Родные дети
Шрифт:
Поэтому в своем послесловии я и хочу рассказать всем моим читателям, как я писала эту книгу.
Все написанное в ней — правда. Все события происходили на самом деле, все, что пережили в то тяжелое время советские люди, и что мучительной болью легло на миллионы детей. Как писатель я, конечно, формировала все узнанное, услышанное в сюжеты отдельных глав, из которых составлена книга, а часто сама жизнь подсказывала такой сюжет. Иногда на правах писателя — ведь книга не фотография! — соединяла образы отдельных людей в один, но все факты, которые я привожу, происходили в действительности. Да и зачем было выдумывать, когда жизнь показала нам всем, сколько страшного принесла война, и в то же время проявила столько благородного, прекрасного в душе и порыве советского народа.
Чье сердце не содрогалось, слушая о блокаде
Не удивительно, что после победы весь советский народ с Коммунистической партией во главе взялся с первых дней за восстановление всего, что связано с детьми — школ, детдомов, ясель, детских больниц.
Мне, как депутату Киевского горсовета, поручили осмотреть детдома для детей фронтовиков. И вот в одном из них произошла встреча, которая повернула мою жизнь.
Я пришла туда, не зная, что ребята уехали на дачу, а в этот дом только что привезли детей, освобожденных Советской Армией из фашистских концлагерей.
Мне еще в юности приходилось быть близкой с детдомами. В шестнадцать лет я была воспитательницей в дошкольном детском доме, потом я решила, что необходимо быть на передовом тогда педагогическом фронте, и принимала горячее участие в борьбе с беспризорностью, в работе коллекторов и комиссии по делам несовершеннолетних, даже принимала участие в ночных облавах по ночлежкам, вокзалам. Училась я тогда в Харьковском институте народного образования и «изменила» дошкольникам — перешла на отделение социально-правовой охраны несовершеннолетних, поехала работать в колонию имени Горького. Знала я также еще дореволюционные приюты для детей. В одном из таких приютов, в Полтавском «Доме трудолюбия», была учительницей моя мама, потом горячий организатор трудовой школы. В голодные годы конца 20-х начала 30-х годов на Украине я ездила по селам оказывать помощь в организации детских яслей, столовых. Казалось — насмотрелась достаточно, но то, что я увидела в тот день в детдоме, куда привезли детей, ни с чем нельзя было сравнить.
Это были не дети, а призраки. Ручки, обтянутые желтой шкурой, будто куриные косточки, с трудом двигались, и на этих ручках были выжжены номера, мутные глаза на бледных, прозрачных личиках будто смотрели, но не видели; синие губы, которые не умели смеяться. Они все сидели в одинаковых, каких-то угнетенных позах, словно боялись пошевелиться. Весь персонал детдома — заведующая, воспитатели, технические работники, доктор — все мы сдерживались, чтобы не разрыдаться. Одна из техничек призналась потом, что она с трудом купала их,— невозможно было смотреть на эти тельца. Тут были девочки и мальчики от трех до двенадцати лет. Их спасли наши воины, когда детей собирались подорвать убегающие фашисты.
Детей отмыли, подкормили и отправили на дачу в один из пионерских лагерей под Киевом. А за это время подготовили им «свой дом» на Осеевской, 13, детдом № 13.
Им надо было вернуть детство, этим детям, чьих отцов убили на фронте, в партизанских отрядах, расстреляли или замучили в плену. Их матерей, разлучив с ними, отправили в газовые камеры, откуда никто не вернулся. А сколько погибло детей!
Но надо было думать, заботиться о тех, которые спасены.
Весь персонал детдома окружил их лаской, вниманием. После маленькой газетной заметки о судьбе этих детей, масса писем полетела в детский дом. Сколько заботы, помощи проявляли и близкие, и далекие люди. Это был душевный порыв нашего народа.
На моих глазах дети росли, начали учиться в школе, отходили от всего того ужаса, который пришлось им пережить. Они хорошели. Заведующая, воспитатели радовались, когда они уже шумели, баловались, играли, как все дети, но это было не сразу, не скоро, со временем. Их ни о чем не расспрашивали, с помощью старших детей осторожно старались установить фамилии, возраст, навести справки о родных. Дети понемногу стали рассказывать, кто что помнил, ведь многие были совсем маленькими, когда их оторвали от матерей и возили из лагеря в лагерь. Старшие помнили и отцов-партизан. Большинство детей было из Белоруссии, даже односельчан.
