Роза Марена

— Простите? — тихо произнесла она, и человек в будке поднял голову.

«Пожалуйста, пусть у него будут добрые глаза, — подумала она. — Даже если он ничего не сможет сделать, пожалуйста, пусть у него будут добрые глаза… и пускай они увидят меня, меня, женщину, стоящую здесь, которой в этом городе не за что зацепиться, кроме как за ремешок своей дамской сумочки». И она увидела, что его глаза — добрые. Близорукие и кажущиеся большими за толстыми линзами очков, но… добрые.

— Простите, не могли бы вы мне помочь? — спросила она.

3

Служащий «Помощи проезжим» представился как Питер Слоуик и выслушал историю Рози внимательно и не перебивая. Она рассказала ему, сколько смогла, уже решив для себя, что не сможет рассчитывать на доброту посторонних, если будет скрывать правду о себе из гордости или от стыда. Единственная важная вещь, которую она не сказала ему, — потому что просто не могла найти слов, чтобы выразить ее, — это какой беспомощной чувствовала себя, какой полностью не подготовленной к окружающей действительности. Меньше суток тому назад она понятия не имела, как мало знает об этом мире. О нем она черпала сведения лишь из передач по телевизору или из ежедневных газет, которые приносил домой муж.

— Насколько я понимаю, вы ушли импульсивно, под влиянием минуты, — сказал мистер Слоуик, — но, пока вы ехали в автобусе, не возникли ли у вас какие-нибудь идеи относительно того, что вам делать или куда отправиться, когда вы приедете сюда? Вообще какие-либо мысли и планы?

— Я думала, что для начала, возможно, сумею отыскать какой-нибудь женский отель, — неуверенно проговорила она. — Сейчас еще есть такие заведения?

— Да, по крайней мере я лично знаю три отеля, но и в самом дешевом такие цены, что они, наверное, разорят вас за неделю. Это отели для обеспеченных дам, в основном для женщин, приехавших в город на недельку или около того, чтобы поболтаться по магазинам или навестить родственников, у которых им негде остановиться.

— О-о, — сказала она. — Ну, тогда как насчет АМХ [3] ?

Мистер Слоуик покачал головой.

— Они прикрыли последнее из своих учреждений в 1990-м. Их одолели психопатки и наркоманки.

Она почувствовала, как подступает отчаяние, и заставила себя подумать о людях, которые спали здесь на полу, обняв руками заклеенные мусорные корзины. На самый худой конец останется это, рассудила она и спросила:

— А у вас нет никаких идей?

3

Ассоциация молодых христианок (религиозно-благотворительная организация). — Примеч. пер.

Он смотрел на нее секунду, проводя по нижней губе обратным концом шариковой ручки, — человечек с простоватым лицом и водянистыми глазами, который все-таки внимательно выслушал ее и не предложил ей убираться вон. «Хорошо уже то, что он не попросил меня наклониться к нему, чтобы поговорить со мной по душам, как Норман», — подумала она.

Кажется, Слоуик принял решение. Он расстегнул свою куртку (давно вышедшую из моды синтетику, которая знавала и лучшие деньки), порылся во внутреннем кармане и вытащил визитную карточку. На той стороне, где было напечатано его имя и стоял штамп «Помощь проезжим», он аккуратно вывел адрес. Потом перевернул карточку и расписался на обратной стороне буквами, показавшимися ей комично большими. Его крупная роспись заставила ее вспомнить, что говорил когда-то учитель по американской истории ее классу в школе насчет того, почему Джон Хэнкок написал свое имя очень большими буквами на Декларации независимости. «Чтобы король Георг сумел прочесть ее без очков», — по словам учителя, сказал Хэнкок.

— Можете разобрать адрес? — спросил он, вручая ей карточку.

— Да, — сказал она. — Дархэм-авеню, 251.

