Роман… С Ольгой
Шрифт:
— Как знание об этом поможет мне поддерживать на том же температурном уровне разведенный костёр?
Сегодня что-то больно языкат и постоянно скалит зубы. Как? Как? Как укусить, чтобы взвился и куда-нибудь, с глаз моих долой, на более продолжительный период, чем шесть-семь-восемь часов, сбежал?
— Тебе уже никак, Юрьев. Но к твоему сведению, несмотря на все старания, если ты, конечно же, не брешешь, я быстро и непрерывно остываю, парень. Моментально зябну и резко поджимаю ноги. Вгрызаясь зубами в студёную коленную чашечку, замолкаю наглухо, подавившись слюнными пузырями. Вот так стараюсь! Господи-Господи, только бы не заорать. Получишь пяткой в пах, если вовремя не свалишь. Не растаешь
— Лё-ё-ё-ль… — а он в скупой ответ протяжно, лениво и чуть-чуть кокетливо гундосит.
— Ты привык к гарантированному, постоянному сексу, к безопасному и всегда безотказному перепихону под названием: «Мы делаем детей! Соблюдайте тишину на этаже — моя дама сильно нервничает и тотчас зажимается, а я, как говорится, не могу пробиться, чтобы отлюбить». А почему бы и нет? Да, конечно. В самом деле. Всё так удачно совпало, что грех не оседлать удачу. Поэтому…
— Нет, — в том же темпе отвечает. — Хотя одно другому не мешает. Чего ты завелась?
— … решил, что это прекрасная возможность организовать себе постельные безумства на выезде. Даже в командировке, которая, откровенно говоря, сильно затянулась, у тебя сытое брюхо и довольная рожа после обязательного траха. Откуда такое рвение, супруг? Не смей мне заряжать про наследников и белую зависть родительскому счастью Красовых. Тем более что порядочный и верный Костя всего лишь за один день без Аси превратился в пещерного человека, только-только вставшего на нижние конечности, чтобы принять вертикальное положение, распрямить согнутую по-обезьяньи спину и подтереть свой обмазанный фекалиями зад, почесав пальцами, похожими на толстые сардельки, ложбину между повисшего без древней бабы члена и не опустошенных — по той же, мать твою, причине — не выбритых безопасной бритвой несущих маленькую жизнь яиц. Недосып шефу не идёт, однако Котя всё равно прекрасен. Я бы трахнула босса, если бы не кольцо на безымянном пальце.
— У тебя?
— У меня больше нет, а у Кости есть.
— Забрать не желаешь?
Поддев пальцем грязную верёвку, болтающуюся у него на шее, он демонстрирует мне обручальную удавку, от которой так ловко удалось избавиться физически, но не морально, не психологически, а главное, согласно букве чёртова закона. Он не явился в ЗАГС и выставил меня пришибленной и сумасбродной идиоткой. Сколько было сочувствия в глазах бабёнки, которая по сто раз переспрашивала:
«А где же Ваш супруг?».
Надеюсь, что скопытился. Другое объяснение его отсутствия в назначенном нам месте я ни за что и никогда не приняла бы. Но Юрьев просто плюнул. Плюнул, гад такой, растёр, переступил и пару раз на то, что натворил, с улыбкой оглянулся.
— Обойдусь.
— Что прикажешь с ним делать?
— Заложи. Продай. Подари кому-нибудь. Крыловой, например.
— А Света тут при чём? — не скрывая пренебрежения в голосе, Рома громко хмыкает.
— Тебе виднее, — добавляю очевидный вздох и вращаю головой. — Сегодня на сколько вы убываете?
— Это комплимент?
— Какой ещё комплимент? — выпучившись, теперь вынужденно рассматриваю здоровый подголовник водительского кресла, которое занимает муж, по-королевски развалившись в нём.
— Я о том, что ты хочешь переспать с боссом. Он должен поблагодарить? Уважить? Принять к сведению?
