Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.
Шрифт:
Если же обратиться к французским записям переговоров на этой конференции, сделанным постфактум советником французского посольства в Лондоне Роланом де Маржери, то получится, что обсуждение не имело положительного результата. Из записей де Маржери складывается четкое впечатление, что британцы попытались водить французов за нос и протолкнуть идею аброгации положений Версальского договора о перевооружении Германии без какой-либо конкретной ответной выгоды. Когда британцы поняли, что Лаваль и Фланден их разоблачили, разыгрался настоящий фарс: премьер-министр и его подчиненные, с красными от напряжения лицами, отнекивались в ответ на просьбы дать гарантии французам на случай воздушного налета. Нет, провести французов было не так просто.
Вот отрывок из записей Маржери, который, благодаря остроумию автора, заставит читателя смеяться:
«Перед нами разыгрывалась настоящая комедийная сцена. Англичане испытали одновременно смятение и облегчение от официального разоблачения, которого они ждали и которого боялись, и теперь их смущение смотрелось в высшей степени забавно. Премьер-министр без конца настаивал на необходимости посоветоваться с кабинетом, указывал на невозможность провести встречу в субботу утром, поглядывал на часы, прикидывая, когда он сможет прибыть в свою резиденцию Чекерс, и сетовал, что на Даунинг-стрит
Английская делегация тут же обрела изможденный вид, на несколько мгновений за столом наступила гробовая тишина. Спины англичан покрыл холодный пот при мысли, что до середины недели по отелю “Савой” будет бродить глава МИД Франции в окружении полусотни журналистов и беседовать с самыми разными людьми».
Вот в таком едком юмористическом тоне Маржери рассказывает о происходившем. Все выдохнули с облегчением, когда премьер-министр попросил сделать небольшой перерыв и затем, вернувшись, объявил, что заседание кабинета, скорее всего, состоится в субботу утром. Есть предположение, что в отсутствие слуг на Даунинг-стрит, 10 ему самому пришлось стелить себе постель. Были трудности и с итоговым коммюнике: черновой вариант, который должны были подготовить служащие, вызвал споры у премьер-министров и министров иностранных дел обеих стран. «В итоге им более-менее удалось согласовать этот чудовищный текст (un texte barbare), который во французской версии резал слух еще сильнее, чем английский оригинал». Текст был, если можно так сказать, отлакирован и отдан в печать [876] .
876
Note de Roland de Margerie, Impressions de seances, Conference franco-anglaise de Londres, secret. 7 Feb. 1935. DDF, 1re, IX, 286–290.
Любопытно (и по многим причинам не очень забавно), что о вещах, беспокоивших Литвинова, Титулеску и других дипломатов, в ходе этих лондонских консультаций упомянули всего один раз [877] . Если не считать нескольких замечаний Лаваля в первый день конференции, то все выглядело так, будто безопасность в Восточной Европе — дело второстепенное. Будь у Литвинова доступ к протоколам встречи, он был бы неприятно удивлен. Вероломный, хитрый Альбион был пойман с поличным, так сказать, прямо над банкой с вареньем, но это не помешало стартовать политике умиротворения нацистской Германии. Впервые были предложены большие уступки за чужой счет, а взамен никто ничего не просил. Теперь уже два скунса — польский и британский — невыносимым запахом пытались оттолкнуть европейские страны от соглашений о взаимопомощи и коллективной безопасности. Где был Ванситтарт? Он вместе с Майским как раз начал обсуждать организацию поездки в Москву британского министра. Французы, похоже, об этих шагах не знали, так же до последней недели февраля не был в курсе и британский кабинет.
877
Conversations franco-britanniques de Londres (Downing Street), morning session on 1 Feb. 1935. DDF, 1re, IX, 205–217.
