Рождение волшебницы

Ничего не оставалось, как возвратиться в прежнюю комнату, где была стойка с книгой, на полу валялись мусор, объедки и копны стриженных волос. Порывай стушевался и чернел в углу, не существуя для других так же, как и для самого себя.

– А мастерский был ход, – говорил Рукосил, следуя за Золотинкой неотступно, он дышал ей затылок. – Как это тебе понравилось?

– Простите, я не понимаю, о чем вы толкуете и ваше красноречие, боюсь, пропадает втуне, – сказала она, опускаясь на стул.

– Не понимаешь?! – вскричал он вдруг слишком громко и схватил спинку стула, словно желая его из-под нее выдернуть. – А то ты понимаешь, что я тебя сотворил? Где бы ты сейчас была, если бы я не создал из ничего принцессу Септу?

Золотинка подняла глаза.

– Да! Именно! – склонил он ожесточенное лицо. – Знаешь, чего это стоит, – сладить одну порядочную принцессу? Подобрать подходящих родителей, тоже принцев, – трудно ведь иначе объяснить, почему у принцессы родители дровосеки. Я должен был проверить родословные счеты и убедиться, что родители надежно умерли. Наконец, что тоже немало, составить правдоподобное и жалостливое письмо. Которое к тому же надо было испортить на самых трогательных местах, чтобы сохранить хотя бы существенное.

– Вы хотите сказать, – проговорила она ровным голосом, – что принц Рей и принцесса Нилло вовсе не мои родители?

Он фыркнул, вскидываясь:

– Я должен был покрыть твою душу коркой позолоты. Слишком наивная и слишком пылкая у тебя душа, чтобы вот так вот сразу сунуть ее в огонь. Я понял тебя тогда еще, когда ты сверкала глазами и взяла Юлия за виски. Когда ты поднялась до пророчества. Я был озлоблен и очарован. Я увидел сильную, страстную и возвышенную душу – подходящий предмет для опытов. Я обомлел от редкой удачи. И я решил пропустить тебя через искус, чтобы подготовить опыт.

– И выходит… Нута не моя сестра, – молвила Золотинка в тягостной замедленности чувств.

– Нута! Нута! Что тебе Нута! – бросил Рукосил, отстраняясь с необъяснимым раздражением. Он обошел стул с другой стороны и снова ухватил спинку. – Такие Нуты – грязь под твоими ногами. Ты великая волшебница!

Сказал – и сам поразился, что это было сказано. Осекся, словно бы сам себе не поверил.

– Ты можешь волховать без волшебного камня, – продолжал он по возможности бесстрастно, в бессознательном побуждении исправить слишком сильное впечатление от собственных слов. – Как это будет, не могу сказать наверное. И никто не знает, потому что такого никогда не было и быть не может. Но ты уже видела меня через стену. Когда захотела. Ощера Вага предполагал нечто такое, но не более того. Пользуясь гениальными догадками Ощеры, я и поставил опыт. Но особенно не заблуждайся: против хорошего камня тебе не постоять. И вообще не обойтись без меня, твоего создателя. Без меня ты ничто. Ты погибнешь, как выброшенный из парника цветок.

Снова он обошел кругом, чтобы взяться за стул с другого бока. Подняв голову, Золотинка провожала его взглядом.

– Я предлагаю тебе союз.

– Для чего?

– Чтобы господствовать над миром.

– Разве мир нуждается в нашем господстве?

Рукосил оставил стул и отстранился.

– Придет время, – сказал он, – мы с тобой среди бела дня помрачим солнце.

– Пусть светит, – невольно улыбнулась Золотинка. – Зачем омрачать солнце? Пусть будет.

– По мановению твоей руки завоют хищные звери. Содрогнется гора, замутятся воды. Задует полуночный ветер, собирая грозовые тучи, и обрушится град, так что каждой льдиной зашибет корову. Не укроется от тебя золотая жила, залежи яшмы и нефрита. Ты увидишь сквозь стены все, что происходит в жилищах людей. Ты услышишь на расстоянии, ничто сокрытое не останется для тебя тайной. И придет время, пусть не сразу, ты взлетишь. Ты станешь летать простым побуждением летать.

