Роза для дракона

С Уважением, Скорпиус Гиперион Малфой».

Скрепив пергамент семейной печатью, он открыл клетку, выпустив на волю крупную серую сипуху. Привязав к ее лапке послание, он скормил ей галету и произнес имя адресата. В знак понимания, сова легонько клюнула его в щеку и, шелестя крыльями, унеслась прочь.

Где-то вдалеке пел аккордеон, с улицы доносился упоительный аромат сирени. Скорпиус подумал, что второе письмо он напишет вечером. Это послание может и подождать.

Из синей папки Розы Уизли Малфой

«Здравствуй, моя дорогая!

Я пишу тебе из солнечной Франции в надежде, что и за твоим окном небо перестало, наконец, выжимать слезы. Улыбаешься? Я — да, ведь когда из-под пера выходят эти строчки, перед глазами стоит твой милый образ, к которому я, увы, могу прикоснуться только мысленно. Франция держит меня за пятки, и хватка у этой дамы оказалась железной — дела идут вовсе не с той скоростью, с которой хотелось бы, и потому я задержусь на три дня, а сразу после мне придется переместиться в Бельгию, не заезжая домой. Милая моя, я очень надеюсь на понимание, а также на то, что ты не ссоришься с отцом. Хочу верить, что ты нашла вдохновение и изо всех сил торопишься записать свои мысли для будущей книги. На этом поставлю точку, ведь ты же знаешь, как тяжело даются мне длинные письма. Лучше я расскажу обо всем при встрече.

С любовью, твой Скорпиус».

Она перечитывала и перечитывала это письмо, в надежде, что буквы каким-то магическим образом поменяют свои очертания, и вместо известия о расставании неровный почерк мужа сообщит ей дату и время прибытия поезда, что вернется он, как и обещал.

Роза несколько раз садилась за ответ, но перо танцевало в руках, не желая оставлять на пергаменте ничего, кроме распластанных осьминогов клякс.

Всю ночь она ворочалась в жаркой постели, сон не пришел к ней и утром. Едва только бледное солнце показало лицо над горизонтом, Роза нащупала домашние туфли и уныло побрела в столовую в надежде, что чашечка крепкого кофе взбодрит ее и направит мысли в нужное русло. Стрелки на часах в холле показывали только половину шестого, и девушка решила, что в столь ранний час не спят только она да эльфы, занятые приготовлением завтрака. Тем большим оказалось ее удивление, когда уверенно распахнув дверь, ведущую в столовую, она увидела мистера Малфоя, расположившегося во главе стола, и занятого чтением газеты.

Их взгляды пересеклись мгновенно, и если серая вспышка отразила удивление и легкое раздражение, то на лице Розы, скорее всего, отразился испуг.

— Извините, если побеспокоила вас, мистер Малфой. Я могу выпить кофе у себя.

Малфой еще мгновение сверлил ее взглядом, после чего морщинка, разделившая брови, вдруг исчезла, и выражение его лица стало почти мягким.

— Во-первых, с добрым вас утром, миссис Малфой, а во-вторых, мне было бы приятно предложить разделить со мной утреннюю трапезу.

Он говорил достаточно тихо, и в голосе не слышалось нажима, но ноги Розы подкосились — она практически упала на стул. «Вот глупая, — пронеслось в голове, — ведь я даже не поздоровалась с ним».

— Ну вот и славно, — тем временем молвил Малфой, убирая газету в сторону. — Что заставило вас подняться в столь ранний час, Роза?

— Я, э-э, — замялась она, не желая говорить мужчине правду. Ведь он и сам все поймет, когда Скорпиус не появится дома вечером. — Иногда я не сплю по ночам, думаю или пишу, — уверенно заключила девушка.

— Понятно, — Драко все еще смотрел на нее. — Скажите мне, Роза, а в котором часу прибывает поезд Скорпиуса? Мне бы тоже хотелось встретить его.

И этими словами Малфой попадает в самую точку, обезоруживая. Неужели он применил к ней легилименцию?

— Скорпиус не приедет сегодня, — на одном дыхании частит Роза. — Накануне он прислал сову с посланием, в котором пишет, что задержится в командировке, а затем тут же отправится в следующую поездку.

