Роман… С Ольгой

— Я не давлю, но он меня не слушает.

— А сейчас это выглядит, да и звучит бездоказательно, Лёлечка. Что значит, не слушает?

— То и значит, мама. Смотрит и молчит.

— Оль, я замужем за майором полиции. Я знаю, что такое эта их любимая служба. Уж поверь, пожалуйста, мы через многое с Игорем Николаевичем прошли. Но всегда всё обсуждали. Бывало, кричали. Бывало, по несколько дней не разговаривали. Всякое бывало. Я не пряничный подарок, а у папы свои скелеты в шкафу, в котором он прячет непростой — да что я скромничаю в самом деле — дрянной характер где-то на левой верхней полке, рядом с изъеденными молью форменными фуражками и цигейковыми шапками. Но мы обсуждали, не держали всё в себе и не ревновали. Мы ведь про работу говорим? Я правильно понимаю?

— Да. Вы замужем за бывшим полицейским, — не скрывая вызова и недовольства, дополняю. — Приведенный пример неуместен.

— Ишь ты, как заговорила. Да будет тебе известно, детка, что бывших ни в каком любимом деле не бывает. Это призвание! Это то, на что он заточен. То, что наполняет смыслом жизнь.

— А семья?

— Семья — святое, Лёль. Ромка, как его отец. Если ты волнуешься о женщинах, то…

Я помню, помню, помню. Всё, конечно, помню, как она шептала мне о том, что сын — стеснительный законченный однолюб. Мол, у него долго не получалось с девочками, потому что Юрьев младший — образец верности и искреннего внимания без скотского намерения кого-то легкодоступного сразу уложить в постель. Марго не соврала — всё так и есть. Рома — лучший мужчина на Земле, но…

Боже мой, какая старая заезженная пластинка. Зачем я начала этот разговор? Ну, не придет и не придет. Чего я взъелась и так близко к сердцу приняла? Ведь будет завтра. Значит, завтра о ребенке с ним поговорим.

— Это Стефа? — Марго поглядывает через моё плечо, периодически отводя глаза от вынужденного объекта наблюдения за моей спиной.

— Где? — я резко оборачиваюсь.

Да! Она! Моя подруга, у которой, к сожалению, личная и профессиональная жизнь совершенно не сложилась.

«Она же по наклонной плоскости пошла» — Ромка часто повторяет, когда я сообщаю походя о том, что видела подругу, передающую что-то в беленьком пакете кому-то за углом. — «Не смей к ней подходить. Её посадят, Лёля. Закладки, шатания на спортивных площадках, завороты в студенческий городок, центральная набережная, новостройки, пляж, в конце концов. У неё проблемы с запрещенными препаратами, детка. Это нехорошая статья. Хранение, распространение и реализация!».

«Так поймай её!» — во время подобных разговоров я сильно задираю нос и почему-то яростно топлю за связавшуюся с плохой компанией подругу. — «Это всё голословно, Рома».

«Я сказал, не смей!» — и всё, конец.

— Она пьёт? — Марго прищуривается и продолжает в том же направлении смотреть.

— Нет.

— Олечка, вы общаетесь?

Скорее, нет! Муж об этом попросил. Однако… Мать, наверное, права. Ещё одна тайна, о которой мой чересчур законопослушный муж не знает и не узнает никогда.

— Да, иногда она звонит, но…

— Почему они с Андреем расстались?

Да из-за службы! Из-за ещё одной жены. Будь она триста раз неладна.

— Она не смогла жить сутки через трое.

— Не передёргивай, пожалуйста. Она идёт сюда. Тихо! — Марго плавно отклоняется назад и поднимает голову, надевая на лицо чересчур пренебрежительную маску.

— Добрый вечер. Лёлик, привет, — женская рука с читаемой на подсознательной подкорке осторожностью ложится на моё плечо. — Рада встречи…

Андрей развёлся со Стефой, даже не женившись. Наши старые друзья продержались всего лишь жалкий год после окончания учёбы. Он сделал предложение, но получил категорический отказ по причине несовместимости циркадных ритмов.

«Боже мой, какая ересь!» — шипел Роман, когда сильно выпивший Андрей делился мыслями о том, почему он вдруг остался один.

Сейчас, по прошествии стольких лет, я считаю, что это был тот самый рок, который по какой-то неизведанной причине отвернул от него, но отыгрался на девчонке.

Моя подруга связалась с нехорошей компанией. Компанией отморозков, хулиганов и людей, промышляющих нехорошими средствами, вызывающими стойкое привыкание. Как это произошло — сам чёрт не разберёт!

«От отчаяния» — тогда спокойно говорил Андрей.

Отчаяния? Я так хочу с ним согласиться. Но, увы, не соглашусь, сколько бы мужчины в этом меня не убеждали.

— Как твои дела? — сейчас она сидит напротив меня, заняв место тактично оставившей нас матери.

— Всё хорошо, — отвечаю, не поднимая глаз и головы.

— Замужем за Юрьевым, я так понимаю? — сколько желчи в этом скрипящем, как несмазанная телега, голосе.

— Да.

— Десять лет?

— Да.

— Ещё один юбилей? — это зависть, злость или грусть?

— Давай поговорим о тебе. Как ты, Стеша?

— Я живу с мужчиной. Собираюсь замуж за него. У меня всё кучеряво и шоколадно, Куколка. Нет проблем и грех на что-то жаловаться.

Моя старая, девичья фамилия сильно режет слух и вызывает отвращение.

— Я рада за тебя.

— Ой, ли? — подруга игриво мне подмигивает.

— Очень! — выставив свой подбородок, гордо заявляю. — Конечно, рада. Ты заслуживаешь на личное счастье, Стефа. Как никто! Слышишь?

— Сколько пафоса, Лёлик.

Сколько зла, Степашка! Хотелось бы узнать, за что? Чем я подобное заслужила? Где перешла дорогу? Как и когда осмелилась?

— Где Ромка? — она вращается, как перископ подводной лодки. — Что-то твоя полиция тебя не бережёт! — хихикает каргой.

— Он на службе, — слежу за ней. — Ты хорошо себя чувствуешь?

Дрожащие, почти не стоящие на месте руки, что-то перебирающие пальцы и бесконечно шмыгающий нос, словно у его хозяйки непрекращающийся со времен всемирного потопа ринит свидетельствуют о том, что подруга не здорова.

— Устала и замёрзла.

— Ты заболела? — протягиваю руку к ней, чтобы потрогать лоб.

— Я здорова, — зеркалит позу, отклоняясь. — В гости ко мне пойдешь? — она вдруг на глазах меняется. Становится как будто злее. — Или подсыкаешь?

— Нет. Но…

— Я есть хочу, Лёля.

— Давай что-нибудь закажем, — вытянувшись, разыскиваю взглядом официанта. — Сейчас-сейчас, я оплачу.

— Широкая душа, да?

— Зачем ты так? — стараюсь не смотреть на сидящую напротив, но ощущаю, как она во все глаза таращится на меня.

— Прощай, наверное, Юрьева! Девочка, вытянувшая счастливый билет. Любимому Ромочке передавай вот такущий привет, ментовская подстилка, — зло шипит в ответ.

— Куда ты? — слежу за тем, как неуклюже она встаёт, затем неторопливо стаскивает со спинки стула свой драповый пиджак, как морщится, когда задевает какую-то рану на запястье, как вздрагивает, когда её случайно толкает в спину наконец-таки добравшийся к нам официант.