Рок меж строк

Билл, естественно, раздул вокруг этого дела страшную шумиху, и это вызвало очередной всплеск продаж моих альбомов, но нам на это было плевать.

– Как ты, милая?

– Все в порядке.

– Скоро приедем в отель, и можно будет отдохнуть.

– Я не так уж и устала.

А вот я устал и довольно сильно. Конечно, жизнь рядом со слепым человеком далеко не проста, но сборы этого человека на полугодовое турне – это по всем меркам занятие нестандартное. Я и сам слабо себе представлял, что же может в этом турне потребоваться из вещей, поэтому Билл долго вопил насчет меня, что я барахольщик, и единственное, что может потребоваться в современном мире человеку в любой стране – это не чемоданы со шмотками, а кредитная карточка. Лучше – платиновая.

Перегородка между водителем и салоном опустилась.

– Мистер Ривз, справа от вас лежит конверт. Вас очень просят ознакомиться с его содержимым, и ответить согласием.

Я с интересом уставился на конверт, вскрыл его, и извлек приглашение на театральную премьеру с последующим банкетом. Когда я дошел до подписи – то рассмеялся.

– Что там такое? – поинтересовалась Энни.

Игнорируя жадные глаза Билла, я ответил.

– Помнишь, кто подписывает все письма фразой: «Желаю не сдохнуть от скуки»?

– Александер.

– Именно. Он приглашает нас в театр на премьеру, с последующим банкетом.

– Нас?

– Да. Тебя и меня.

Глаза Билла разочаровано потухли.

– Почему нет… Когда?

– Сегодня вечером.

– А почему в театр?

– Он теперь его владелец. И, насколько я слышал, у него собирается там довольно… богатая публика.

– Буду рада с ним снова пообщаться.

Я кивнул и задумался.

Александер был французом по происхождению, и по мышлению, но большую часть жизни он прожил в Англии. Это был еще один человек искусства, которому тоже повезло пробиться в жизни, хотя и не так как мне. Его успех скрывался в том, что белоснежные кудри, украшавшие его голову, и в большей степени напоминавшие пух, попались на глаза довольно обеспеченной особе, которая потратила много сил и средств на то, чтобы он стал ее мужем.

Я был знаком с этим очаровательным безобразием вот уже на протяжении более десяти лет, и всегда с улыбкой вспоминал его веселые выходки.

Единственным человеком, над которым он не подшучивал никогда – была Энни. К ней он всегда относился с большим уважением, и когда я познакомил их, его первой фразой в мой адрес стало – «Боже мой, mon ami, ты даже сам вряд ли понимаешь, какое чудо ты ухитрился заполучить. И если, не дай Бог, ты обидишь эту petite, то я сам тебя поколочу».

В отличие от меня, его страстью был театр, хотя актер из него был не бог весть какой, но он прекрасно чувствовал игру, и, как результат, стал неплохим режиссером.

Критики сходили с ума при каждой его очередной постановке, причем в основном из-за того, что мысли этого тридцатилетнего человека были присущи в большей степени пятнадцатилетнему сорванцу. Каждый спектакль был нацелен только на одно – максимально шокировать публику, и в ход шло все, что угодно. К примеру, когда он ставил «Сон в летнюю ночь», актеры, спустя три минуты на сцене, перебрались в зал, используя ошарашенных зрителей как декорации.

Его супруга была, по меньшей мере, лет на пять старше его, но рядом с ним вела себя в той же неповторимой манере, стремясь все свести к игре, наполненной юмором и шутками над всеми присутствующими.

Рядом с ним всегда царила жизнь, и видит Бог, для того, чтобы вновь начать писать песни – мне было необходимо провести какое-то время рядом с ним.

Глава 3

Я никогда не считал себя ценителем театра, да и Энни этим тоже не могла похвастать, в силу обстоятельств, но на эту постановку мы пошли вместе и при полном параде. Единственным отступлением от правил осталась моя бандана, которая перехватывала мои волосы на лбу. С ней – меня не мог заставить расстаться никто.

Александер встретил нас около здания театра, и с радостью пожал мне руку, чмокнув мою невесту в щеку.

– Mes amis, как же я рад вас видеть… Сегодня вас ждет такое, о чем вы будете вспоминать еще долго. Не зря же я посадил critiques dans la premi`ere range… Это будет что-то.

– Александер, будь добр, говори по-английски, а то я несколько отвык от твоей манеры общаться.

– Pourquoi ne pas... Только давайте после премьеры. Мы же поговорим на банкете, друзья мои?

– Конечно, – ответила Энни – уж это-то мы не пропустим.

– Ах, Annabel, как же мне не хватало все это время votre voix merveilleuse…

– Поосторожней… Рядом со мной мой жених.

– Неужели вы наконец-то решились? А что касается того, что я говорю… Le Francais ne peut pas dire quelques compliments dame.

Он заговорщицки подмигнул мне.

– Ты все-таки не упустил ее. И, `a votre bonheur, не обидел. Ладно, увидимся на банкете.

Он скрылся из виду, на ходу раскланиваясь с прочими приглашенными.

Честно говоря, зная Александера, я опасался, что его постановка «Призрака Оперы» может перехлестнуть через край, и поплатятся не только посаженные в первый ряд критики, но и остальные приглашенные, но в одном ему было не отказать. Любая его постановка была на порядок интереснее аналогов, а уж подбор актеров он проводил так, что даже самые суровые критики к этому не придирались никогда.

Пройдя на свои места, мы устроились поудобнее, и Энни попросила:

– Ты не мог бы мне рассказывать то, что будет происходить? Голоса я услышу, а вот остальное…

– Конечно, милая. Чуть ли не синхронно.

Постановка явно отличалась от любой классической версии. За основу, была явно взята Уэбберовская версия, начинающаяся с распродажи имущества Оперы, и даже здесь Александер ухитрился устроить настоящий аукцион среди зрителей. Когда же началось само действие, народ замер в восхищении.

Сколько бы он не платил своим актерам, но этого было явно недостаточно. Решив в этот раз сыграть на максимальном реализме, он добился того, что актеры не играли, они жили событиями на сцене. Это относилось ко всему, и к изумительным костюмам, которые были приведены в полное соответствие с эпохой, и к манере говорить, что, впрочем, воспринималось настолько естественно, что казалось, будто актеры жили в то время.

Если честно, то я бы не удивился и тому, что Александер потребовал бы от своих актеров сменить имена на Кристин Дааэ и Рауль Шаньи, но главным моментом постановки стало падение маски Призрака.

Зал в отвращении отвернулся от изуродованного лица, представшего перед ними.

Сцена с пытками Рауля выглядела настолько натурально, что многие начали гневно возмущаться, и когда Призрак подтащил его к краю сцены, бутафорская, ну, по крайней мере, я на это надеялся, кровь полетела прямиком на сидящих в первом ряду критиков…

В этот момент, я увидел…

Это было невероятно. Воздух истончился и звенел, Человек в маске держал истерзанного противника и смеялся в голос. Раны были настоящими, как настоящей была и кровь, струящаяся из них. Небрежным движением, свернув ему шею, человек в маске отшвырнул безжизненное тело и…