Или обзавидоваться? А я, по-видимому, обязан ревновать?А это ревность? Вижу, что Юрьев однозначно злится, бесится и дёргается, поэтому сжимает руль и крутит баранку, словно на аттракционе развлекается. Тяжело? Да? Ага! Речь как будто не о нем, хотя с его заскоков всё и началось.
— Считай обыкновенным признанием. Красов — красивый мужик. Успешный и богатый. Жаль, конечно, что теперь женатый, но жена — не стена. Молодую выскочку можно запросто подвинуть. Найдётся дырка и босс вильнёт сексуальным задом. А там, как говорится, поминай, как звали. Так что, Юрьев, это чистосердечное признание.
— В чём? Или ты на свою дырку намекаешь?
В тёплых чувствах к Константину Красову. Пусть муж взбесится и приревнует так, как только он один умеет. А про намеки я ему потом напомню. Ишь, как загордился, ещё один пещерный человек.
Мужики — это настоящие приматы, человекообразные обезьяны. Здоровые гориллы. Полысевшие Кинг-Конги. И слава Богу! Только густой и жесткой шерсти в кровати рядом не хватает. Бешеные и неконтролируемые животные, пристально следящие за самкой с обвисшими грудями и детёнышем, вытягивающим жадно молочные соки из её сосков.
— Я так больше не хочу, Юрьев. Ты обещал один день, потом — два, а сейчас третий замаячил на горизонте. А главное, вы мотаетесь куда-то, как безумные, а по возвращении наслаждаетесь каждый своим местом силы. Инга тоже здесь?
— Нет.
— Повезло Тереховой, что кольца на пальце не имеет. Делает счастливица, что хочет. Живет, как пожелает. В свое удовольствие, задабривая собственные хотелки. Не оглядывается и не спрашивает, доволен ли её избранник тем, что происходит. Если не будет идиоткой, то счастливой и помрёт!
— Ты тоже довольна. Секс тебя забавляет, Оля. Зачем ты врёшь? Я возвращаюсь поздно, а ты приветливо раскрываешь одеяло, да ещё и ноги раздвигаешь.
Это что-то из разряда «нервное», «обсценное», «грубое», «циничное». Это всё «животное»!
— Истощился? Ничего не добавишь?
— Ты прекрасно выглядишь, — щурит бельма через зеркало заднего вида. — Твоя коса…
— Венец с шипами.
— Русая корона на идеальной голове.
Вот же сволочь! Три дня, две ночи, а я уже на долбаном пределе. Как ему это удается? Он ведь даже не старается. Никаких усилий — всё легко и по взмаху волшебной палочки. Хренов мальчик — маленький волшебник. Вроде бы. Кажется. По крайней мере, в его действиях нет наигранности, театральности или подчёркнутой постановочности. Юрьев заваливается каждый вечер в наш старый номер, якобы после тяжелых эмоционально, морально, да и физически переговоров с какими-то весьма и весьма несговорчивыми потенциальными клиентами, и получает порцию секса, насилуя меня на всех поверхностях, на которых способен удержать вес моего, как правило, очень жалкого, тщедушного и покладистого под его клешнями тела, да и там, где он мог бы добиться полного проникновения и плотного соприкосновения стёршихся от такого состояния лобковых мест. Рома — исполнительный солдатик! Всегда таким был. Таким, тварь такая, и останется. С таким «дефектом» и помрёт. А я хочу исправить и убрать мне ненавистный «горб».
— Поскандалим с утра пораньше? — двигаясь на пятой точке по заднему сидению в его машине, приближаюсь к двери, открыв которую, я смогу выбраться наружу и наконец-то обрести долгожданную свободу.
— Не надо, — мотает головой, опущенной почти на грудь. — Слышишь?
«Не надо»? Не стоит скандалить или не стоит предпринимать попытки, чтобы вылезти из мрачной душегубки?
— Открой! — дёргаю «заевший» рычажок замка автомобильной двери.
— Не злись.
— Я не злюсь, я просто хочу выйти, а ты…