Роза пустыни

— Твой отец тебе не поверил?

— Ах, Джек, папа даже не дал мне возможности все ему объяснить. Он отмахнулся от меня, как от ребенка, который только-только закончил учебу. Он сказал, чтобы я оставила важные дела джентльменам и ученым и не забивала голову такими вещами. — Она смахнула со щек слезы. — Сказал, что выдаст меня за сына какого-то графа и это избавит меня от неприятностей.

На одну только секунду Джек позволил себе улыбнуться. Он прекрасно помнил, что в связи с этим говорила ему Элизабет. У нее были своеобразные взгляды на английских графов и их сыновей.

Но уже в следующую секунду он начал осуждающе качать головой.

Да, старые дурни — самые опасные дурни, а Стенхоуп оказался старым дурнем!

Его дочь, несомненно, знала о Черной стране и ее истории больше, чем многие так называемые археологи и египтологи, наводнявшие Египет со времен Наполеона.

Только на прошлой неделе Али рассказывал ему о том, как ситте моментально опознала каменные фрагменты, использованные для строительства дома, в котором ее поселили. По словам молодого египтянина, леди Элизабет перевела иероглифы даже с большей легкостью, чем это удавалось лорду Стенхоупу.

А еще Али упомянул о том, как ситте озабочена восстановлением храмов в Луксоре. Она сказала ему, что именно туда следует вернуть древние камни. Там — их законное место.

Сидя рядом с Элизабет на нелепой кушетке, Джек пытался уговорить себя, что, возможно, она его поймет. Пожалуй, надо рассказать ей, какую задачу он выполняет для принца Рамсеса и его племени.

Может быть.

Но не сейчас.

На карту было поставлено слишком много.

— Вот почему я хочу заключить с вами договор, милорд, — закончила она, прервав ход его мыслей.

Джек чуть выгнул брови:

— И что конкретно ты имела в виду?

Щеки девушки покрылись удивительно привлекательным алым румянцем, причину которого Джек затруднился определить: крепкий напиток? или смущение?

— После нашей помолвки вы бы играли роль жениха.

— Только делать вид?

Элизабет отхлебнула еще бренди и почти радостным тоном объявила:

— Естественно, наша помолвка будет чисто формальной.

— Вот как?

— Она нужна для того, чтобы успокоить папу. Вы меня понимаете?

— О да! Более чем.

— В обмен на это… — Она прерывисто вздохнула. — В обмен на это я поделюсь с вами тайной.

— Ты поделишься со мной тайной, — повторил он слово в слово.

Элизабет внимательно огляделась и сообщила приглушенным голосом:

— Папа ищет совсем не там.

Джек не произнес ни слова.

Она объяснила подробнее, решив, что, видимо, недостаточно ясно выразилась:

— Папа ищет захоронение Мернептона Сети совсем не там, где оно на самом деле находится.

Более хорошей новости Джек уже очень давно не слышал!

Свой следующий вопрос он задал очень осторожно:

— А откуда ты это знаешь?

Его невеста понизила голос еще сильнее:

— Потому что я знаю, где находится гробница Мернептопа Сети.

Бренди не так уж противно, когда сделаешь после первого глотка еще пару, решила Элизабет, допивая лечебный напиток.

— Это было вполне приятно, — призналась она, ставя рюмку на столик, где уже стояла чашка с остывшим чаем.

— Не хочешь ли еще немного? — осведомился Джек с непривычной любезностью.

Она покусала нижнюю губу.

— А вы не думаете, что сейчас слишком рано?

— Для хорошего бренди не существует понятия «слишком рано», — сухо отозвался он и встал, чтобы налить следующую порцию.

— Спасибо, — вежливо поблагодарила она Джека, когда он принес ей рюмку.

— Не за что.

Элизабет вздохнула и воскликнула:

— Как скверно!

Джек был изумлен:

— Бренди?

— О нет! Бренди на самом деле довольно приятное, — охотно ответила она, позволяя себе очередной глоток. — Я хотела сказать — как скверно потратить тридцать лет жизни на то, чтобы что-то искать, а потом не заметить, что это что-то — у тебя под носом.

— Я целиком и полностью с тобой согласен.

— Говорят же: гордость — причина всех бед.

— Так действительно говорят?

— На самом деле, — призналась она, — в Притчах сказано так: «Погибели предшествует гордость и падению надменность».

— Неужели?

— Да. Это так и сказано. Притчи, глава шестнадцатая, стих восемнадцатый.

Лицо Джека осталось непроницаемым.

— Как я вижу, ты хорошо знаешь Писание.

— Это няня.

Он не понял:

— Что няня?

Элизабет вздохнула:

— Няня была очень строга в том, что касалось прочтения библейских стихов. — Девушка устремила взгляд в наполовину опустевшую рюмку. — Она бы это никогда не одобрила.

— Крепкие напитки?

— О нет! Няня всегда хранила в своей комнате бутылку — на тот особый случай, когда надо немного принять.

Казалось, Джек слушает ее с необычайным вниманием.

— Особые случаи?

— Зубная боль, например.

— Ну конечно.

— Очень помогает при приступах меланхолии.

— Надо полагать.

Она почувствовала, что густо краснеет.

— Некоторые… гм… женские проблемы.

— Конечно, — невозмутимо подтвердил он. — Тогда что няня никогда не одобрила бы?

— Поведение папы. — Элизабет пояснила: — Знаете, раньше она была его няней. Очень давно.

— Видимо, няня уже в годах, — заметил Джек, наливая себе еще чашку чая.

Элизабет надолго задумалась, потом сказала:

— Няня никогда в этом не призналась бы, но, наверное, она старше Траута.

— Из них вышла бы прекрасная пара, — пробормотал Джек.

— Да, конечно. Траут и няня — муж и жена. Они женаты уже почти шестьдесят лет.

— Ну и…

Она наморщила лоб:

— Ну и что?

Секунду он непонимающе смотрел на нее, а потом, полулежа на кушетке, весело рассмеялся и сказал:

— Ну, и я буду счастлив играть роль твоего жениха, Элизабет.

Она была, как всегда, вежлива:

— Благодарю вас, милорд.

Он мягко поправил ее:

— Джек.

— Спасибо, Джек.

— А теперь о твоем обещании…

Хотя под влиянием бренди голова у Элизабет немного затуманилась, она понимала, что ей надо сделать. Мернептон Сети был ее единственным козырем. Ценные сведения хранились у нее в голове и в дневнике.