Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.

Кстати, насчет французов Литвинов оказался прав: по крайней мере о том же свидетельствует переписка Лаваля с Корбеном, французским послом в Лондоне. Услышав о германском заявлении 16 марта, он буквально вспыхнул, но потом успокоился и отступил. Он собщил в своей телеграмме, отправленной в Лондон и Рим (но не в Москву), что в британской ноте содержится «глубочайшее разочарование» в Париже, но высказывается «всяческое удовлетворение» Гитлеру. Лаваль отметил, что необходимо «единство действий» между Францией, Великобританией и Италией: «Любые обвинения бессмысленны». В своей телеграмме Лаваль вообще не упоминает СССР [920] . Возможно, это по Фрейду: действительно, а значил ли СССР для него вообще что-нибудь?

920

Laval to Corbin. Nos. 384–389 (and Rome). 16 March 1935; Laval to Corbin. Nos. 415–417 (and Rome), priorite absolue. 19 March 1935. DDF, 1^re, IX, 584–585, 631–632.

Потемкину оставалось лишь обращаться с Лавалем осторожно, не давить, а лишь ненавязчиво подталкивать. Идею Лаваля приехать в Москву, впервые вынесенную на обсуждение в конце февраля, Потемкин не воспринял серьезно: подождем, посмотрим, что Лаваль на самом деле задумал. Так и было: сегодня Потемкин сомневался в намерениях Лаваля, а на следующий день ему приходила мысль о том, что все-таки его удастся уговорить. Кроме того, у Лаваля были и свои проблемы. «Лаваль неоднократно жаловался мне на отношение к нему компартии и социалистов, причем давал понять, что был бы признателен нам, если бы мы оказали содействие прекращению этой кампании и даже моральной поддержке как государственного деятеля, работающего в пользу франко-советского сближения». Звучало в точности как просьба Ванситтарта Майскому помочь с лейбористами. Читатели помнят, что Лаваль собирался переизбираться в Сенат в октябре 1935 года. Если он проиграет, то — по крайней мере на какое-то время — ему придется прервать политическую деятельность. Если бы он мог рассчитывать на поддержку фронта социалистов и коммунистов, это гарантировало бы ему переизбрание и сохранение министерского поста. «Наши друзья из Единого фронта [коалиции французских Социалистической и Коммунистической партий. — М. К.] утверждают, что им ничего не стоило бы оказать Лавалю упомянутую поддержку, если бы мы признали это полезным для франко-советского сближения». Потемкин сообщал, что как раз по этому вопросу с ним приходил беседовать известный французский коммунист Жак Садуль. «Я воздержался пока от ответа, чтобы поставить вопрос перед Вами, — писал Потемкин Крестинскому. — Мое мнение таково, что проект Садуля можно было бы осуществить лишь при том условии, чтобы Лаваль или обязался честным словом осуществить Восточный пакт, или, что еще лучше, реализовал бы его раньше сенатских выборов». Читателю, вероятно, непросто представить, как этот пройдоха Лаваль всерьез кому-то что-то обещает. «Разумеется, разговоры с ним по этому поводу должны были бы вести его прежние друзья — нынешние члены Единого фронта. Нам самим нужно было бы держаться в стороне от такого соглашения. Сообщаю Вам об этом плане и прошу меня уведомить, как Вы к нему относитесь» [921] .

921

В. П. Потемкин — Н. Н. Крестинскому. 10 марта 1935 г. // АВПРФ. Ф. 010. Оп. 10. П. 60. Д. 148. Л. 78–82.

Читателю будет интересно, как на запрос Потемкина ответили Крестинский или Литвинов. К сожалению, ответ НКИД, если таковой существовал, найти не представляется возможным. То, что Потемкин не доверял Лавалю, это мягко сказано. Лаваль затянул переговоры о Восточном пакте, подумывал о компромиссах и соглашении с Германией, пытался отговорить Саймона от поездки в Москву. Он был мастер ходить извилистыми тропами, предпочитал слабые решения сильным и хотел договориться с гитлеровской Германией.

