Роль в сказке для взрослых или "Таланты и Полковники"
Шрифт:
Если чей-то не в меру проницательный взгляд и обращался на нее, то это, наверное, из-за одежды, и тогда можно было тихонько уйти в другую комнату… Но куда уйти от специфического запаха людского горя? Он был всюду, им дышали и его же выдыхали здесь, он и на зрение действовал наподобие галлюциногенного порошка: слишком многое казалось странным, напоминало тягостный эпизод из фильма Луиса Бунюэля… Все жалюзи опущены, немногие горящие бра сохраняли сумрак зачем-то.
А разговоры? Когда она стала свидетельницей одного, вполне вроде бы связного, то все равно не поняла в нем
– Фамильный склеп - это частная собственность, и они не могут…
– "Они не могут"! Это мне нравится! Кто им помешает? Мораль? Религия? Закон?
– Да здравый смысл просто-напросто.
– Что-что? Ну это совсем нечто книжное. Не ожидал от тебя! Да над этим они надругались раньше всего… он первый пациент Желтого дома, твой здравый смысл!
– О чем спорим, дорогие мои? Предписание уже выдано: за кладбищенской оградой.
– Ах, негодяи!
– Но это церковное предписание…
– А среди пастырей, прости господи, нет негодяев? Или слабых и покорных негодяям во всем?
– Говорят, будет еще одно предписание, общее: там же, за оградой, погребать всех, кто при жизни имел амулет "кобры"…
– Ну, лично я не буду в обиде, меня такое общество устраивает! Я и не прячу никогда эту бляху, вот Габриэлла подтвердит!
– сказал в полный голос, в отличие от всех предыдущих, человек, который, похоже, и впрямь хвалился своим прискорбным амулетом.
– Рубен, не так зычно, - упрекнул его товарищ.
– Нет, я хочу, чтоб и ты вытащил свою бляху… давай, не стесняйся! И ты, Инес, тоже! И вы, сеньор! Хотя нет, если у вас не "кобра", не надо… Но я уверен, что в этом доме, в этот черный день, семеро из любого десятка - "кобры". Так считайте, что Рикардо учинил нам смотр такой… поверку… торжественное построение! Тех, кого отпели при жизни, а после смерти отпевать не хотят!
Можно было предположить, что на него зашикают, но красивая сорокалетняя женщина первой отвернулась, чтобы расстегнуть кофточку…
– Легион надежности, - сказала другая, - обожает помогать девушкам доставать из-под кофточек амулеты!
– и она спокойно вытащила из-под лифа платья все то же отличие.
– Ну как же: чем скотоподобнее, тем надежнее, - объяснил Рубен.
Когда и еще пятеро мужчин оказались "кобрами", когда стали входить новые с вопросом, не здесь ли "гражданский стриптиз", и с мрачным бахвальством все они предъявляли то, чем государство и папа Инфанты рассчитывали их унизить, - она в страхе покинула эту комнату.
В коридоре она услышала, как где-то страшно зарыдал высокий голос, а потом затих, будто сломался. Там, в отдаленье появился Филипп, почему-то с кувшином, она кинулась за ним в кухню.
…Он пил прямо из кувшина, кадык у него вздрагивал, вода текла на рубашку. Когда заметил Инфанту, оторвался и спросил:
– Вы еще здесь? Ну что?… Прощенья просите у своего художника? И как, по-вашему, - он склонен простить?
– Во-первых, не смейте меня бросать одну!
– потребовала она.
– А во-вторых, где он… художник?
– Так вы еще не были…
– Говорю вам, я потерялась тут! А вы
оба пропали…– "Оба"… - повторил зачем-то Филипп.
– Неплохо сказано. Так вам угодно видеть его?
– А ему угодно видеть меня?
– парировала она.
– Это трудно выяснить… - он оглядел ее всю, вздохнул и пообещал: - сейчас вернусь, подождите.
– Перед тем, как уйти, он опять наполнил кувшин.
Она видела, как в коридоре он передал этот кувшин носатой черной старухе и о чем-то попросил ее. Та кивнула, и скоро Инфанте было подано черное пончо, которое вынесла старуха. Пришлось надеть; все это было тягостно, она себя ощущала актрисой в сценарии, которого не понимает, а расспрашивать постановщика - звался ли он Филиппом или Луисом Бунюэлем - запрещали правила игры.
– Молись, девочка, - сказал сзади голос этого режиссера.
– Молись как следует! За них и за себя.
И перед ней открыли новую дверь.
Ногами к ней лежал в гробу Рикардо Делано на столе. В головах горела свеча. На другом столе, рядышком, - над маленькой серой вазочкой возвышалась незастекленная фотография мальчика. Мальчик был в очках и в белой рубашке, он доверчиво улыбался прямо ей, Инфанте. Пламя свечи почти лизало эту белую рубашку… хотелось отодвинуть свечу. Мальчик прощал все с порога, - такое у него было лицо. Но то была фотография… А лицо пятидесятилетнего Рикардо Делано не собиралось прощать ничего, - смерть запечатлела его суровым, и это его выражение не дало Инфанте сил хотя бы на шаг приблизиться к гробу…
Притягивало лицо мальчика! Хотелось отодвинуть свечу и заодно убрать эту вовсе не красивую, пыльного цвета вазочку, в которой и цветов-то не было, цветы лежали около… Когда же до нее дошло, что в этой вазочке мальчик помещался весь, то все стало расплываться, гроб вздумал принимать вертикальное положение…
Оцепеневшие от безмерной своей печали, люди - их стояло здесь десятка полтора - обернулись на глухой стук: это упала девочка, никому из них не известная.
25.
Один из бородачей, остававшийся бессловесным до той минуты, смотрел на магнитофончик. И все другие, кто был в комнате, смотрели на него неотрывно. Бородач заговорил:
– На каждую кассету надо смотреть как на последнюю, не попавшую к ним в руки. И сделать из нее три… десять… кто сколько сможет. Чтобы последней в принципе не могло быть! Убили за нее парня… А Рикардо не захотел без него жить. Так вот, чтобы их Голгофа была не напрасна… голос Гаспара Делано должен звучать…
Его собственный голос осекся, он закашлялся… Затем включил воспроизведение.
– "Я никудышный политик, видит Бог. Я даже пытался убежать, спрятаться от действительности. Скажем, в стихи. Но они то и дело выталкивают меня обратно! Вот я лезу в 17-й век - куда уж дальше!… Безумно далекая страна, чужой язык, автор с неизвестной фамилией, ему-то откуда было знать про нашу Каливернию? Но слушайте:
Что значит в наши дни
быть баснословно смелым?
Звать черным черное,
а белое звать белым.