Роман… С Ольгой
Шрифт:
«Что? Что такое? Что там у тебя случилось, детка?» — вытягиваю шею, как жираф, и замираю соляным столбом над экраном ультрабука, отблескивающего великолепным изображением на стёклах моих очков, без которых я с возрастом становлюсь, как без сильных рук.
Оля подозрительно застывает, располагаясь правым боком к объективу скрытой камеры. По-моему, она к чему-то прислушивается или, что более вероятно, по-собачьи принюхивается. Однозначно Лёлик что-то чувствует или чего-то ждёт. Поводя плечами, она внезапно сбрасывает с плеч и так распахнутый до не хочу халат и остается в до безобразия коротенькой пижаме, которую, чего уж тут греха таить, я раньше у неё не отмечал. Такая вот, ну ты подумай, чёртова обновка? Кружевная
«Что за чёрт?» — теперь я глупо скалюсь, как озабоченный урод.
Она ведь… Твою мать! Теперь Оля смотрит на меня, при этом пошленько облизывает губы и рисует кончиками пальцев по выступившим через шелковую ткань соскам.
«Вот так!» — согнув в локтях руки, забрасываю их себе за голову и подпираю свой затылок горячими ладонями. — «Давай, любимая» — молчаливо подначиваю её. — «Забирайся на стол!».
Но, как это ни странно, я отдаю жене команды через грёбаный экран, а она всё в скрупулезной точности мгновенно выполняет. Похоже, ночка тоже задалась. Тоже? Я поторопился с выводом, что откровения Тереховой в параше дорогого ресторана могли испортить нам с женой настрой.
Ольга слабо шепчет, на что-то указывает мечущимся взглядом, а потом, улегшись на спину, устраивается на кухонном столе, как на гинекологическом кресле. Раскрыв пошире ноги, жена опять терзает мои чувства и желания своим порнографически распахнутым нутром.
Ну что ж, на это стоит посмотреть и подрочить вдобавок, пока мозги находятся в слабеньком сознании и от нахлынувшей куда не надо спермы не спеклись.
Глава 21
Десять лет назад
Двенадцать месяцев изнурительного лечения. Бесконечные обследования. Почти хронические визиты на скучные приёмы к мужскому и, конечно, женскому врачу. Череда анализов, от которых нас уже тошнило и хотелось срочно забежать, а после, отклонившись от прозаичного маршрута, где-то в гуще безразличия бурю переждать. Затем, конечно, обоснованные, разумные, а временами абсолютно глупые врачебные рекомендации и назначения, которые мы с Ромочкой хватали, как сбежавшие от хозяев, чересчур оголодавшие за вольницей собаки, усиленно собиравшие себе на спину блох. Постоянный контроль за состоянием и гадское сочувствие вкупе с сожалеющими вздохами о том, что:
«Увы, ребята, снова ничего! Там точно пусто. Попробуем ещё разок. Возможно, в новом цикле вам с мужем всё же повезёт».
В какой-то непростой момент я самовольно приняла решение прекратить неравную борьбу и отпустить тяжёлую, не по размерам нам проблему, раскинув руки, довериться течению и постоянно ускользающей судьбе, отдав возможную беременность на откуп провидению. Вероятно, в тот момент и произошло то, о чём мы столько лет мечтали с Ромкой.
Две розовые, очень чёткие полоски просигнализировали мне о том, что я наконец-таки беременна и с огромным нетерпением жду нашего ребёнка. Интересное положение в тот же судьбоносный день подтвердил мой гинеколог, а окончательную точку в чрезвычайно трудном деле поставила беспокойная и предупредительная, но очень добрая и мудрая свекровь, которая всё тщательно и неоднократно самолично проверила. Как же я дрожала, когда внимательно, затаив дыхание, следила за тем, что делала в тот день Марго.
«Олечка…» — всплеснув руками, мама ими же закрыла свое сильно покрасневшее лицо и стала что-то на латыни, видимо, шептать. — «Да! Да! И ещё раз да, девонька. У вас с Ромой будет ребёнок. Спасибо!
