Рождение чудовища
Шрифт:
Разве что жаль немного расставаться с людьми, с которыми работала бок о бок почти четыре декады. Вот ведь – поначалу они показались ей совсем чужими! Как и она – им.
Провожали ее тепло – у Накато защемило сердце. Да помилуют ее боги – ее захлестнуло ощущение, будто она покидает семью. Когда и как эти люди сумели пробраться в ее сердце? Девушка шмыгала носом и утирала текущие по щекам слезы.
Она не подозревала, что о ней тоже можно сказать – мол, она чувствительна, как те суровые воины, о которых когда-то давно говорил ей мастер Амади.
И ведь еще удивлялась пару декад назад – чего они все слезы утирают
Впрочем, даже изумление от себя самой и неожиданно всколыхнувшихся чувств не сумело пересилить грусти расставания.
*** ***
– У меня теперь есть своя комната, мастер Амади.
– Чтоб тебя! – досадливо воскликнул колдун. – Я уж испугался – что-то произошло, что ты меня позвала. А ты похвастаться решила, - он усмехнулся.
– Просто я теперь могу тебя позвать, - отозвалась растерянная девушка. – Я теперь служу в доме господина Гвалы.
– Гвала! – повторил Амади. – Я знаю, кто это. Старший писец надзора за ткацкими и красильными мастерскими. Не совсем тот, к кому я приглядывался, но тоже ничего. В конце концов, всего лишь первая ступень, - он покивал. – Что ж, у тебя отлично получилось! Я разузнаю получше о нем и о твоей судьбе в его доме.
– Меня взяли, чтобы я играла на флейте. Непривычно, - проговорила девушка. – Я уже привыкла таскать воду каждый день. А тут – не нужно.
– Таскать воду тебе теперь долго не придется, - колдун покивал.
– Что ж. Остается ждать – сколько пройдет времени, прежде чем тебя перекупит у Гвалы кто-то более богатый и могущественный. Это должно случиться скорее четырех декад. В доме-то писца ты не сразу показала, как играешь на флейте. А тут – Гвала непременно захочет похвалиться приобретением. И практически сразу это приобретение потеряет.
– Буду ждать, - Накато вздохнула, слегка улыбнулась. – Я только вчера вечером переехала сюда. Сегодня меня хозяин лишь вечером позвал ненадолго – поиграть для него и его младшей жены.
– О, у Гвалы несколько жен, - протянул Амади. – В таком случае, девочка, - он нахмурился. – Постарайся быть осторожнее. С едой, с подарками, с поручениями. Женщины коварны.
– Как у нас в кочевье? – переспросила девушка.
– Женщины везде одинаково коварны. Женщины, что делят одного мужчину – его жены, наложницы. Иногда – дочери и родственницы. Кому-то из них может не понравиться твое появление. Потому – будь осмотрительна. Что это? – прибавил он, недоуменно оглядевшись.
Не успела Накато спросить, о чем он, как очутилась в воде. Она забарахталась, отфыркиваясь, и подскочила на постели.
– Тяжело же тебя разбудить, флейтистка, - немолодая плотная женщина покривила губы. – Вставай! Лентяйка, - прибавила она с досадой. – Обо Гвала зовет тебя. Ты будешь играть ему и его гостю. В порядок себя приведи! – прикрикнула она, нахмурившись. – И живо!
Накато, моргая, поднялась
с промокшей постели. Вот так-так! Водой ее окатила, вздорная баба. И во что прикажете переодеться?Не успела подумать – дверь распахнулась. Давешняя женщина попросту швырнула в Накато свертком ткани и скрылась.
Шелк. Ярко-желтый шелк с богатой синей вышивкой по подолу, вороту и краям рукавов. Значит, нарочно для нее приготовили богатое одеяние. Мол, ее скромная туника не годится. А может, это – как раз тот случай, когда стоит остеречься? И платье прислал не ее новый хозяин, а принесла эта женщина?
Вот только не идти к хозяину с гостем в мокрой тунике. Как бы за такое не вылететь. Амади едва ли будет доволен.
А вдруг ткань отравлена или проклята? Что ж. Остается уповать на ее способность к заживлению всяческих ран. Накато, помявшись, натянула роскошное одеяние. Помнится, на базаре в Кхорихасе она не раз глядела на такие одежды, жалея, что у нее нет подобной! Вот и возможность надеть что-то богатое и красивое. Только тревога гложет.
*** ***
Этой ночью она не вернулась в свою скромную комнату.
Гвала, должно быть, выпросил ее у прежнего хозяина, уже подразумевая отдать своему богатому родичу. Эдакий подарок, чтоб задобрить.
Тот слушал ее игру на флейте, покачивал головой, причмокивал. Вот ведь! Заявился посреди ночи слушать музыку и пить хмельное. Или у старших писцов и чиновников в Мальтахёэ так принято? Ее, Накато, это не касалось. Ее дело – играть. И она играла, не подымая взгляда. Лишь краем глаза разглядывала толстяка – гостя Гвалы. Вспоминала ночь, когда славили богиню плодородия Умм.
Если к этому она попадет не простой флейтисткой – хорошо бы раздобыть того питья, что раздавали жрецы!
Нет, не целую чашку, и уж точно не две, как тогда. Половинку глоточка – просто чтобы колышущиеся складки жира не вызывали такого трепета. Может, спросить у Амади? Хотя – даже если и не удастся заполучить питье, ничего страшного. В конце концов, этот толстяк не страшнее старика Аситы.
Да может, не так уж надолго она у него и задержится. Декаду-другую. Это немного.
В последнем Накато оказалась права. В доме родственника Гвалы, чьего имени даже не сумела вспомнить к концу лета, она не провела и декады. За пару декад она сменила шестерых хозяев. Кто-то сразу забирал ее, чтобы передать следующему и задобрить таким образом вышестоящего чиновника. Кто-то – оказывался недостаточно хитер, чтобы скрыть приобретение.
Амади она видела во сне пару раз за это время. Колдун коротко справлялся, как у нее дела и стремительно покидал ее сон.
*** ***
Изуба был начальником дворцовой службы снабжения, и жил при дворце.
Если в Кхорихасе дворец находился на центральной площади, напротив храма Икнатона, то правитель Мальтахёэ предпочел вынести свою резиденцию за пределы города. С юго-востока город окружали цветущие сады, большей частью закрытые для простых людей. Они принадлежали правителю.
В глубине садов скрывался удивительной красоты павильон. Он ничем не походил на городские дома. Насколько необычными они казались после домов Кхорихаса – но рядом с дворцом правителя казались приземистыми, кряжистыми и неуклюжими.