Оценка Литвиновым лондонских переговоров
Ознакомившись с лондонским коммюнике и вернувшись в Москву, Литвинов 4 февраля отправил телеграмму Потемкину, в которой сообщил, что «можно прийти скорее к пессимистическим выводам», и главным был вывод о том, что англичане и французы теряют интерес к Восточному пакту. Он дал указание Потемкину запросить встречу с Лавалем и получить разъяснения [878] . Тем же днем Потемкин написал в НКИД, что дошедшие новости о лондонских переговорах пришлись ему не по душе. Он перечислил минусы, первый — растущая незаинтересованность в Восточном пакте, таким образом, он подтвердил впечатления Литвинова. Вторым минусом была вероятность заключения соглашений без участия СССР и Малой Антанты. Потемкину категорически не понравилось коммюнике: прослеживалась тенденция размыть любой пакт и заместить неким общеевропейским соглашением, призванным решить самые разные вопросы, включая вопрос разоружения. И если учесть, что нацистская Германия встала на путь экспансии, это вопросы неразрешимые [879] .
878
М. М. Литвинов — В. П. Потемкину. 4 февраля 1935 г. // ДВП. Т. XVIII. С. 62–63.
879
В. П. Потемкин — в НКИД. 4 февраля 1935 г. // Там же. С. 616.
Когда Литвинов докладывал Сталину о Лондонской конференции, у него в распоряжении было лишь опубликованное коммюнике, которое, как он заметил, было как обычно полно туманных мест и формулировок. Лаваль был болен, и Потемкин не смог получить необходимые разъяснения, хотя кое-что сообщил Альфан. «Легализацию» перевооружения Германии и Восточный пакт никак не увязывали друг с другом. Никаких решений относительно будущих переговоров в Лондоне не принималось. На самом деле, если судить по публикациям во французской и британской печати, Лаваль до конца стоял на своем, твердо защищая Восточный пакт и обязательства перед СССР и Малой Антантой. Литвинов заметил, что британцы наверняка всеми силами пытались сбить его с этого курса. И французские протоколы это подтверждают. Литвинов, вероятно, был приятно удивлен, хотя, конечно, не стал от этого больше верить
Лавалю и остальным французским дипломатам.В подготовленной для Сталина справке Литвинов заметил, что единственным положительным итогом Лондонской конференции был военно-воздушный пакт, призванный установить контроль над производством военных самолетов. Нарком изложил все «за» и «против». Он видел в этом соглашении потенциальную пользу с точки зрения укрепления безопасности в Европе, но видел и вероятные негативные последствия: за счет усиления англо-французского сотрудничества создавалось впечатление, будто на фоне военновоздушного пакта Франция может потерять интерес к Восточному пакту. Противники Восточного пакта и даже Лаваль получили пространство для маневра. Получила преимущество и Германия, поскольку возникала вероятность заключения англо-германского соглашения в обход СССР и Малой Антанты. Но все это исходя из расчета, что Германия примет военно-воздушный пакт и целый ряд прочих предложений, что было маловероятно. При этом вероятность выхода из Восточного пакта была более чем реальна. Разразится борьба за отказ от взаимопомощи. Литвинов отметил, что СССР и Малая Антанта требуют от Лаваля и Фландена не отказываться от пакта, а на ближайшем партийном съезде будет объявлено, насколько выросла мощь РККА, и это должно возыметь положительный эффект. Худшим сценарием, по мнению Литвинова, являлось бы франко-германское соглашение под давлением британцев, ради которого пришлось бы принести в жертву договор о взаимопомощи. В качестве запасного варианта придется констатировать, что «без гарантии против открытой гитлеровской опасности мы на ограничение наших вооружений не пойдем». Литвинов полагал, что у советского правительства достаточно сильный козырь, который может «опрокинуть все расчеты Англии».
С точки зрения тактики Литвинов рекомендовал бойкотировать все конференции без участия СССР или Малой Антанты. Необходимо также оказывать давление на Францию, чтобы она не прибегала к услугам Великобритании как посредника на переговорах с Германией. Советское правительство должно настаивать на немедленном возобновлении переговоров по Восточному пакту и потребовать от Германии и Польши окончательного ответа: вы с нами или не с нами? В случае отрицательного ответа мы должны задать вопрос Франции, можем ли мы заключить Восточный пакт без Германии и Польши? [880] 11 февраля, в день, когда Литвинов отправил отчет Сталину, Политбюро утвердило рекомендации наркома в том виде, в котором они были представлены. Сталин все еще выступал за договор о взаимопомощи и все еще поддерживал Литвинова как главного проводника этой политики, несмотря на то что ежегодно появлялись слухи о его отстранении [881] .