В Москве тем временем Сталин получил доклад НКИД, основанный, как было указано, «на документальном материале французского МИД». Это означало, что документ перехвачен разведкой. История была что надо. «Иден прибыл в Париж с миссией получить от Франции полномочия на то, чтобы договориться с Гитлером о возвращении Германии в Лигу Наций, а также о базе будущей конвенции по ограничению вооружений». В отчете не была указана дата проведения данной встречи, но она состоялась точно до визита Саймона в Берлин. Лаваль на просьбу Идена ответил отказом. Диалог продолжился. Иден сообщил, что Восточный пакт — плохое прикрытие для военного союза, и это подтолкнет Германию на отчаянные шаги. Суть линии Идена состояла в том, чтобы тянуть, тянуть, тянуть время и не совершать действий, которые могут спровоцировать Гитлера. Тянуть с заключением пакта о взаимопомощи с СССР, пока Германия не вернется в Лигу. От британских предложений веяло слабостью. Лаваль ответил: «Франция могла бы подождать еще несколько месяцев, но Малая Антанта и СССР требуют немедленного подписания пакта о взаимной помощи».

Требовал не только Литвинов, но и Титулеску, и Бенеш. По словам Лаваля, он уже пытался переубедить СССР, предложив вариант с конвенциями о консультациях и ненападении. Советская сторона отказалась. Лаваль сообщил Идену, что Франция может оставить идею пакта о взаимопомощи с СССР и Малой Антантой, только если будет заключен официальный англо-французский военный союз. А в Москве Иден хотел убедить советские власти повременить с заключением пакта о взаимопомощи. Правда ли это или у слишком ретивого разведчика разыгралось воображение? На этом доклад не был закончен. В Великобритании были актуальны «предстоящие выборы; стремление руководящих английских политиков идти до возможных пределов уступок для избежания войны и новая тенденция предаться политической игре на противоречиях между СССР и Германией». Высказана и такая мысль: Великобритания хочет, чтобы ее оставили в покое, пока нацистская Германия и СССР разбираются между собой. Затем следует предостережение не придавать этой мысли слишком большое значение. «Германско-советская враждебность вовсе не является неизменным фактором международной политики, на котором можно было бы базировать политику на длительный срок. Похоже даже на то, что в этой враждебности есть известный расчет и что Германия пытается вовлечь Францию в торг, при котором СССР был бы предоставлен Германии». Данная стратегия может выйти боком, если Германия и СССР придут к невыгодному для Франции соглашению. Сталин оставил помету к данному докладу: «Важно. Правдоподобно» [922] . Так или иначе, именно этот сценарий, с небольшими коррективами, и реализуется в 1939 году.

922

Иностранный отдел ГУГБ (Главного управления государственной безопасности) НКВД, получено из Парижа, на основе документальных материалов из министерства иностранных дел Франции по итогам обмена телеграммами. 25–26 марта 1935 г. // РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 188. Л. 74–78, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1935 г. URL:(дата обращения: 04.12.2023).

26 марта Лаваль позвонил Потемкину сообщить, что Совет министров одобрил ту самую поездку в Москву, которая прежде не складывалась. Это значило, по мнению Потемкина, что поездки он избежать не может, но поставил цель ограничить свое участие в переговорах общими фразами. И как можно доверять такому собеседнику!.. Франко-советское сближение Лаваль использовал как козырь: до последнего берег и боялся потерять. Конечно, у его желания посетить Москву был еще один мотив — личный, ведь необходимо было заручиться голосами левых в избирательном округе Обервилье. Потемкин писал Крестинскому: «Как известно, Единый фронт занимает в этом округе весьма значительную позицию. Лаваль собирается в паломничество в страну Советов, чтобы вернуться к этим избирателям из Советской Мекки». Он продолжал:

«Лаваль очень верит в наше всемогущество в отношении левого фронта, и ему порой кажется, что нами уже дана директива — поддерживать его кандидатуру, как человека, полезного для сближения СССР с Францией… “Вчера я был на собрании в Обервилье, — говорил он Садулю, — мне кажется, что там уже имеется пароль — не шельмовать Лаваля. Коммунисты и социалисты уже вели себя на собрании очень прилично по отношению ко мне”. Садуль говорит, что не стал уверять Лаваля в противном. Должен отметить, что с нашей стороны мы пока ни одним словом ни обнадежили Лаваля, ни разочаровали в надежде на ожидаемую им поддержку» [923] .

