Рождение чудовища

– Ты себя ведешь, как опытная наложница, - хмыкнул Изуба. – Значит, корчить из себя недотрогу не станешь?

– Я приехала в Мальтахёэ за пару дней до торжеств в честь великой богини Умм, - отозвалась девушка. – В горы мне хода нет. Я ничем не сумею объяснить это в деревне. Родители еще, может, и поверят – но скорее всего, нет. Даже они. Так что иного пути у меня нет, господин, - она впервые взглянула прямо в глаза Изубе.

– Права все-таки Куруша, - шепнул он. – Ты – ведьма…

– Эх, была бы я правда ведьмой, - прошептала Накато мечтательно.

– Да? – он оживился, отодвинулся чуть-чуть. – И что бы тогда было?

– Ну, я бы стала очень-очень богата, - протянула она. – У меня было бы все: и огромный дом – прямо как у тебя, хозяин. И куча слуг и рабов, которые работали бы вместо меня, а я бы только отдыхала и веселилась. И развлекали бы они меня. И вкусная еда – сколько хочешь, и много-много красивых нарядов, и бус, и браслетов…

– Немудреные же у тебя мечты, - рассмеялся Изуба. – Но ты и так можешь все это иметь. Если станешь вести себя так же послушно, как и до сих пор, - пояснил он.

– Я буду, господин, - шепнула она.

Вспомнился некстати старик Асита. Тот, правда, никогда с ней столько не разговаривал. А еще он был совсем старым. Но жилистым – Изуба, хоть и казался моложе, и не был рыхлым, как многие жители Мальтахёэ – но мышцы у него были далеко не такими сухими и твердыми, как у жителей степи.

Изуба склонился носом к ее шее, потянул, точно принюхиваясь к чему-то. И отстранился, брезгливо сморщившись.

– Что это? – недоуменно осведомился он.

– Тебе не понравились благовония, господин? – Накато заморгала. – Я их сама купила в лавке на базаре. Долго выбирала, взяла самые лучшие у торговца!

– Горская глупышка, - Изуба усмехнулся, покачал головой. – Откуда тебе знать, какими могут быть лучшие благовония! Ты разве разбираешься в этом?

– А разве это – грамота, чтобы разбираться? – Накато и впрямь растерялась – даже притворяться не пришлось. – Они пахнут приятно. Я выбрала те, которые пахли приятнее всего!

– Вот что, - хмыкнул чиновник. – Не покупай больше благовоний на базаре! Там нет по-настоящему хороших. Я заказываю их с юга, из самого Нухроба. Я знаю, у кого следует заказывать – не всякий продавец, что хвастает, будто его товар – лучший, действительно продает что-то стоящее. Я скажу Куруше – она подберет тебе благовония. И украшения, - прибавил он. – Ты эти бусы тоже на базаре купила?

– Да… а разве они не красивые? Смотри, какие разноцветные!

– Ох уж эти горцы, - Изуба покачал головой. – Куруша! – крикнул он. – Зайди сюда.

Интересно, та что, возле входа подслушивала? Он выдал мгновенно явившейся женщине распоряжения, и Накато покинула покои чиновника вместе с ней.

Н-да. Представить, чтобы старик Асита отказался от утех ради того, чтобы приодеть наложницу и выбрать ей какие-то правильные благовония, Накато не могла. Тот лишь ворчал, что девку ему приводят больно страшную, худую и несуразную. Но, помнится, и угостить ее даже маленьким кусочком своего ужина не считал нужным. Еще и по рукам как-то треснул, когда она от голода хотела стянуть немного.

Куруша повела ее прямиком в подземелья – там хранились запасы. Первым делом завела в помещение, в котором на бесчисленных полках выстроились флаконы с благовониями.

Здесь были флаконы фигурные, из крашеной желтой глины – совсем, как чашка Мунаш, которую она разбила когда-то. И из какого-то гладкого материала, похожего на разноцветные бусины.

