Роман… С Ольгой

Вот же дрянь-девка! Мало, видимо. Нагловатой сучке одной, но очень продолжительной беседы, по-видимому, не хватило. Напомнить, что ли? Или нанести уже ни черта не упреждающий удар?

Откровенный разговор с этим мелким замом состоялся пару дней назад, когда я как бы мимоходом забежала в кабинет к сально скалящемуся Юрьеву, который был очень рад тому, какую позу после захода в его пыточную будку я тут же приняла. У Ромки там стоит дубовый, чрезвычайно длинный стол. Вот на эту махину я залезла, усевшись на сверхсекретные документы крупной задницей, слегка раздвинув ноги, натянувшие таким усилием подскочившую донельзя узенькую юбку-карандаш, предоставила ему персональный ВиАйПи-обзор на кружевное, в большую дырочку бельё. Реакция последовала почти незамедлительно. Определенно чем-то или кем-то возбуждённый Юрьев стал лажать! Муж нёс чудную несусветицу, стрелял глазами, давился языком и терялся в фактах, которые лично заместителю предоставлял. Бедная Крылова не могла понять, что он так «весело» вещал, поэтому вынуждена была ретироваться, отвесив по-китайски несколько раболепствующих поклонов. А потом…

Потом мы встретились с «рукой», которой Юрьев почёсывает в часы уединения и вынужденного воздержания своё зудящее хозяйство, на общедоступной офисной курилке, где я произнесла короткую, но мудрую и содержательную речь о важности не тыкаться мандой туда, куда не надо, иначе можно по тому же месту схлопотать с размаха. Не уверена, что Светик-Семицветик поняла меня, но определённые выводы стервоза всё же сделала. А Роман Игоревич с тех пор вещает напрямую, исключительно при массовом скоплении свидетелей, и только у её стола.

— Хм… — не отклоняюсь, но пренебрежительно подкатываю немного сонные глаза. — Я приняла её извинения, если это важно для тебя. А что касается глупенькой Крыловой, то босс её переведёт в отдел, скажем, управлением ассенизаторским хозяйством, когда подобное по штатному для любознательной найдёт.

— Тогда чего ещё душа неугомонная желает? Оль, прекрати, пожалуйста.

— Неужели так сильно в омут затянуло, Саша? — а вот теперь игриво подмигнув, откидываюсь назад. — Решил пробить меня на ревность? Нехорошо играешь, Алекзандр!

— А ты ревнуешь?

— Ты не ответил на первый вопрос, — выкладываю руки на деревянные подлокотники, края которых сжимаю сильно пальцами.

— Игра?

— Угу, — утвердительно киваю.

— Да, да и да. Затянуло! — мгновенно отрезает, однако изменив суровый гнев на сладостную милость, продолжает. — Перестань, пожалуйста. Слышишь? Честное слово, это не смешно.

— Перестать что?

— Вести себя, как законченная сука.

— Сука? — а на сравнение наигранно, будто бы специально обижаюсь, выставив вперёд и без того весьма надутую нижнюю губу.

— Хочешь моих извинений? — он снова подается на меня вперёд.

Не помешало бы, но, по правде говоря, на этом я особо не настаиваю.

— Если знаешь, понимаешь, соглашаешься, то какого чёрта лезешь и, кстати, только пакостишь и ни черта не извиняешься. Извинись, как следует, писюша.

— Юрьева! — колотит угрожающе огромной лапой по столу.

— Это я любя, Сашуня.

— Как он терпит тебя?

Уже никак! Мы разъехались и видимся лишь по утрам на лестничной площадке, когда расстаиваемся у кого-нибудь под дверью. Ромка с большим комфортом, стабильно, ежедневно доставляет нас сюда.

— У него огромный стаж.

— Да уж…

Лучше бы начфин не начинал.

— Сметы нужно пересмотреть, Фролов. Хочу, вернее, я настаиваю на том, чтобы твои финансовые золушата заново произвели расчёт и выставили новой даме сердца переделанный, но полностью соответствующий имеющимся фактам счёт. Она грубо и необоснованно цепляла Асю! — выплёвываю первую претензию, за которую Терехова должна ответить и понести финансовое наказание в виде дополнительных расходов на свой крутой проект, который я обязательно доведу до адекватного ума. — Ты в курсе?

— Да, — Сашка вынужденно отступает, неспешно распрямляется и скрещивает огромные ручища на груди. — Они поговорят. Обещаю.

— Только с Асей и без посредников в твоём лице! — выставив на стол локти, сложенными друг на друга ладонями подпираю подбородок и не отвожу свой взгляд от переминающегося с ноги на ногу начфина.

— Ты борешься за права несчастных?

А вот это зря!

— Да.

— Считаешь, что за жену босса некому постоять?

— Да.

— Оль…

— Пошел к чёрту!

Мерзкий гад и провокатор. Ты посмотри, как лихо он раскручивает нас.

— Думаю, что Костя уже всё уладил и…

— Так же, как со второй женой?

— Тебе какое дело, Юрьева? Скажи, пожалуйста!

По-видимому, гадскому Сашуне женские метания тоже не понять.

— Мне надоело, Сашка, что вы пользуетесь женщинами с одной дебильно-прозаичной целью. Желаете самоутвердиться, чтобы хорошо устроиться, чтобы получить того, над кем впоследствии можно измываться, когда что-то в голову «умное» придёт. Мне надоело…

— Твой муж сказал, что ты больна, — спокойно заявляет, перебив меня. — Об этом, полагаю, говоришь, когда миленько стрекочешь о нарушенных правах? Разболтал твой Юрьев и даже не поморщился. Я знаю, что произошло с тобой. Мне жаль! Устал об этом говорить и жалость повторять. Более того, это не секрет для истинных друзей и людей, сочувствующих тебе и Ромке, но на хрена затевать игру, в которой обязательно тебя помоями с ног до головы окатят? Ты проверяешь окружение? Ищешь к тебе лояльных? Ляль, людишки разные. Об этом ли не знать.

Чтоб тебя, Фролов! А ведь я ни капли не удивлена.

— Надеюсь, палач подобрал подходящий для меня диагноз.

— Он выполнил твоё задание. Нимфомания, Ляль! Как ты и заказывала.

Вот же гад!

— Не соврал, — хихикнув, отвечаю.

— Я не поверил. Хочешь, ещё неоднократно повторю. Хватит манипулировать, Юрьева.

— Не поверил, но Инге сразу растрепал.

— Ни хрена не сообщал. Терехова — местная, Оля. Она твоя ровесница. У тебя с ней всего лишь полтора, если не ошибаюсь, года разница. Дело гремело. Уши слышали то, что вещали сильные люди этого Средиземья. Между прочим, у неё обширные связи и не только в модной индустрии…

— А-а-а-а! Так ты приспособленец, Фрол.

— Не вижу в этом ни хрена постыдного.

— Ты, Сашка, альфонс?

— В народе нас называют жиголо.

— О, как! А начал, как перспективный финансист, да ещё с научной степенью. А заканчиваешь, как мужик, собирающий за свои услуги нижней частью живота звонкий нал. Фи! Не подходи к ребятам, чтобы не заразить поганым вирусом.

— Мир, Юрьева?

Ага-ага! Сейчас-сейчас!

— Саша-Саша, — вращаюсь в кресле, перебирая босыми ногами по надраенному до блеска полу, — поздно каяться. Поздно каяться даже в том, что ты якобы не совершал.