Рокоссовский: терновый венец славы

– Надо их переодеть, и пусть воюют, - сказал Леснов, глянув на командира.
– Не пойму, откуда столько дезертиров. Драпают с поля боя целые части.

– В таких частях, наверное, не проводились партсобрания и не были назначены агитаторы, - произнес Рокоссовский, поднимаясь.
– Пойдем, друг мой, нас ждут серьезные дела.

На следующий день Рокоссовский с группой штабных работников выехал в части и соединения корпуса для оказания помощи в организации обороны.

В районе Клевани группа комкора наткнулась на «воинов», среди которых были и командиры без знаков различия и оружия. В одной из групп, насчитывающей более сотни человек, внимание Рокоссовского привлек сидящий под сосной мужчина в годах, по своему виду И манере поведения никак не похожий на солдата. С ним рядом находилась молоденькая санитарка.

– Командиры, подойти ко мне!
– приказал Рокоссовский.

Никто из сидящих не повел и ухом. Повысив голос, он повторил приказ. Снова никто не пошевелился.

Комкор подошел к вальяжному мужчине.

– Встать! В каком вы звании?

– Полковник, - равнодушно, с наглым вызовом выдавил из себя мужчина.
– Ну и что?

– Сейчас же расстреляю как собаку! Предатель!
– Комкор выхватил пистолет. К нему подбежала вооруженная охрана.

С полковника браваду как рукой сняло. Он тут же упал на колени:

– Не убивайте меня!.. Пощадите!.. Свою'вину искуплю кровью. Вот увидите!..

– Полковник! К утру собрать всех себе подобных, сформировать команду и доложить мне. Мой КП будет в двухстах метрах отсюда.

Приказ был выполнен. В команде оказалось свыше пятисот человек, которые восполнили боевые потери.

Корпус, ведя бои, окапывался и готовился к активной обороне. Но 14 июля Рокоссовский получил приказ - немедленно отбыть в Москву. Передав командование корпусом Маслову, он выехал на машине в Киев. В этот же день ночью он был в столице Украины. Когда-то шумный и веселый город встретил его зловещей тишиной и безлюдьем. Крещатик, обычно в это время заполненный толпой, смехом, шумом и песнями, был пуст и погружен в кромешную тьму. На улице не было видно ни одной живой души.

Рокоссовский остановил машину, закурил. „д

– Гаси огонь!.. Кому говорят, гаси огонь!.. Тебе что, жить на-~ доело? Так твою!..
– из темноты показалась молодая женщина.: _т

– Такая красивая, а ругаешься, как байкальский грузчик, -усмехнулся Рокоссовский.
– Лучше скажи, где штаб фронта.

– Говорят, в Броварах, - более сдержанно ответила женщина, проверив у Рокоссовского документы.

Под утро он представился командующему фронтом генерал-полковнику М.П. Кирпоносу и доложил ему обстановку в 5-й армии и 9-м корпусе. Тот был растерян и слушал его вполуха.. Он то и дело подбегал к окну комнаты, где сидели штабисты, и кричал:

– Куда делось ПВО?.. Самолеты противника нагло летают, и никто их не сбивает!.. Безобразие!.. Куда подевалась артиллерия?.. Что она - спит?.. Усилить активность ПВО!.. Вызвать сюда его начальника!..
– Он несколько раз подходил к телефону и отдавал кому-то приказания: - Бросить в бой обе дивизии и решительно... Контратака!.. Контратака!.. Одна за одной... Поняли меня?!

Рокоссовский не выдержал этого оригинального стиля управления войсками и, воспользовавшись тем, что командующий на него не обращает внимания, выехал без разрешения в аэропорт. Там, ожидая самолета, он более двух часов проговорил с весьма компетентным полковником Генерального штаба.

– Ну почему укрепрайоны на старой границе были заброшены и разрушены?
– спросил с возмущением Рокоссовский.
– Кто дал такую глупую команду? В 30-м году я сам занимался их совершенствованием. Ведь гитлеровцы прут напропалую по дорогам. Я помню, в районе Радошкович и Вязынки мы построили такую систему огня, что на шоссе Молодечно - Минск немцы поломали бы зубы. А они оказались в столице Белоруссии чуть ли не на четвертый-День.

– Теперь крайних не найдешь, - ответил полковник Супрун.
–

В Генеральном штабе сейчас грызутся, как пауки в банке, никто не хочет отвечать за преступные команды и такую же бездеятельность. -•*

Вскоре к взлетной полосе подрулил самолет и Рокоссовский вместе с полковником улетели в Москву.

4

Сталин находился в своем служебном кабинете в Кремле. Как обычно, он был одет в полувоенный костюм и сапоги. Он неслышно прохаживался по мягким ковровым дорожкам и дымил трубкой; лицо его было жестким и мрачным; в коричневых прищуренных глазах светилась тревога. Мысль о положении на фронте его ужасала. Допущено было много промахов и ошибок. Теперь он знал это лучше, чем кто-либо, но признаваться в этом не хотелось даже самому себе. Стоило так кокетничать с Гитлером, как это делали мы?., Уже месяц войны с фашистами - результат плачевный. Плохо воюем...

Он вспомнил, как многие из тех военных, кто перешел на сторону Советской власти, успешно воевали с белыми генералами, били их и побеждали. А где они теперь, те военные?.. О том, что в армии много прорех, показала и финская кампания... В чем причины, почему так?.. Возникало много вопросов, но он не мог найти на них ясные ответы. Голова, точно не своя, - плохо соображала. Советники притихли, чего-то ждут. Да и некогда храбрые на вид генералы Генштаба ведут себя боязливо - чувствуют свою вину. Яд страха охватил многих. В воздухе висит какое-то грозное напряжение. Вот-вот может разразиться буря.

Впервые за многие годы он почувствовал, что у него уходит почва из-под ног. Пока у него все рычаги политической и военной власти и пока за каждым его шагом наблюдает народ, надо действовать.

Подозрительный ум Сталина медленно, с большим трудом приходил к выводу: в военное время надо в корне менять стиль руководства. Прежде всего необходимо как можно чище смести паутину страха и недоверия. Когда надо для дела, надо уметь переступить через самого себя.

Сталин даже повеселел от такой революционной для себя мысли. «Теперь надо работать более открыто, - подумал он.
– И обязательно прислушиваться к дыханию страны, пока оно не угасло». Он подошел к столу и нажал на кнопку.

На пороге появился Поскребышев. Доложил:

– Рокоссовский прибыл, товарищ Сталин!

– Пусть войдет, - Сталин взмахнул рукой ©дымящейся трубкой и подошел к двери. Он пожал вошедшему руку и, усаживаясь за стол, жестом пригласил Рокоссовского сесть.

Рокоссовский про себя отметил, что с января 1937 года, когда он видел последний раз Сталина, в его внешности произошли большие перемены: в волосах появилась седина, лицо осунулось, прокуренные рыжие усы поредели и не выглядели такими пышными, как раньше, сеть глубоких морщинок окутала по-прежнему живые глаза.

Теперь Рокоссовский не испытывал перед ним того душевного трепета, который волновал его сердце в Кремлевском дворце, на съезде. Видимо, годы тюрьмы и июньские кровопролитные бои притупили чувство страха даже перед самим Сталиным.

– Как вы себя чувствуете, товарищ Рокоссовский?
– спросил Сталин, пососав трубку и выдыхая клубы дыма.

– Все мои чувства, товарищ Сталин, поглощены войной, -спокойно ответил Рокоссовский, посмотрев на Сталина.

– Мне доложили, что ваш корпус организованно принял бой с фашистами.