Родные дети

— Кто? Когда? — возмутился младший офицер. — Они у вас тут за семью замками, к ним никому и не добраться. Не дом для детей-сирот, а тюрьма для опасных рецидивистов.

— Спокойно, — сказал седой. — Для нас ясно, это советские дети, даже больше — мы знаем, что их разыскивают матери, — обратился седой к начальнику и его приближенным. — У нас есть письма от их матерей.

— А фамилии, их фамилии? — завизжала фрау Фогель. — Спросите их фамилии.

— Какая твоя фамилия, Лидочка? — снова спросил младший.

Но что могла сказать Лида?

— Я не знаю... — сказала она, покраснев и наклонив голову.

— Я не знаю, — повторил и Ясик.

— А тебе ничего не говорит такая фамилия — Климкович?

— Нет... не помню...

— А как зовут твою маму, Ясик?

— Не знаю. Моя мама умерла, я не видел ее, — сказал мальчик так, как учили его все эти годы.

— Видите, видите, — торжествовала фрау Фогель, — они не могут этого помнить, потому что этого никогда не было. А о том, что ее зовут Лидой, а его Ясиком, — им кто-то наплел. Идите, детки, спокойно, вас от нас никто не заберет. Мы не отдадим.

И дети вышли из кабинета еще опечаленней, еще напуганней, чем вошли туда.

А Юриса с Грегором забрали с собой трое советских военных. И Юрис успел сказать по секрету детям:

— Я и не знал — а я Юрко, а Грегор — Грицко, и у нас есть мамы в Советском Союзе, и мы туда поедем.

— Там страшно, в Советском Союзе, — сказал Петер.

— Враки! — внезапно осмелел Юра. — Если там мама, мне уже не страшно. А эти офицеры — разве они страшные? Мне здесь страшно.

И они уехали, став сразу веселыми и счастливыми. Их дело тянулось уже больше года — только они об этом не знали, и лишь сейчас, наконец, удалось вырвать их из когтей «добрых» англо-американских воспитателей.

А Лида и Ясик стояли расстроенные, подавленные. Вот уже и затих шум машин... А они все еще стояли молча, словно окаменели.

— Так вы из Советского Союза — Лида и Ясик? — внезапно услышали они голос, которого страшились больше всего на свете.

Перед ними стоял сам директор сиротского дома.

— В карцер! — рявкнул он вдруг. — Там они быстро забудут эти сказочки. На хлеб и воду.

Но нет, они не забыли,— они теперь уже твердо знали, откуда они.

Из карцера их выпустили через три дня.

— Мы тоже из Советского Союза. Мы тоже уедем. Я и Ясик, — сказала упрямо Лида ровесницам-девочкам.

— А я? — спросила маленькая Ирма.

— Ты же немка. Ты у себя дома, — сказал кто-то из старших девочек. — А они нет. А может, и мы не немцы, только не знаем этого.

Ирма печально опустила головку.

— А помнишь, — сказала Лида Ясику. — Грегора и Юриса тоже сначала вызывали, давно это было, еще зимой, а вот забрали их только сейчас. Может, эти трое еще приедут и заберут нас. Они не поверили ни фрау Фогель, ни мистеру Годлею. Они не забудут о нас. Они еще приедут.

И эта мечта, эта уверенность давала силы этим маленьким, забитым, запуганным созданиям.

Конечно, те трое не забыли. Полковник Навроцкий, капитан Александр Васильевич и лейтенант-переводчик, которого звали просто Вася, так как он был совсем молодой, были твердо убеждены: да, это и есть те самые Ясик Климкович и советская девочка Лида, фамилию которой пока не удалось установить. Но это советские дети. Их нужно вырвать из-за этих решеток.

— И кто же воспитывает их! — возмущался Александр Васильевич. — Закоренелый фашист Хопперт, предательница Фогель, смесь немецкой фашистки и украинской националистки — ведь муж у нее украинский националист. Такая мерзкая смесь! Эта ужасная американка и почти диккенсовский тип Годлея. Как доказать миру, что эти преступники не имеют права даже дотронуться к детям, не то что решать их судьбу. Надо немедленно связаться с высшей властью англо-американской зоны.

Валентина Дмитриевна была в курсе всех дел. Она только не могла понять, как это может быть — преступников выявили, детей нашли — почему не закончить это дело? Точно так же не мог примириться ни с какими проволочками молодой и горячий Вася.

— Надо поскорее поехать туда снова, в это змеиное гнездо. Вы только представьте себе, что они могут сделать с этими детьми, нашими детьми. И я уверен, что не только у Лиды и Ясика — у половины из них совсем другая национальность, а не та, которая значится в списках. И у большей половины есть родители, которые ищут их, ждут, страдают.

Нет, о них никто не забывал. Не забывали об этих детях ни в Москве, ни в Киеве, ни в Минске. Советские женщины печатали в газетах и передавали по радио письма, обращенные к английским и американским женщинам-матерям: «Помогите вернуть наших детей». И Лина Павловна, и Галина Алексеевна писали Кате: «Скажи осторожно Оле Климкович — Ясика, кажется, нашли, но еще не вырвали оттуда. С ним какая-то наша девочка Лида, но фамилию ее установить не так просто. Делом этим лично занимается полковник Навроцкий. Пускай немедленно Оля напишет заявление, заверит и пришлет ему. Образцы посылаем».

Кажется, у полковника Навроцкого уже были все необходимые доказательства по поводу Ясика.

— Сегодня мы наверняка привезем его, — сказал Александр Васильевич взволнованной Валентине Дмитриевне, которая снова провожала их, держа на руках полненькую веселую Валюшку.

— Прямо сюда. Прямиком к нам, — говорила она мужу, — я обед приготовлю, пирог спеку. Деточка моя родная, сколько мучается без отца-матери у этих зверей. Может, и девочку удастся вырвать оттуда. Вася, — обратилась она к молодому офицеру, — ты бы взял и выкрал ее, что ли, вместе с Грицком, — она показала на шофера.

— Ну и женщины, — покачал головой полковник. — И что ты такое говоришь, Валентина.

Они уехали, а Валентина Дмитриевна принялась хозяйничать. Действительно, все должно быть приготовлено как следует. Днем с Валюшкой она пошла в магазин, купила хороший костюм для мальчика, белье, игрушки. «Как счастлива будет мать, наконец» — думала она. К вечеру все было готово. Обед, пирог с буквой «Я», цветы, костюм, большой мяч, точно такой же, как и у Валюшки, и даже лошадка с пушистым хвостом и гривой. Какой мальчик сможет устоять перед такой лошадью?

Ждать больше не было сил. Позвонила знакомой — жене Александра Васильевича.

— Приходите, вместе будем ждать. Все у нас и пообедаем. Ведь такая радость! Еще одного ребеночка родного вытащили.

Сидели, потихоньку разговаривая. Уже и Валюшку отправили спать.

Вот наконец гудок машины. Валентина Дмитриевна с приятельницей выбежали на крыльцо. Из машины вышли полковник, Александр Васильевич и Вася. Больше никого.

— Где же мальчик? — испуганно спросила Валентина Дмитриевна.