И хотя девушка борется, чтобы сохранить самое невозмутимое выражение лица, она понимает, что алая заря во всю щеку выдает ее отношение к происходящему. Лицо мужчины непроницаемо, но судя по тому, как белеют сжатые кулаки, известие обескураживает его. Спохватившись, он убирает руки и задумчиво произносит:

— Мне искренне жаль, Роза. Правда. И, если вдруг вам станет скучно, можете рассчитывать на мое общество. Знаете ли, для меня необычна мысль, что сын смог покинуть вас так надолго.

Малфой действительно удивлен, и это заметно невооруженным взглядом. Роза впервые за всю историю знакомства видит свекра растерянным.

— Если хотите, — тем временем продолжает мужчина, — вечером Министерство организует вечер для своих сотрудников. Я, признаться, терпеть не могу театр, куда нас приглашают, но… если угодно, я мог бы составить вам компанию, тем более, что мне все равно вряд ли удастся избежать этого мероприятия.

Роза посмотрела в лицо Драко. Как и несколькими минутами раньше, как вчера и месяц назад, оно казалось равнодушным, но девушку поразило, с какой невероятной точностью интонация Малфоя напомнила ей собственного отца, когда Рон Уизли высказывал свое мнение об этом виде искусства.

Мистер Уизли от души презирал театр и демонстративно зевал во всю ширину рта, устроившись рядом с женой в партере. Гермиона стоически игнорировала проявление неуважения к Шекспиру, к Достоевскому и к ролям собственных детей, но от совместных походов в храм Мельпомены отказываться не собиралась. Упаковав Рона и Хьюго в хрусткую обертку воскресных костюмов, она аккуратно затягивала галстук на шее супруга и с озорными искорками в глазах просила его храпеть: «несколько тише, пожалуйста».

Неожиданно мелькнувший цветной клочок воспоминания оставил на лице девушки улыбку, а кроме того, она вдруг представила статного и очень строгого мистера Малфоя, посапывающего в соседнем кресле, и неожиданно для себя рассеяла все его надежды на формальный вежливости жест:

— Я с удовольствием прогуляюсь с вами. Очень люблю театр.

Малфой с видимой легкостью преодолел внутреннее сожаление и, промокнув губы салфеткой, сказал:

— Что ж, тогда я оставлю вас, а вечером пришлю экипаж.

— В этом нет необходимости, — легкомысленно заверила его Роза, — я прекрасно знаю, где находится здание театра.

— Необходимость есть, — обрывает ее мужчина, и в голосе его вновь звучат стальные нотки начальника, не привыкшего к обсуждению собственных решений. — Вы — Малфой, негоже жене моего сына ходить пешком.

…

Оставшись одна, Роза возвращается к себе. Ей снова неуютно, а теперь к этому обстоятельству прибавилось еще и скользкое чувство неловкости. Ну зачем же она согласилась сопровождать свекра в театр? Ведь не нужно быть умной, чтобы понять: это предложение — формальная вежливость, ответить на которую следовало отказом. Уж лучше бы ей остаться в тишине своей комнаты и все-таки попробовать продолжить писать. Без вдохновения, а так… собирая единую картинку из крох: обрывки фактов, нечаянно оброненные родителями фразы, колдоальбомы бабушки Молли — вот те сокровища, которыми она располагала.

Начиная писать книгу о войне, Роза не сомневалась в успехе, а кроме того, надеялась, что дело пойдет быстро, ведь ее родители — герои войны, и они, несомненно, захотят поделиться с дочерью своими рассказами, личными впечатлениями, воспоминаниями. Но только мама и папа не спешили: и если Рон попросту неловко отмалчивался или старался сменить тему, Гермиона напрямую говорила: «Никто не захочет вспоминать об этом. Тяжелое было время, Роззи. Успокойся и поищи другую тему для книги».

Но девушка не собиралась бросать начатое дело. Она часами просиживала в библиотеках, вороша подшивки старых газет и журналов, терпеливо разыскивала других чародеев, ровесников своих родителей, которые могли бы рассказать что-то интересное, но находя их, участвовавших в событиях тех лет, Роза сталкивалась со стеной непонимания. Никто из тех, кто располагал хоть какой-то ценной информацией, не собирался вспоминать, рассказывать, делиться. Со временем девушка начала понимать, что мать права, и никто из непосредственных участников не жаждал дать интервью рыжей девушке с объемной синей папкой в руках. Роза ткала повествование из случайно оброненных родителями или родственниками фраз.