– А вы? – с деланным простодушием спросила она. – Вы умеете летать?

Вопрос ему не понравился, он сухо ответил:

– Последний летающий человек разбился более трехсот лет назад.

– Хорошо. Допустим. Но как же мы будем овладевать миром? С чего начнем?

– С малого. Сначала ты возьмешь Юлия и вместе с ним власть над страной.

– А как же законный государь, отец Юлия Любомир Третий?

– Я сокращу срок правления Любомира, как только в этом возникнет надобность. Но ты начинаешь углубляться в частные и малозначащие подробности. Ты не сказала еще да!

– Но я говорю нет! – молвила она, глядя ясными глазами. Такими огромными на стриженой, голой как пятка голове с оттопыренными ушами.

Рукосил хрустнул пальцами. Потом он протяжно вздохнул, не разжимая сомкнутых губ, обошел Золотинку вокруг, наступая на разбросанное повсюду руно волос, и мягко опустился на кровать. Несколько помедлив, закинул на постель ногу и непринужденно откинулся, оставив другую ногу на полу.

– Почему же? Почему нет, когда очевидно да?

– Почему? Мне кажется, ваше предложение, если взять его в целом, мало понравилось бы Поплеве. И едва ли нашло бы одобрение Тучки. А летать… что ж, летать – да, хорошо! – Золотинка тоже вздохнула.

– Странный ответ, – протянул он, сдерживая себя. – Нелепый. И неумный. Кто такой Поплева, извини меня? Кто такой Тучка? Разве летописям известны мыслители с такими сомнительными именами? Чем они прославились? Зачем они, наконец? За-чем они? – проговорил он с нажимом.

– Я сказала нет, – повторила Золотинка. Она глянула на прикрытое занавеской окно, намечая путь к бегству.

– Смело, – молвил Рукосил с невольной дрожью в голосе, и дрожь эта удивила ее. – Ну что же, смелость твоя имеет основания. Я не могу тебя уничтожить, только что породив. Не готов к этому. Ядам тебе время одуматься, потому что… потому что… – голос дрогнул, и он не закончил.

Но Золотинка глянула и прочитала в его глазах:

– …Потому что на сердце моем непостижимая тяжесть и в груди стеснение.

Глаза у него были страдающие. Потом он поморщился, как от зубной боли, и резко поднялся.

– Провожу тебя на корабль принцессы, и по дороге придумаем объяснение для несчастного происшествия со стрижкой. А к разговору мы вернемся, как только у тебя появится, что сказать. Я не тороплюсь и не тороплю тебя. Пока нужно просто выспаться. Просто очухаться, – добавил он с неискренней улыбкой.

Золотинка тоже поднялась. И оказалось, что она встала для того, чтобы очутиться в объятиях Рукосила. Он цепко ее обнял, прижимая к себе всем телом, и сразу осыпал поцелуями – куда пришлось, в ухо, в висок, в шею, потому что она извивалась. Сопротивление ее стало отчаянным и грубым, как только она осознала, что в действительности происходит. Она отбивалась локтями, кулаком, готова была кусаться, впадая в бешенство, и все равно в ужасном, унизительном бессилии не могла одолеть пробужденной мужской силы, тоже яростной.

Рукосил оскорбился. Внезапно он отшвырнул девушку, раздувая ноздри.

И кажется, едва удержался от грязного слова.

– Не надо провожать! – воскликнула Золотинка, сверкая глазами. – Я ухожу. Совсем.

Она распахнула оконную занавеску во всю ширь – небо обнажилось светом. По застылой, еще совсем ночной воде расходящейся полосой тянулась взбитая веслами рябь; мерный, как вздохи, слышался скрип уключин. Над каменистым яром по левому берегу Белой, осиянная солнцем, горела вершина скалы. Утреннее солнце всходило позади гор и потому обращенные к реке увалы и самый плес лежали в нетронутой тени.