923

В. П. Потемкин — Н. Н. Крестинскому. 26 марта 1935 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 19. П. 164. Д. 814. Л. 143-50.

Другими словами, Потемкин пытался сказать, что козыри могут быть на руках у двоих. Литвинов явно не заинтересовался. Советское правительство собиралось заключить торговое соглашение с Германией. Иногда в отношениях СССР и Запада переговоры по экономическим вопросам давали старт политическим переговорам. Часто, обижаясь на Францию, Литвинов подумывал о том, чтобы разыграть германский козырь. Но не в этот раз. Он прислал телеграмму Потемкину с указаниями о заключении в Берлине торгового соглашения. Это, отмечал он, будет деловая сделка. Немцы обещали кредиты на лучших условиях, чем другие страны. Понятно, что «никакого политического значения сделке приписывать не следует» [924] .

924

М. М. Литвинов — В. П. Потемкину. 23 марта 1935 г. // ДВП. Т. XVIII. С. 202–203.

Надзиратель и плут

По мере того, как московский визит Идена подходил к концу, в Париже Лаваль вновь встретился с Потемкиным. Вероятно, Потемкин ощущал себя этаким гражданином Надзирателем, которому, чтобы заставить этого месье Зигзага пошевеливаться, приходилось его травить, шпынять и, в конце концов, умолять. И в итоге в конце марта Лаваль поддался — или сделал вид, что поддался. Он чувствовал давление со стороны левых и, конечно, должен был учитывать мнение избирателей Обервилье. Выборы мэра, если помните, должны были состояться в начале мая. Вероятно, Лаваль полагал, что визит Идена в Москву даст ему хоть немного передохнуть от влияния Лондона. В числе прочих стимулов были зявления Гитлера о формировании люфтваффе и возобновлении воинского призыва. Потемкин встречался с Лавалем едва ли не чаще, чем с Леже и Баржетоном. «Он [Лаваль] заявил, — сообщал Потемкин, — что не имеет еще достаточной информации о берлинских переговорах. Тем не менее, он не считает потерянной надежду привлечь Германию к участию в Восточном пакте». Вероятно, данное сообщение очень разозлило Потемкина. «Мне не стоило большого труда привести Лаваля к признанию того, что оптимизм его не обоснован и что мы подошли вплотную к вопросу о заключении франко-чешско-советского пакта взаимопомощи» Лаваль явно не это хотел слышать. Он начал отпираться, заявил, что многие в Национальной ассамблее ему противодействуют и он чувствует себя будто в осаде среди депутатов и сенаторов, предостерегающих от соглашения с СССР. Потемкин пытался загнать Лаваля в угол, но тот ловко увернулся. Снова гражданин Надзиратель не мог справиться с месье Зигзагом. Лаваль заявил, что не желал бы втягивания в войну. Вы обещали нам другое, возразил Потемкин и поинтересовался, следует ли ему доложить начальству о том, какая у Лаваля уклончивая позиция? «Лаваль завертелся, еще больше начал упрашивать меня обождать, стал развивать новые планы с участием Италии, которые якобы легче будут приняты общественным мнением Франции, больше всего боящейся военного союза с СССР». Потемкин начал терять терпение. «Я сказал, что вопрос о военном союзе не встанет, что пакт взаимопомощи был обещан нам французами за вступление в Лигу Наций, что Барту открыто заявлял союзникам о намерении правительства в случае отказа Германии заключить пакт и без нее».