Спасибо, солнышко…».«За что?» — с задранными вверх ногами я, совершенно не стесняясь, всхлипывала вместе с ней, при этом мягко сдавливала ноздри и вытирала слёзы-сопли об одноразовую пелёнку, на которой ёрзала спиной и задницей, изнывая от бешеного нетерпения, пока выслушивала то, что говорила Маргарита Львовна, осторожно приценивающаяся с профессиональной точки зрения, конечно, к моей промежности и вдавленному то ли от недоедания, то ли от индивидуального телосложения животу…
— Юрьева Ольга Алексеевна, двадцать восемь лет. Рост — метр семьдесят три, вес — пятьдесят четыре совершенно недостаточных кэгэ. Пожалуй, сразу же рекомендация номер один! Пришло время усиленно питаться, мамочка. Диеты — замечательно и познавательно, но быстро развивающийся пупсик очень хочет «Амать».
— Что-что?
— Ребёнку нужно питаться, малютка жаждет кушать. Пересмотрите, пожалуйста, свой рацион. Ваш вес требует определённой коррекции. Вегетарианство?
— Нет, — моментально отвечаю.
— Спортом занимаетесь?
— Нет.
Какой мне ещё спорт? Работа — дом — опять работа. Муж — один-единственный, если повезёт, конечно, общий выходной — валяние до двенадцати ноль ноль в кровати — и случайное дежурство, на которое Рома восходит, как на чёртову Голгофу. Похоже ведь на расписание щуплого атлета продолжительностью на пять лет вперёд?
— Значит, просто ограничиваете себя в еде?
Вот этого не замечала, если честно. Хотя пищевые предпочтения с некоторых пор определенно изменились. Я снова поздно ужинаю и даже подбираю за недоевшим что-то Юрьевым, который временами капризничает и глупо каверсует, если что-то в пузо не идёт.
— Кать, обязательно! Всё пересмотрим и наладим. У Олечки такая конституция и нервное истощение, — бережно сжимает моё плечо Марго. — Мы всё исправим. Уберём раздражители и начнём правильно питаться прямо с сегодняшнего дня. На витамины обязательно подсядем. Давай, наверное, не будем отвлекаться. Что там по делу?
— Из-за чего мы нервничаем, что так истощаемся? — по-прежнему со мной сюсюкает улыбающийся врач.
«Муж доводит» — хочу ответить, но всё же сдерживаю свой язык. Его работа… Вернее, служба — одно сплошное недоразумение. Ромка часто повторяет, что имеющийся в личном деле диплом о высшем юридическом образовании как-то совершенно не спасает ситуацию. А в определённые моменты играет крайне негативную роль.
Чего греха таить? Мы ведь с Юрьевым практически не видимся. Поэтому, вероятно, и не могли потрахаться, как должно и как следует.
«Секс обязан быть регулярным и продолжительным» — так нам говорил сексолог, к которому попали смеха ради. Муж в тот день подзуживал надо мной и сипел на ухо, что желал бы ознакомиться со вкладышем к диплому этого чудесного специалиста, которого с большой натяжечкой можно было принять за профессионального врача. Уж больно у Любомира Ледогоровича — да-да, именно так — был смешной и крайне озабоченный вид. Он постоянно трогал свой вялый пах и почесывал хозяйство, когда, конечно, не зевал. Юрьев, заметив своим ментовским глазом этот, скажем так, весьма неоднозначный изъян, потом его транслировал мне, развалившись на водительском месте в нашей же машине.
«Секс — это обязательство, жена! Я подсчитаю на досуге, сколько ты мне, любимая, за десять лет должна» — пошло хихикал, пока расстегивал ширинку на форменных брюках. — «Только погоны не сорви, детка, когда кончать сюда залезешь» — он хлопал по коленкам, приглашая к нему «на слишком выпирающий из штанишек борт». — «Садись-ка на яичницу, жена» — потом хрипел мне в ухо, засунув к себе в трусы ладонь. — «Ты, как я погляжу, уже возбуждена? Хочешь Ромку? Это Любомир завёл? Беру свои слова обратно. Ледогорыч — чёткий шарлатан. Стоп-стоп! Про-фес-сио-нал, конечно!».