— Хорошо. Положите карточку в сумку и смотрите не потеряйте ее. Там наверняка у вас ее попросят. Я посылаю вас в учреждение, которое называется «Дочери и Сестры». Это приют для обиженных женщин. Довольно необычный. Судя по вашей истории, я бы сказал, что вы им подходите.

— Как долго они позволят мне оставаться там?

Он пожал плечами.

— Полагаю, в каждом отдельном случае это бывает по-разному.

«Так, значит, вот что я теперь, — подумала она. — Отдельный случай».

Казалось, он прочел ее мысли, потому что улыбнулся. Зубы, обнажившиеся в улыбке, нельзя было назвать красивыми, но улыбка казалась вполне честной и доброжелательной. Он ободряюще прикоснулся к ее руке. Это было мимолетное прикосновение, неуклюжее и довольно робкое.

— Если ваш муж так избивал вас, как вы рассказываете, миссис Мак-Клендон, вы выбрали лучшую долю, куда бы теперь ни попали.

— Да, — сказала она. — Я тоже так думаю. И если даже ничего путного не получится, всегда для меня остается пол в этом зале, правда?

На его лице отразилось изумление.

— О, я не думаю, что до этого дойдет.

— Может дойти. Кое у кого доходит. — Она кивнула на двух бездомных, спящих бок о бок на лавке, подстелив куртки. У одного из них на лицо была надвинута грязная оранжевая кепка, чтобы глаза не резал электрический свет.

Слоуик несколько секунд смотрел на них и снова взглянул на нее.

— До этого не дойдет, — повторил он еще более уверенным тоном. — Городские автобусы останавливаются прямо за главным входом. Повернете налево и сразу увидите. Тротуарный бортик окрашен в разные цвета соответственно различным автобусным маршрутам. Вам нужен автобус Оранжевой линии, так что встаньте на оранжевый участок тротуара. Поняли?

— Да.

— Это стоит доллар, и желательно заплатить водителю без сдачи. Вы можете вызвать его раздражение, если у вас не окажется мелочи.

— У меня достаточно мелочи.

— Хорошо. Выйдите на углу улиц Дирборн и Элк, потом пройдите два квартала вверх по Элк… а может, три, я точно не помню. Так или иначе, окажетесь на Дархэм-авеню. Здесь вам нужно свернуть налево и пройти четыре квартала, но кварталы там короткие. Увидите большой дом с белыми оконными рамами. Я бы сказал, что его надо заново покрасить, но они могли уже успеть это сделать. Запомнили?

— Да.

— И еще одно. Оставайтесь в зале ожидания, пока не станет светло. До тех пор никуда не выходите — даже к остановке городских автобусов.

— Я и не собиралась, — с облегчением сказала она.

4

Она проспала урывками лишь два или три часа в «Континенталь-экспрессе», который привез ее сюда, и поэтому неудивительно, что, выйдя из городского автобуса Оранжевой линии, она заблудилась. Позже Рози решила, что, наверное, она пошла по Элк-стрит не в ту сторону, но результат — почти три часа блужданий по незнакомому городу — был гораздо важнее причины. Она тащилась квартал за кварталом в поисках Дархэм-авеню и не нашла ее. Ноги болели. Поясницу ломило. Подкрадывалась головная боль. И не было рядом Питера Слоуика; те, кто обращал на нее хоть какое-то внимание, смотрели с недоверием, подозрением или явным презрением.

Вскоре после того как Рози сошла с автобуса, она проходила мимо грязного, подозрительно выглядевшего бара под названием «Пропусти Глоток». Шторы на окнах были опущены, рекламные вывески — темные, на двери — засов. Она вернулась к этому бару минут двадцать спустя, не сообразив, что уже проходила здесь, пока не увидела его. Шторы были по-прежнему опущены, но вывески горели, а засов был отодвинут. Мужчина в китайском рабочем комбинезоне облокотился на косяк двери, держа в руке початую кружку с пивом. Она взглянула на свои часы — еще не было половины седьмого.