У меня завязались близкие отношения и с детьми, и с персоналом, я не была там «гостьей». Уже по какой-то традиции установилось, что девочки
веселой гурьбой провожали меня до остановки автобуса и с каждой из них обязательно целовалась на прощание. Младшие, «малышата», любили, когда я заходила к ним в спальню перед сном и рассказывала что-нибудь смешное или заезжала на несколько минут утром. Дети делились со мной своими первыми радостями, которые начали чувствовать в уютном, хотя и не очень богатом доме на Осеевской улице. Делились своими первыми успехами в школе. Они ходили в школу поблизости, завели там друзей, которые приходили к ним в гости.Иногда находились у кого-то родные — этому помогла переписка, пресса, радио. Тогда звонили и мне, чтобы я скорее приехала разделить с ними радость.
Я уже не могла ограничиться только этим детдомом. Где бы я не была, куда бы не ездила — в командировку, с выступлениями, в другой город, село, я старалась познакомиться с детскими учреждениями, побывать в яслях. Особенно запомнился мне Львов. Там после войны работала главным педиатром области моя ближайшая подруга со студенческих лет Евгения Алексеевна Мухина-Залужная. Она водила меня во Львове по яслям, детдомам, детским больницам, много рассказывала о своей работе по Охматдету. Евгения Алексеевна познакомила меня с бывшей заведующей яслей «Малютка Езус» при немцах, которая поведала мне страшную историю этих ясель во время оккупации — эта история вошла полностью в мою книгу. А сколько других ужасающих историй рассказывали мне повсюду! И что меня особенно поражало — ведь только кончилась война, на руинах очутились тысячи людей, но какой-то невероятный сердечный порыв проявлялся всюду. Это — ответственность народа перед детьми-сиротами. В разных городах возникали большие очереди на усыновление малышей-сироток. Эпизоды усыновления, описанные в моей книге, абсолютно все имели место в жизни, а после первого издания повести «Родные дети» ко мне стали обращаться с просьбой помочь «без очереди» взять малыша. И не раз я писала во Львов: «Женечка! Просят девочку. Подбери светленькую, чтобы хоть немного была похожа на родителей», или: «Женечка! Просят черненького мальчика...» Но сколько было случаев, когда брали не разглядывая — беленький или черненький, просто с материнским глубоким чувством забирали и усыновляли самых слабеньких. Как умело, тактично устраивала Женя и персонал деткомбината «знакомство» с найденными «папой и мамой»!
Я очень счастлива, когда теперь встречаю родителей, которые сообщают мне, как растет, как учится «ваша внучка».
Не могу не вспомнить один эпизод, опять же во время моей поездки в Канаду. Меня поразило откровенное, непосредственное признание одной женщины из семьи эмигрантов-украинцев: «Очень сначала бедствовали, вот только во время войны подработали, ожили немного». Мы шли на встречу с земляками. И я вдруг изменила тему своего выступления. Я рассказала не о детской литературе, как было намечено, а о моих «родных детях», о том, что принесла война нашим детям, о фашистских лагерях, в которых мучились и погибали тысячи оторванных от матерей малюток, об их освобождении, о их жизни теперь, о заботе о них всего советского народа. Трудно передать то волнение, те слезы, вызванные моим рассказом в зале.
Дети дома на Осеевской, 13 всегда были довольны, когда я им читала еще неопубликованные свои произведения, особенно главы из «Родных детей». (Я им читала главы, не касающиеся их.) И когда после выхода книги нас стали приглашать в разные школы, училища, мои девочки с гордостью говорили: «Оксана Дмитриевна нам всегда первым читает свои произведения». А книгу «Родные дети» хотел иметь каждый детдомовец, они и теперь говорят: «Ведь это книга о нашем детстве». Очень удачно проиллюстрировал книгу художник А. Резниченко.
Свой «первый» пятидесятилетний юбилей я решила устроить у «родных детей» в доме № 13 на Осеевской. Директор детдома Вера Арсентьевна Семенова, которая и сейчас связана со всеми бывшими воспитанниками, завпед София Мироновна, пылкая юная пионервожатая Оля Бачинская, все-все ребята, которые уже учились в техникумах, медучилищах, «малышата», которые уже подросли, и другие ребята, поступившие позже в детдом, — все включились в подготовку праздника. Да и друзья-писатели говорили, что такого необыкновенного веселого юбилея не было ни у кого! Никакой официальщины. Я пригласила только детских писателей, художников, весь журнал «Барвинок», персонал детдома.