Рокоссовский: терновый венец славы

– Здравствуйте, Константин Константинович, - навстречу ему вышел из-за стола Тимошенко.

– Здравия желаю, Семен Константинович, - весело улыбаясь, произнес Рокоссовский.

– Прошу, - кивнул Тимошенко и занял место в кожаном кресле.

– Спасибо, - Рокоссовский сел напротив.

– Вижу, военная косточка еще сохранилась.

– Со стороны виднее.

– Тяжело было?

– Бывало всяко, - ответил Рокоссовский, давая понять, что у него нет желания вести разговор на затронутую тему.
– Соскучился по настоящей работе. У меня уже давно руки чешутся.

– Без работы не останетесь, - сказал Тимошенко, затем взял указку и подошел к висевшей на стене карте.

– После оккупации фашистами Польши мы вышли на границу Западной Украины и Белоруссии. Теперь имеем непосредственное соприкосновение с гитлеровцами. На третий день после нападения Гитлера на Польшу Франция и Англия объявили Германии странную войну.

– В чем ее странность?
– Рокоссовский подошел к карте.

Тимошенко вытер платком вспотевшую безволосую голову.

– В том, что эти страны проявляют поразительную медлительность и неповоротливость. Создается впечатление, что перед нами крепкий молодец, одетый в военную форму и снабженный неплохим оружием. Выпятив грудь, он бодро топает на месте, так и кажется, что он вот-вот бросится в драку. А на самом деле он ищет подходящего момента, чтобы сбросить с себя военные доспехи и, облачившись в мирные одежды, занять место в ресторане и спокойно сосать холодное пиво.

Рокоссовский, пораженный образностью языка народного комиссара, улыбнулся.

Тимошенко положил указку, сел за стол для совещаний, рядом с собой усадил генерала.

– Я мельком встречал в газетах заметки о тройственных переговорах, - сказал Рокоссовский.
– Интересно знать: почему мы не договорились?

– Потому* что Англия и Франция эти переговоры саботировали.

– В чем заключался их саботаж?

– Узнаю прежнего Рокоссовского, - засмеялся Тимошенко.
– Советская военная миссия во главе с Ворошиловым считала, что СССР, не имея общей границы с агрессором, мог оказать помощь Англии, Франции, Румынии и Польше лишь при условии пропуска его войск через польскую территорию. Других путей для соприкосновения не было. Западные миссии не согласились с позицией советской стороны. Хуже того, польское правительство открыто заявило, что не нуждается в помощи со стороны Советов.

– Когда б клюнул жареный петух, никуда бы поляки не делись. Неужели эти 200-400 километров явились камнем преткновения в таких важных переговорах?

– Если хотите, в этом была основа разногласий, - сказал Тимошенко, взглянув на генерала.
– Поэтому переговоры прервались, и мы вынуждены были заключить пакт о ненападении с фашистской Германией.

– Любопытно, какими силами располагал будущий тройственный союз, если бы он состоялся?

Маршал Тимошенко открыл сейф, нашел нужную папку и уселся за стол.

– Франция могла поставить 110 дивизий, 4 тысячи современных танков, 3 тысячи пушек и 2 тысячи самолетов, Англия - 31 дивизию и 2 тысячи самолетов. Как видите, силы немалые.

– Да, силы немалые, - согласился Рокоссовский и, подумав, спросил: - А мы чем располагали для борьбы с агрессором в Европе?

– Мы могли поставить 120 пехотных и 16 кавалерийских дивизий, 5 тысяч орудий, 10 тысяч танков, 5 тысяч боевых самолетов. Кроме того, к услугам всех держав имелись военно-морские флоты.

– Итого, - моментально прикинул Рокоссовский.
– Какая силища - почти 300 дивизий, 15 тысяч танков, более 10 тысяч самолетов?
– Он посмотрел на маршала.

– Как же мы отказались от такой сокрушительной силы из-за пустяка?

– Как из-за пустяка?
– резко возразил ^имошенко.
– Нам не давали коридор - это не пустяк!

Он посмотрел внимательно на Рокоссовского и подумал: «А он ничуть не изменился: все та же смелость мыслей, все та же раскованность. Только, пожалуй, более категоричные суждения».

– Было не до коридора, когда гитлеровцы начали кромсать Польшу. Я больше чем уверен - польский народ встречал бы нашу армию хлебом и солью.

– Ладно, Константин Константинович, в своей полемике мы^ можем далеко зайти, — сказал Тимошенко, отдавая себе отчет^ что. этот разговор, когда уже заключен пакт о ненападении с _; Германией, является совершенно неуместным.

После некоторого молчания маршал произнес:

– Вы снова будете командовать 5-м кавалерийским корпусом. Пока корпус в пути - он перебрасывается на Украину, - я вас направляю в распоряжение командующего Киевским Особым военным округом генерала армии Жукова.

– Жукова?
– переспросил Рокоссовский.

– Да, да, Жукова, - подтвердил Тимошенко, посмотрев на генерала.
– Теперь вы меняетесь местами - он начальник, а вы подчиненный.

– Я ничего не имею против. Мы всегда были с ним добрыми друзьями.

– Вот и хорошо, - сказал Тимошенко и молниеносно поднял трубку красного телефонного аппарата, который задрожал от звонка.

– Слушаюсь, товарищ Сталин!
– принял стойку «смирно» маршал.
– Слушаюсь!.. Сейчас же выезжаю!.. Слушаюсь, товарищ Сталин!

Тимошенко дрожащими пальцами застегнул пуговицы, опоясался ремнем, нахлобучил почти до самых бровей фуражку и, тревожно взглянув в зеркало, на ходу бросил:

– Товарищ Рокоссовский, предписание у помощника!

2

Киев встретил Рокоссовского радушно. Лето было в разгаре. Роскошные шапки темно-зеленых каштанов придавали улицам нарядный и праздничный вид. От синего Днепра веяло прохладой.

Жуков и Рокоссовский встретились по-дружески. Как старые солдаты обнялись, похлопали друг друга по плечу и приступили к делу.

– Пока твой корпус подтягивается к новому месту дислокации, - говорил Жуков, - попроси у штабистов материалы, связанные с войной в Финляндии, там есть, что посмотреть, Одним словом, йходи в курс дела.

Все лето 1940 года прошло для Рокоссовского в изучении документов, в учениях и инспектировании войск. И только в конце июля он принял свой 5-й кавалерийский корпус. Там оказалось немало старых сослуживцев, которые встретили его с искренней радостью. Но были и те, кто «бичевал» его на партийном собрании, разносил в пух и прах, когда его отстранили от должности командира корпуса. В связи с этим он вынужден был собрать офицеров.

– Работать с подчиненными, которые прячут глаза от командира, не лучшее средство для взаимопонимания, - открыто сказал он.
– Кто-нибудь заметил, что я отношусь предвзято к некоторым из вас?

– Н-нет!
– дружно ответили голоса.

– Так вот, все, что было, быльем поросло, - мягко сказал он, улыбнувшись той обаятельной улыбкой, которую хорошо знали подчиненные.
– Теперь мое кредо - кто старое помянет, тому глаз вон. Кому не любо, что против шерсти глажу? Время не терпит - на пороге, на мой взгляд, тревожные события.