– Ну, сейчас я подберу тебе благовония, - проворчала Куруша. – Ну-ка, - она потянула носом, чуть не ткнувшись им в шею Накато. – Да что ты дергаешься, - фыркнула она. – Тоже еще, пугливая какая! И правда – дешевка, - скривилась презрительно. – Только такие и могла выбрать необразованная горская девица! Ну-ка, - она принялась перебирать ловко флаконы на полках. – Вот, эти тебе подойдут, - она вытянула небольшую склянку. – И вот это, и это – они тоже сладкие – я смотрю, тебе сладкие запахи нравятся. Только не выливай на себя все сразу – выбери что-то одно, и подушись! А следующим – после того, как помоешься. Хозяин любит, чтобы его наложницы душились каждый раз чем-то разным…

Она вручила Накато с полдесятка флаконов. Оглядела ее, покачала головой. И что ей все не так? Все-таки ревность и зависть, что новой флейтистке дарят и одежду, и благовония, и хозяин к себе зовет.

Куруша покопалась в большой шкатулке, выбрала несколько гребней. Из сундука выудила несколько браслетов, украшения на шею. Оглядела с сомнением Накато. Отыскала шкатулку и принялась складывать туда украшения, что отбирала для нее. Туда же отправились и благовония.

– Тебе бы еще и уши проколоть, - посетовала она. – Уши-то не проколоты! Как серьги носить думаешь?

Серьги! Накато с трудом сдержала смех. Кто ж надевает серьги на рабыню? А Амади не озаботился тем, чтобы прокалывать ей уши.

– Совсем у тебя семья нищая, видать, - скривилась Куруша. – Неудивительно, что жених от тебя отказался! Из достоинств-то у невесты только сила, чтоб воду да мешки с зерном таскать. Великое достояние, - она осуждающе покачала головой.

– У нас в горах это ценилось высоко, - заметила Накато.

– Ох ты, а обидчивая какая! – зафыркала Куруша. – Обидчивости в тебе на целую дочку какого-нибудь именитого торговца или землевладельца! Не по чину гордости-то столько иметь, - прошипела она, приблизившись вплотную. – Ты здесь не у себя в горах! Да и в горах тебя за такое знатно бы поучили! Ступай давай, чего застыла? – прикрикнула она. – Или ждешь, чтоб тебя еще чем одарили? Так уж довольно!

– Слушаюсь, - выдавила Накато.

Развернулась и пошла. В этом доме у нее есть враг. И враг могущественный – к Куруше прислушивается сам хозяин. На ней держится все в доме.

А может, подружиться с ней? Ведь Изуба тогда приказывал Куруше – подружиться с ней, Накато. Втереться в доверие. Так ей тоже нужно втереться в доверие к домоправительнице!

Девушка сдавленно хихикнула и кинула взгляд по сторонам – не видит ли кто, как новая флейтистка тащит из хранилища шкатулку и хихикает на ходу. Не иначе – стащила что-то. Благо, никого не видать. Смешно все-таки: станут они с Курушей друг к дружке втираться в доверие наперебой. И пытаться сдружиться. Ох, и картина будет!

*** ***

Очутившись у себя, поставила шкатулку на покрывало заправленной постели. Уселась рядом, откинула крышку и вывалила все. Принялась перебирать.

Благовония отложила в сторону. С этим потом – после мытья. А то надушится поверх уже намазанных благовоний, и получится запах, от которого голова кругом. Может, она и неграмотна – но нюх у нее имеется.

Браслеты из начищенного серебра и блестящего желтого металла. Интересно. На медь не похоже. Тоже серебро – только желтое? А серебро бывает желтым?

А вот украшение на шею. Соединенные между собою выточенные из самоцветного камня пластины. Напоминают пояс из малахита, что был у нее, когда она изображала горную владычицу. Только камни голубые, а не зеленые. Голубые, как осеннее небо в ясный безоблачный день.

Накато приложила широкое ожерелье к шее, подошла к зеркалу. Красиво. Она стала прямо, как какая-нибудь городская богатейка. Интересно, ей и уши проколют? Кажется, здесь, в городе, уши без дыр считаются чем-то постыдным. До сих пор она не обращала на это внимания. Но ведь и правда – даже у самых последних служанок, выполняющих тяжелую и грязную работу, в ушах болтались серьги. Пусть простые, медные – но без них не ходила ни одна женщина.