Роман… С Ольгой
Шрифт:
— Подите прочь, — оперевшись на край раковины, недовольно бормочу.
— Твой Юрьев наконец-то подрулил, если это интересно, а в настоящий момент профессионально мостит крутую тачку перед домом, — произносит Инга. — Грустный, очень хмурый и весьма сосредоточенный. Слышишь? Будет злой?
Огромные проблемы с папой. Старшему, к сожалению, с каждым днём не становится лучше. Скорее, наоборот. Лечение не помогает, однако стремительное развитие всё-таки немного сдерживает, при этом Игорь Николаевич вынужденно проводит почти всё время на ядовитых капельницах, болезненных процедурах и бесконечных рентгенах в специализированном стационаре, строительством которого когда-то
— Отойдите, пожалуйста, от двери, — я вытираю насухо ладони, внимательно разглядывая свой внешний вид.
— Цыпа, что там? — кричит наш босс.
— Всё хорошо, — Ася моментально отзывается. — Оль…
— Нам вызвать для Лялика психиатрическую бригаду? Организовать смирительную рубашку? Нарядик подтянуть? Навалиться крупными плечами на дверной проём с неугомонным Котяном? — хохочет идиотом Фрол. — Иди сюда, трусиха. Я всего лишь хочу с тобой потолковать под музыку на чётенькие три с лишним четверти. За ноги не очкуй — не отдавлю.
— Саш, прекрати, — лепечет Инга и тут же обращается ко мне. — Лёль, не слушай.
И снова — в мыслях ничего такого не было. Вот чёрт придурковатый! Да что с него, в конце концов, возьмешь?
Налюбовавшись вдоволь на себя, почему-то останавливаюсь расфокусированным взглядом на маленьком, дешёвом, но в то же время очень элегантном украшении, которое, между прочим, подарила мне… Свекровь!
Марго на тридцать девятый день моего рождения в качестве милой безделушки, о которой я просила исключительно из вежливости и чтобы не обидеть стариков, преподнесла небольшую брошь в виде аиста, удерживающего в здоровом алом клюве белоснежную пелёнку, в которой бултыхается новорожденный карапуз, неуклюже шлёпающий пухлыми ладошками по длинной шее птицы, несущей по известной всем традиции его к заждавшимся родителям.
Любимый сын надменно фыркнул и что-то нехорошее сквозь зубы процедил, когда в тот день увидел сильно нервничающую мать, цепляющую мне на блузку дешёвую бирюльку. Маргарита Львовна и мой Юрьев почти не разговаривают: «Привет-пока. Да как дела?». Однако, как это ни парадоксально выглядит, при каждой нашей встрече я остро чувствую вину, испытывая при этом так называемый испанский стыд за мужа. Наш младший бесится и фортели выкидывает, а я жалею Маргариту и, видимо, прихожу к ним в дом только лишь назло ему.
Неужели эта брошка помогла? Я в подобное, естественно, не верю, но ведь что-то мать творила в пустой квартире, пока присматривала за Паштетом. Колдовала, связывая наши рукава.
Щёлкнув замком, открываю резко дверь и тут же натыкаюсь грудью на девчонок.
— В чём дело, Лёля? — смотрит исподлобья Инга.
— Съела что-то не то, — хочу протиснуться сквозь слабый строй. — Сильно пучит и нудит. Вы позволите?
— Не обращай на него внимание, — осторожно дёргает
рукав моего свитера. — Просто потанцуй с ним. Пусть успокоится.— Ты пристраиваешь меня к Фролову, Инга?
— Я хочу, чтобы Саша хоть несколько мгновений помолчал.
Вот это поворот! То есть, по её мнению, он сохраняет тишину, когда якшается со мной?
— Ин, то ли глупо, то ли дебильно выглядит. Подловато, если угодно. Ты не находишь?
— Нет.
— Так надоел?
— Нет.
Одновременно оборачиваемся, отвлекаясь на звук захлопывающейся входной двери, проём которой пересекает промокший сильно Рома.
— Там, что ли, дождь идёт?
— Это Юрьевские слёзы, — язвлю, встречаясь нежным взглядом с мужем.
«Привет!» — шепчу ему, не произнося ни звука.
«Привет!» — кивком здоровается и сразу начинает раздеваться.
Влажные волосы, мокрое короткое пальто, тёмно-синий гольф и узкие, сохраняющие стрелки, чёрные наглаженные профессионально брюки. Юрьев довольно строг в одежде и собственному вкусу никогда не изменяет. Обожаю, когда он выглядит ищущим на свою задницу определенных приключений загнанный, с огромным, закинутым на плечи языком самцом.
— Ты такая колючая, — настырно ноет Асик. — Кусаешься и злишься. Почему так? Твое настроение зависит от погоды?
Вообще-то от формы одежды грозного начбеза.
— С нас хватит одной мягкой и покладистой. Терехова? — сверяюсь со своей почти ровесницей. — Не желаешь чего-нибудь умного сказать или добавить что-то невпопад?
— Но нежности определенно не хватает.
Да пошла ты к чёрту, худосочная мадам!
— Ольга Алексеевна? — нескрываемо ехидничает в мою спину Фрол.
— Саш, отвали, пожалуйста, — прикрыв глаза, транслирую. — Сейчас вообще не до тебя.
— Позвольте пригласить Вас на медленный и чувственный танец. Сольемся на паркете в единое целое. Что скажешь?
— Я танцую только с мужем.
— Он вообще не возражает. Романа Игоревича сейчас интересует только мясо и гарнир. Как знал, что мавр возвратиться обозленным и голодным. Где он, кстати, был?
— Тебе не всё ли равно?
— Спасибо за развёрнутый ответ. Спрошу, пожалуй, у него. Но ты всё же повернись ко мне лицом, красавица. К лесу задом, к Фролу… Рифмуется только с персональным адом. А у тебя там, кстати, горячо?
Его, похоже, не смущает тот факт, что рядом с нами находится его зазноба, от которой он что-то даже хочет. Хочет, но, как это ни странно повелось и состоялось, боится даже попросить.
— Обожжёшься.
— Лялька, пора общаться, а не ругаться и орать. Я буду шептать тебе на ухо, чтобы ты не сбивалась с ритма. Идёт? Сделаем в темпе ларго небольшой кружок?
Странно! Мне показалось, что злое выражение лица начбеза свидетельствует в настоящее время только об обратном: Юрьев сильно злится и готов кого-то растерзать, приговорив к расстрелу без смягчения приговора и учёта обстоятельств о том, что с внешней стороны сооруженной наспех баррикады находится его финансовый дружок и деловой партнер.
— Чего надо? — смотрю внимательно в его лицо.
— Хочу поговорить с тобой, — Сашка подается на меня и шепчет точно в губы. — Давай расставим точечки над «i» и кое-что важное и очень злободневное обсудим.
— Мой муж тебя убьёт, — вытянувшись к нему навстречу, с ухмылкой сообщаю. — И будет, между прочим, прав.
— Неа. Кстати, а тебе не жалко меня будет?
— Да, Саша, да. Мне никого не жалко. Так воспитана. Люблю я исключительно себя…
— А под соответствующее настроение нечто милое временами, полагаю, перепадает злому мужу?