Лаваль, согласно отчету Потемкина, был явно расстроен. Он пообещал запросить у Леже документы и подготовку конкретных предложений, которые обсудит с Потемкиным в ближайшие дни. Потемкин изложил в своей телеграмме, что едва он вернулся в посольство, как ему позвонил Лаваль и пригласил встретиться утром следующего дня, чтобы начать работу над предложениями в письменном виде [925] . При оглядке на события может показаться, что Потемкин немного выиграл у Лаваля, но так ли это? В тот день, возможно, удача была на стороне Потемкина, но на набережной Орсе было немало противников франко-советского соглашения. Открыто противостоял этой идее Баржетон, директор Политического департамента МИД. Мол, пакт сыграет на руку немцам и закроет возможность для изменений в германской политике. Каких таких изменений? Баржетон явно верил в сказки. Он доказывал, что любое соглашение с СССР должно носить временный характер, иначе возникнет риск заключения двустороннего пакта, «открыто направленного против Германии», который станет «постоянной основой нашей политики» [926] . Это во многом объясняет ужимки Лаваля на встрече с Потемкиным.

925

В. П. Потемкин — в НКИД. 29 марта 1935 г. // ДВП. Т. XVIII. С. 251–252.

926

Note, Directeur politique. 19 March 1935. MAE, URSS/973, 107–110.

Тем же днем, 29 марта в Москве Пайяр, вернувшись к работе, имел беседу с Марселем Розенбергом перед отбытием последнего в Женеву. Пайяр сообщил, что говорил с Лавалем — тот буквально поглощен предвыборной кампанией в Обервилье. Читатели помнят, что Лаваль обсуждал эту тему с Потемкиным, и Альфан также поднимал ее в НКИД [927] . Отказ Потемкина вмешиваться, а также «игра козырями», которую вел Садуль, заметно действовали Лавалю на нервы.

На следующее утро, 30 марта, Потемкин вновь встретился с Лавалем во французском МИД, на этот раз в присутствии Леже. Месье Зигзаг повторил, что надежда на заключение пакта о ненападении с Германией не потеряна, но переговоры могут затянуться. Потемкин отметил: «Чтобы не терять время и не допустить деморализации среди друзей Франции и рассеять сомнение в лояльности [Франции] в отношении СССР, Лаваль решил действовать». Он планировал усилить безопасность в Центральной и Восточной Европе. И на том спасибо, должно быть, подумал Потемкин. Но в чем подвох? Лаваль предлагал заключить двусторонние соглашения о взаимопомощи с Францией и Чехословакией, а в будущем, возможно, и с Италией. Также он утверждал, что франко-советское соглашение должно быть заключено в ближайшем будущем независимо от каких-либо соглашений с Германией. Это был шаг вперед, и он соответствовал требованию СССР о переговорах. Затем Лаваль вручил Потемкину черновой вариант соглашения, где в двух абзацах, в формулировках Лиги Наций, говорилось о взаимопомощи [928] . Так вот в чем подвох… Комментируя французское предложение, Потемкин указал, что проблема кроется в привязке договора о взаимопомощи к Лиге Наций. Процедуры Лиги проходят медленно, сложно, требуют единогласных решений. Были и другие вопросы: что, если в Совете Лиги не будет единогласной поддержки? Также в черновике не было положения о предоставлении немедленной помощи. Потемкин обсудил ситуацию с находившимся в Париже Титулеску. Титулеску высказал мнение, что предложение Лаваля, при всех его недостатках, будет благосклонно принято общественностью. Турецкий, греческий и югославский министры также сочли, что это шаг вперед. Потемкин также отметил, что ему нелегко было охладить тот восторженный пыл, с которым воспринял проект документа турецкий министр [929] .

927

М. И. Розенберг — М. М. Литвинову. 29 марта 1935 г. // АВПРФ. Ф. 010. Оп. 10. П. 60. Д. 148. Л. 95.

928

В. П. Потемкин — в НКИД. 30 марта 1935 г. // ДВП. Т. XVIII. С. 253–254.

929

В. П. Потемкин — в НКИД. 31 марта 1935 г. // Там же. С. 255–266.