Рок меж строк
Шрифт:
Решив выйти, я захлопал себя по карманам в поисках наличных, и, вытащив кошелек, увидел лежащую в нем визитку.
Джеймс Ленстром.
Чем черт не шутит, подумал я, и ткнул визиткой в окошко водителя.
– Можете меня туда отвезти?
– Конечно.
Таксист оказался настоящим ассом, который знал город как свои пять пальцев. Спустя полчаса кружения по таким улочкам, которые вызывали сомнения в том, что они нанесены на карту города, он выехал на трассу, и мы довольно быстро долетели до небольшого особняка, стоявшего на самом краю городской черты.
Расплатившись с ним, я вышел и подошел к воротам.
Уличная
– Представьтесь, пожалуйста.
– Уолтер Ривз. К господину Ленстрому.
– Входите.
Идеально ухоженный сад, как будто сошедший с картинки. Особняк, сошедший с обложки журнала. Безукоризненно ровная дорожка.
Кусочек порядка, в полном хаоса мире.
Я прошел к входу, и был встречен самим Ленстромом.
– Добрый вечер, господин Ривз.
– Уолтер. Можно даже Уолт.
– Тогда, будьте добры, зовите меня Джеймсом. Вижу, что вы все-таки надумали.
– Да.
– Ну что же… Не скажу, что я удивлен. В конце концов, человеку, чтобы творить, нужны впечатления. Чем больше сумма впечатлений, чем обширнее база вашей фантазии, тем лучше у вас все будет получаться. Постараемся разжечь в вас жажду творчества. Идите за мной.
Мы вошли в дом. Первый этаж был просто образцом того, о чем мечтают американцы – идеально чистый, широкие коридоры, по стенам развешены картины и стоят доспехи с алебардами.
Видя мою кислую мину, Ленстром рассмеялся.
– Эта часть дома – для обычных визитеров. Если честно, то я сам ее терпеть не могу. Так и хочется что-нибудь уронить или плюнуть. Нам сюда.
Он направился к двери, за которой скрывался лифт. Спустившись под землю, мы вышли в огромную залу, в которой при нашем появлении стал загораться свет.
Я присвистнул. Судя по тому, что я видел, зала была больше чем две трети мили в длину, и примерно треть мили в ширину.
– Впечатляет? – поинтересовался он.
– Не то слово.
Практически все пространство было занято постаментами. Некоторые были пусты, на других красовались экспонаты, а третьи были накрыты колпаками, которые обеспечивали необходимую среду.
– Прошу… Наслаждайтесь. Если будут какие-то вопросы – я с радостью на них отвечу.
– А вы не думали выставлять свою коллекцию? – поинтересовался я, начиная осмотр.
– Нет. Я не собираюсь ее выставлять. Помните, я говорил, что одна из моих гитар давно тоскует по рукам, которые могли бы на ней сыграть? Каждый предмет в этой зале ждет своего человека.
– И когда такой человек появляется…
– Все зависит от разных вещей. Некоторым – я просто даю воспользоваться экспонатами. Терпеть не могу, когда они просто стоят без дела. Другим – отдаю экспонат насовсем. С третьими – меняюсь на что-то, принадлежащее им. И вещи попадают в нужные руки, и люди довольны, и коллекцию приходится обновлять. Считайте это моим чудачеством.
Я увидел стойку с гитарами, и подошел к ней.
– Можно?
– Будьте моим гостем.
Аккуратно взяв одну из них, я провел пальцем по струнам. Такого звучания мне слышать не доводилось. В нем была совершенно невообразимая глубина.
– Невероятно…
– Я же говорил вам, все предметы уникальны. Даже эти гитары – они единственные в своем роде. Попробуйте вот эту. Покойный господин Меркьюри так и не успел ее выкупить.
Казалось,
что звук рождался сам. Он подползал со всех сторон и собирался в гитару для того, чтобы быть выплеснутым наружу с каждым прикосновением к струне.– Волшебно…
– Боюсь, что никакого волшебства тут нет. Но работа великолепного мастера – присутствует.
Не выдержав, я подстроил гитару под свой голос и запел ту песню, которую совсем недавно записывал в студии. Звук рождался потрясающий. Он тянул мой голос к таким высотам, о которых нельзя было даже и подозревать, и я, наконец, услышал то звучание, к которому стремился.
Внутри меня все всколыхнулось, и вслед за этой песней последовала другая, затем третья…
Мой единственный слушатель стоял как изваяние, и слушал, не вмешиваясь, не издавая ни звука. Он понимал, что я делаю, и я видел, как мои песни находят в нем долгожданный отклик.
– Belissimo, - провозгласил он, когда я ухитрился отыграть половину альбома, и решил дать отдых горлу.
– Спасибо.
– Нет, это было великолепно. Вы вновь нашли себя. Точнее – недостающую часть себя. Она настолько же единое целое с вами, как и ваш талант. Я не вправе забрать ее у вас, но… Может быть, вы сможете дать мне взамен нечто, не менее уникальное? Я не попрошу у вас мастер-диск, понимаю, что вы связаны контрактом, но то, что я попрошу – вы никогда и никому не давали.
– Что же?
– Ваши автографы на всех альбомах. С условием, что вы больше не будете давать автографы никому.
– Всего-то? Вы хотите мои автографы за нее?
– Да.
– Почему нет. Это конечно невероятная просьба, но… Я согласен.
Он улыбнулся.
– И я надеюсь получать все ваши следующие альбомы с такими же автографами.
Я рассмеялся.
– Это можно устроить.
– Я распоряжусь, чтобы вам подготовили ее футляр, как только мы поднимемся. Идемте, мой дорогой Уолтер.
Мы направились к лифту, и тут мой взгляд зацепился за один из постаментов в глубине зала.
– Что это, Джеймс?
– Что именно?
Я подвел его к заинтересовавшей меня вещице.
– Вот это.
Он усмехнулся.
– Это, друг мой, самый редкий экземпляр в моей коллекции.
– Редкий? Вы же говорили, что собираете уникальные вещи. Единственные экземпляры.
– Это исключение, которое не является таковым.
– Извините?
Я зачарованно смотрел на тончайшую янтарную пластинку, длиной чуть больше сигаретной пачки, внутри которой струился узор напоминающий…
Что бы он ни напоминал, но мной он воспринимался как безликая фигура в капюшоне, протягивающая вперед костлявую руку смерти.
– Это – Высший Аркан.
– Что?
Джеймс неторопливо огладил подбородок.
– Вы знаете, что такое Таро?
– Только в общих чертах. Гадальные карты?
– В обычных условиях – да. Но не в этом случае. В любой колоде Таро есть набор карт, который состоит из младших карт, наподобие кубков и пентаклей, и высших арканов, таких как Башня или Маг. Но все они меркнут перед этим Высшим Арканом. Мне он достался совершенно случайно, был обнаружен при раскопках в Африке, которые я спонсировал, и, откровенно говоря, я потратил двенадцать лет своей жизни на то, чтобы понять, что же именно попало мне в руки. Двенадцать лет, около полусотни сотрудников, которые сошли с ума пытаясь узнать его историю, и то, к чему он принадлежит.