатных,

Рубрий, виновный когда-то в проступке, сокрытом молчаньем,

Более подлый, чем некий похабник, писавший сатиры.

Вот появился и толстый Монтан, волочащий брюхо;

Вот и Криспин, с утра источающий запах амома,

Будто воняет от двух мертвецов; и Помпей, кровожадней

110 Даже Криспина, умевший душить лишь шепотом легким;

И приберегший в добычу для коршунов Дакии тело

Фуск, разбиравший сраженья на собственной мраморной вилле;

И Вейентон осторожный, и рядом Катулл смертоносный,

Страстью пылавший к девице, которой совсем не видал он.

Злое чудовище, даже в наш век выдающийся изверг,

Льстивец жестокий, слепец, — ему бы к лицу, как бродяге,

С поводырем у телег арицийскнх [277] просить подаянье

Да посылать благодарность вослед уезжавшей повозке.

Камбале он удивлялся всех больше, и долго болтал он,

120 Весь обернувшись налево (а рыба лежала направо):

277

...у телег арицийских... — У городка Ариции на Аппиевой дороге постоянно толпились нищие.

Так-то уж он прославлял и Килика бой, и удары,

Пегму [278] , и мальчиков, что подлетают под занавес цирка.

Не уступал Вейентон: пораженный жалом Беллоны,

Так говорил изувер, прорицая: «Ты в этом имеешь

Знаменье дивное, царь, великой и славной победы.

Ты полонишь другого царя: с колесницы британской,

Верно, следит Арвираг. Чужеземная рыбина эта;

Видишь шипы у нее на спине?» Фабрицию только

Недоставало бы возраст привесть да отечество рыбы.

278

Пегма — особая машина, при помощи которой подкидывали и бросали на арену осужденных на смерть.

130 «Что же, как думаешь ты? Разрезать ее? было бы, право,

Это позорно, — Монтан говорит. — Пусть глубокое блюдо

Сделают, чтобы вместить в его стенки такую громаду;

Нужен для блюда второй Прометей, великий искусник.

Глину скорей доставайте и круг гончарный; отныне

Цезаря сопровождать гончарам бы нужно придворным».

Мужа достойный совет был принят: по опыту знал он

Роскошь былую двора, ночные попойки Нерона,

Похоти новый подъем, как дух от фалерна захватит.

Этак поесть, как Монтан, в мое время никто не сумел бы:

140 Он, лишь едва укусив, узнавал об отечестве устриц, —

Будь у Цирцейского мыса [279] их род, у утесов Лукрина,

Или же вынуты были они из глубин рутупийских;

Только взглянув на морского ежа, называл его берег.

Встали: распущен совет; вельможам приказано выйти.

Вождь их великий созвал в альбанский дворец изумленных,

Всех их заставил спешить, как будто бы он собирался

279

Цирцейский мыс — мыс на побережье Лация.

Что-то о хаттах сказать, говорить о диких сигамбрах,

Точно примчалось к нему с отдаленных окраин вселенной

На быстролетном пере письмо о какой-то тревоге.

150 Если б на мелочи эти потратил он все свое время

Казней свирепых, когда безнаказанно отнял у Рима

Славных людей, знаменитых, без всяких возмездий за это!

Сгинул он после того, как его забоялась меньшая

Братия: так он погиб, увлажненный Ламиев кровью.

САТИРА ПЯТАЯ

Если не стыдно тебе и упорствуешь ты, полагая,

Будто бы высшее благо — кормиться чужими кусками,

Если ты можешь терпеть, что не снес бы Сармент и презренный

Габба среди унизительных яств у Августа в доме,—

Я не поверю тебе, хоть бы клялся ты мне под присягой.

Знаю, желудок покладистей всех; однако представь, что

Нету того, что достаточно было б для брюха пустого, —

Разве нет места на пристани, разве мостов нет повсюду

Или рогожи клочка? Разве стоит обед униженья

10 Столького, разве так голод свиреп? Ты на улице можешь,

Право, честнее дрожать, жуя корку собачьего хлеба.

Помни всегда: раз тебя пригласили обедать к патрону,

Стало быть, ты получаешь расчет за былые услуги;

Пища есть плод этой дружбы, ее засчитает «владыка»,

Как бы редка ни была, засчитает. Ему захотелось

Месяца так через два позабытого видеть клиента,

Чтобы подушка на третьем сиденье пустой не лежала.

Он говорит: «Пообедаем вместе!» — Вот верх вожделений!

Больше чего ж? Ради этого Требий прервет сновиденье,

20 Бросит ремни башмаков, беспокоясь, что толпы клиентов

Всех-то патронов уже обегут с пожеланьем здоровья

В час, когда звезды еще не потухли, когда описует

Круг свой холодный повозка медлительного Волопаса.

Ну, а каков же обед? Такого вина не стерпела б

Для промывания шерсть. Пировать будешь ты с корибантом.

Брань — для вступленья, а там, опьянясь, ты запустишь и кубком,

Раны свои отирая салфеткою, красной от крови,

Как загорится вокруг сагунтинской бутыли сраженье

Между когортой отпущенников и отрядом клиентов.

30 «Сам» попивает вино времен консулов долгобородых,

Гроздь сберегая, которую жали в союзные войны [280] ,

Но не подумает чашу послать больному желудком

Другу; назавтра он выпьет кой-что из альбанской, сетинской

280

Союзные войны. — Имеются в виду восстания итальянских общин против римлян в 90-х гг. до н. э.