Родословная ашкенази

Да, мне здорово, необыкновенно повезло – до своих почтенных 75 лет я был дорогим любимым сыночком, рядом со мной находился самый близкий на свете человек, моя мама. Вот такое счастье подарила мне судьба.

Моя мама, Элеонора (Лора) Давидовна Разумова родилась 17 августа 1912 года в Одессе. В 1915 году вместе с родителями переехала в Петроград, прежнее царско-немецкое название которого Санкт Петербург к тому времени уже перестало звучать из-за войны с Германией.

На вопросы о революции она отвечала, что помнит только один эпизод, связанный с прохождением мимо их дома неровной колонны вооруженных длинными винтовками солдат и матросов. Она стояла в толпе любопытных, держала за руку свою няню-бонну и звонко кричала вместе со всеми: «Да здравствует матушка Россия и батюшка царь!»

Гражданская война застала маму в Одессе, куда после революции ее отправили жить и учиться из неспокойной российской столицы. А в 1923 году после смерти одесских бабушки с дедушкой окружным путем по разным украинским и южнороссийским железным дорогам она в сопровождении мамы вернулась в Петроград. Потом те же центобежные силы, что и моего отца, перенесли в 1927 году семью Разумовых в бурно разраставшуюся Москву. Там мама окончила среднюю (называвшуюся II-ой ступени) школу и поступила в «Автогенно-сварочный техникум».

С этим средним профессиональным учебным заведением ей не очень-то повезло в том смысле, что буквально на следующий год после получения ею диплома техника по сварке металлов этот техникум стал факультетом Московского высшего технического училища (знаменитого МВТУ им. Баумана). Позже, чтобы все-таки получить высшее образование мама ((Рис. 12) поступила на заочное отделение физико-математического факультета Педагогического института им. Ленина. Сделала она это вопреки возражениям папы, считавшим, что женщине уместнее варить мясные щи, чем сваривать листы рулонной стали.

Моя мама вообще любила учиться. В конце 40-х годов, работая в НИС, (Научно-исследовательском секторе) Бауманки она даже поступила в заочную аспирантуру и готовилась сдавать так называемый кандидатский минимум – обязательные экзамены по марксизму-ленинизму, языку и специальности.

Но, увы, ни сдать экзамены, ни сделать диссертацию ей время не позволило – в 1948 в Бауманском институте, как и повсюду в СССР, началась свирепая борьба с «безродными космополитами». Мама, работавшая тогда всего лишь младшим научным сотрудником, стала приходить со службы бледная взволнованная. «Сегодня ушли Фридлянда», – говорила она, а через неделю сообщала: «Ярхо тоже пришлось уволиться». Вскоре и ее «освободили по собственному желанию», после чего она вынуждена была пойти работать в какую-то строительно-монтажную контору.

Рис. 12. Лора, портрет. «Электрофотография № 3», Москва, Преображенская площадь, 1930 год.

Но и там ее тяга к науке не угасала, и она занялась разработкой тогда еще совсем передовых неразрушающих методов проверки качества сварных швов с применением ультразвуковых и радиоизотопных приборов.

Мама была увлекающейся, восторженной натурой (Рис. 13). «Ах, какие красивые облака», – восклицала она. Или радовалась уличным деревьям: – «Какой, роскошный, какой огромный кедр!» Она всем интересовалась, покупала годовые абонименты на классическую музыку в Консерваторию, посещала новые художественные выставки, ходила на прогоны-репетиции в театры. Очень любила путешествовать, ездила по туристическим путевкам в Чехословакию, Югославию, а после обрушения железного занавеса – в Италию, Израиль, на Кипр.

Рис. 13. Лора, фотоснимок, 1960 год.

Важной чертой маминого характера, увы, мне не передавшейся, была смелость принятия серьезных жизненных решений. Например, уже в достаточно солидном пенсионном возрасте она нашла в себе храбрость перейти со старой работы на новую в только что созданное учреждение. Многие значительно более молодые ее сослуживцы удивились и позавидовали такой ее решительности. И позже тоже без всяких колебаний она бросила привычный московский быт, своих родных, подруг, знакомых и смело нырнула вместе со мной в чужую, трудную для привыкания американскую жизнь. А ведь ей было уже далеко за 80.

Не пренебрегала мама и спортом, регулярно ходила плавать, в том числе, и зимой в открытый бассейн «Москва» на Волхонке. Кроме этого, в течении 40 лет каждую неделю она ездила на метро в Дом Ученых, где занималась групповой оздоровительной гимнастикой. К сожалению, никаких других видов физкультурной активности для простых смертных немолодого возраста тогда в СССР не существовало.

Зимой 1995 года в гололед, возвращаясь после плавания в бассейне, мама поскользнулась около нашего дома на обледеневшем бордюре тротуара и сломала бедро. В больнице ее заковали в гипс и предложили 2 варианта выхода из положения. Первый заключался в необходимости несколько месяцев (а в ее возрасте до полугода) лежать почти неподвижно с поднятой ногой до тех пор, пока кости сами не срастутся. Второй – непростая болезненная операция с установкой на бедре довольно большой металлической пластины. Конечно, моя храбрая мама без долгих раздумий выбрала второй вариант.

Женская судьба ее не очень-то баловала. С моим отцом они жили трудно, часто ссорились, папа не всегда умел сдерживать свои эмоции, раздражался, взрывался по всяким пустякам, а мама очень нервничала и плакала. Когда мне стукнуло 16, они развелись, суд выделил папе отдельную жировку – так называлась бумага, дававшая право на определенное количество квадратных метров жилья. Комнату, где мы жили втроем, разделили шкафом и буфетом на 2 половины, но отец в своей части долго не жил и вскоре уехал к второй своей жене.

Мама вышла замуж за Тихона Павловича Кузнецова, лабораторного механика, который работал так же, как она, в НИС, Бауманского института. В противоположность моему отцу он по характеру был человеком спокойным невозмутимым и в меру юморным. Раньше он жил с женой и дочерью в подмосковной Перловке в им же построенном доме. К времени знакомства с моей мамой ТП, как мы его про себя звали (для мамы он был Тима), ушел от скандалистки жены, запустившей в него горячим утюгом, и ночевал на работе в маленькой безоконной фотолаборатории.

ТП был мастером на все руки. Он мог починить телевизор, сыграть на аккордионе, сменить трансмиссию у Москвича, наладить зубоврачебную бормашину. Последним, кстати, он неплохо подрабатывал в дополнение к своей основной работе. К концу жизни у него развилась тяжелая форма диабета, и летом 1980 года он неожиданно умер, сидя в очереди на приеме к врачу в районной поликлинике.

После Тихона Павловича, прожившего с нами почти 30 лет, мама больше замуж не выходила, хотя и был у нее сначала многолетний друг Аркадий Борисович Рубинов, а после его смерти Иосиф Моисеевич Мандельбойм. Оба они были по характеру людьми легкими, незлобивыми, отходчивыми.

Оказавшись в свои 85 лет в эмиграции, мама вовсе не растерялась, не повесила нос, а продолжала свой прежний активный образ жизни. Так же, как в Москве, она ездила в плавательный бассейн, занималась в группе гимнастики. С первого же дня стала учиться в классах High School английскому языку, причем учительница неоднократно хвалила ее за старательность и успехи. Несколько лет она посещала лосанджелесский Центр здоровья для пожилых (или «дедский сад», как в шутку называли такие заведения). Она и там продолжала заниматься физкультурой и учить английский, участвовала в разных культурных мероприятиях – читала стихи, танцевала.