Роль в сказке для взрослых или "Таланты и Полковники"
Шрифт:
21.
У директорского кабинета стоял тот самый капрал Орландо, который вез Филиппа в президентский машине. Покровительственно улыбнувшись, он запустил Филиппа одного, а хозяина кабинета попридержал.
Инфанта сидела в кресле и курила. Она показалась ему еще более миниатюрной, чем накануне. И отчасти жалкой, несмотря на вызывающий наряд: сегодня она была одета как хиппи. Некоторые мелочи, правда, были не отсюда, настоящий хиппи их не надел бы никогда, идейно не надел бы: они были от дорогих ювелиров, но у этой девчонки
– Сеньорита?
– Салют. Я раньше времени, потому что я - не играть… То есть, не репетировать. Я по другому делу. Посоветоваться. Я плакала - это очень заметно?
Это, и впрямь, было заметно. И личико ее было бледней и словно меньше, чем вчера.
– Пожалуй, да… Что же стряслось?
– Я пошла у вас на поводу!
– ?
– Да, да: я - у вас! Потому что вы так высочайше отзывались о нем! Об этом Рикардо Делано… А он такую сделал мерзость… Ему руки отрубить надо! Потому что это покушение на меня… настоящее бандитское покушение!
– ярость коверкала ее личико, но и оживляла его лихорадочным румянцем.
– Позвольте… но когда ж это могло быть? Вы что, сегодня утром ему позировали?
– Зачем?
– злобно хохотнула она.
– Еще позавчера было все готово, оказывается! Испек! Если бы кроме меня кто-нибудь увидел это… я не знаю, что было бы! Его приволокли бы в наручниках! Чтоб он языком слизывал эту гадость свою!
– Господи!… Что ж там такое нарисовано?
– Филипп крепко тер себе лоб, заставляя себя вообразить "покушение" кистью.
– И где сейчас этот портрет? Вы оставили дома?
– Вот вы уже за него испугались - да? Не надо. Я же говорю: пошла у вас на поводу! Вспомнила эти слова ваши: "Каливерния будет им гордиться…" И никому не показала пока. Пока– ясно? Пока вы мне не объясните, зачем он это сделал… за что меня так…
– Где же портрет?!
– Подождите! А если не сможете объяснить (если даже вы не сможете - при таком к нему отношении), то пусть он пеняет на себя… ваш гений! А пока получается, что я его от самой себя спасаю!… Ради вас… ну и немножко ради Каливернии. Да и то - потому, что для меня это сперва головоломка все-таки, а оскорбление - уже потом…
Она смахнула на пол какие-то программки и бумажки Кеглиуса, чтобы раскрыть на столе громадную черную папку, которая до этой минуты стояла, прислоненная к ее креслу. Филипп увидел замечательно написанного пса Вергилия и фигурку Инфанты почти без лица: художник сдирал, счищал лицо мастихином, а сверх того еще и поставил на нем размашистый крест или, вернее, большую букву "Х". Края самого холста говорили о том, что его грубо и нервно вырезали ножом.
– Послушайте… Но это ни о чем не говорит! Автор недоволен своим черновиком - только и всего… Он ищет!
– Что?!
– девочка расхаживала по кабинету, как ее пантера в клетке.
– Как - что? Сущность вашего характера… идею вашего лица! Со своей стороны,я подтверждаю, что это не так-то легко найти…
– Да?! А вы не туда смотрите! Здесь он, и вправду, еще искал… - из-под холста она вытащила другой: в папке было два, оказывается.
– А здесь - нашел уже!
Там
был нарисован… скорпион!Филипп молчал, обхватил себя скрещенными руками за плечи: ему стало зябко.
Потом он кинулся к двери, открыл ее и слегка успокоился: директорский кабинет имел входной тамбур, а там никого не было.
Затем он продолжал смотреть на злое насекомое, изображенное так памятливо и так беспощадно… Словно это сделал ученик Босха, по совместительству являвшийся энтомологом!
– Как он посмел, а? Почему вы молчите?!
– разгневанность Инфанты сменилась вновь горькой обидой и слезами, которые прямо-таки брызнули.
– Может быть, вы согласны?! Может, и по-вашему, я - скорпион?! Ну скажите, скажите мне еще раз, что он гордость Каливернии…
Филипп поднял на нее распахнутые догадкой глаза:
– А вы понимаете, сеньорита… понимаете ли вы, что это сделал человек, которому терять уже нечего? Мы только не знаем, почему…надо непременно узнать… я поеду к нему!
– Как это - "вы поедете"? А я? Речь-то о моей сущности! Или, может, о вашей?
22.
– Орландо, едем, куда скажет сеньор Филипп, - кинула она через плечо, когда втроем - капрал на два шага сзади - они выходили из театра к машине. Убийственно крамольную черную папку нес Филипп.
Тут был трудный для него момент: этот их проход к лимузину видели несколько актеров. Хуже всего, что среди них, этих понимающе переглядывающихся наблюдателей, была рыжая Джемма и была Вера. И что им кто-то расторопно протянул тот самый журнал, приглашая убедиться, что маэстро водит дружбу не просто с хипповой девочкой, а с птичкой наивысшего полета!
– Ай да сказочник… - сказала Джемма, потрясенно стягивая с себя пламенный парик и обнародуя мальчишеский ежик самого сиротского или даже тифозного вида… Впрочем, Филипп уже не слышал и не видел этого.
Мария-Корнелия уже сидела в машине, обняв соскучившегося Вергилия (он здесь, как же без него!), когда Филипп через открытую дверцу сказал:
– Нет, сеньорита, нет… так я не поеду!
– и стал отходить прочь.
Ей пришлось вылезти, чтобы понять:
– Как "так" вы не поедете?
– Ну… я предпочитаю такси.
– Он продолжал пятиться, чтобы их не мог слышать капрал, этот "добрый громила".
– Это еще почему? Стойте же! Извольте отдать мне мой портрет!
– Тише, сеньорита… умоляю! Вы правду сказали, что ни майор и никто другой еще не видели этого?!
– Клянусь святой Агнессой!
– Значит, вы… вы не мститель сейчас, - скорее, частный детектив! Вы хотите дознаться до причин, верно? До подоплеки, до истины… Но на этом автомобиле, с легионером за рулем… и еще с одним на мотоцикле… Так едут не за истиной! А уже для расправы!
– Поняла!
– Она усмехнулась.
– Поняла, что жалко вам только его… Однобокая немножко справедливость!… Но вообще-то я согласна: даже хорошо бы смыться от капрала разок. Потому что сам он не отклеится… это единственное, чего нельзя ему приказать…