880
М. М. Литвинов — И. В. Сталину. 10 февраля 1935 г. // АФПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 113. Д. 122. Л. 43–47. Копии были отправлены В. М. Молотову, К. Е. Ворошилову, Г. К. Орджоникидзе.
881
Выдержка из протокола Политбюро № 21. 11 февраля 1935 г. // Политбюро ЦК РКП (б) — ВКП (б) и Европа. С. 319–321.
Тем временем в Париже Потемкин подтвердил большую часть того, что сообщил о лондонских консультациях Маржери. Потемкин получил информацию от Леже и хорошо осведомленный журналист Пертинакс, который работал на правую парижскую газету «Эко де Пари». Оба подтвердили, что, действительно, Лаваль встал на защиту Восточного пакта и позиций СССР. Пертинакс, который встретился с Потемкиным в советском посольстве, признался, что Лаваль ему не нравится. К нему относились как к выскочке с «достаточно сомнительным личным и политическим прошлым». Он сумел сколотить состояние, но путем не слишком праведным. Можно подумать, праведниками были британские империалисты, грабившие Африку и Азию. «Словом, в Лондоне не считают Лаваля джентльменом». Пертинакс рассказал, что он чувствовал это недостаточно почтительное отношение к нему со стороны британцев, поэтому замыкался и был напряжен на протяжении всех переговоров. И, без сомнения, когда Лаваль обрушился на своих собеседников с упреками, это была реакция на британское высокомерие и плутоватость [882] .
882
В. П. Потемкин — Н. Н. Крестинскому. 10 февраля 1935 г. // АВПРФ. Ф. 010. Оп. 10. П. 60. Д. 148. Л. 43–54.
Жорж Мандель
Задействовав все ресурсы и всех сотрудников посольства, Потемкин начал кампанию против британского плана, а также принялся лоббировать определенных политиков и журналистов. «Из представителей политических кругов я беседовал с Эррио (два раза), один — с Манделем», — докладывал Потемкин в Москву. Эррио в то время был еще министром без портфеля, а Жорж Мандель — министром связи. Эррио был для советской стороны посредник со стажем, а вот Мандель среди дипломатических контактов СССР прежде не числился. Пора читателям познакомиться и с ним. Мандель родился в 1885 году в семье еврейского портного. Его отец покинул Эльзас в 1871 году после аннексии этой территории Германией по итогам франко-прусской войны, дабы сохранить французское гражданство. Мандель почти нигде официально не учился, был самоучкой. В 21 год он стал журналистом, настоящей акулой пера, под покровительством Жоржа Клемансо, затем стал управляющим делами кабинета Клемансо, когда тот в ноябре 1917 года стал председателем Совета министров. Он заслужил репутацию продажного автора, который выполняет за Клемансо всю черную работу, в результате чего нажил себе немало врагов.
В 1919 году Мандель был впервые избран в Палату депутатов; он был политик правых взглядов. Всегда чисто выбрит, с волосами, зализанными на пробор, Мандель не слишком походил на жесткого и смелого французского политика и тем более на продажного журналиста на службе Клемансо. Он был ярый националист и терпеть не мог немцев, поэтому, когда в 1933 году Гитлер пришел к власти, он, как и другие французские консерваторы, поддержал идею франко-советского союза перед лицом более серьезной угрозы — гитлеровской Германии. Согласно сообщению французского журналиста Кериллиса Пайяру французскому поверенному в делах в Москве, осенью 1934 года многие правые французские политики решили больше не поддерживать сближение с СССР после беспорядков на площади Согласия и мобилизации французских левых. Однако это не относилось к Манделю, который впервые встретился с Потемкиным осенью 1934 года. Теперь Потемкин имел возможность пообщаться без протокола уже с двумя министрами кабинета (не считая Лаваля и Фландена, контакты с которыми были более официальными).