Рожденные ползать

Яковлева побледнела и отрезала:

— Это не ваше дело!

Резко развернувшись, она исчезла в глубине подъезда.

«Дура! И ведь видно, что баба хорошая. А такая дура!» — со злостью подумал Шувалов, провожая ее взглядом.

* * *

— Заходи, лейтенант, присаживайся, — Рекун кивнул на стул. — Располагайся поудобнее. Разговор у нас ожидается долгим.

Юра сел и растерянно огляделся вокруг. Он все еще не мог придти в себя. Всего каких-то десять минут назад, начальник первого отдела остановил его по дороге в гостиницу, потом посадил в коляску своего мотоцикла и привез в этот кабинет.

— Ну, что будем делать, лейтенант?

— А что случилось? — спросил двухгодичник, часто моргая глазами за толстыми стеклами очков.

— А сам не догадываешься?

— Нет! — искренне удивился Юра.

Особист, не спеша, открыл сейф, достал оттуда невзрачного вида папку, и, взглянув внутрь, продолжал:

— По имеющейся у меня оперативной информации, некто лейтенант Гусько, в прошлом месяце, дважды уходил со стоянки, оставив не опечатанным свой самолет. Не было? А если бы самолет угнали или сняли секретные блоки? Что тогда?

— Дальше, — майор прошелестел переворачиваемой страницей. — Парковый день на 21-м самолете, в прошлую субботу, выполнен не был. Приказ на работы подписывался лично Главкомом ВВС. Таким образом, получается, что техник самолета Гусько не выполнил приказ самого Главкома!

— Я все сделал. Все, как положено. Просто в ЖПС забыл записать, — попытался оправдаться Юра.

— Не перебивай, я еще не закончил, — оторвал взгляд от бумаг Рекун. — Лючок на взлете у кого сорвало? Это же аварийная ситуация! Что, тоже закрыть забыл?

— Забыл…, — как эхо, отозвался виновник потенциальной аварии.

— Ну, и как ты мне прикажешь все это называть? Ты что, детсадовец? Мы что здесь, в бирюльки играем? Ну, один раз забыл — понимаю. Второй — тоже, при смягчающих обстоятельствах можно простить. Но дальше — извини! Давай называть вещи своими именами. Это — вредительство и, причем, вредительство умышленное!

— Зачем же сразу такие выводы из отдельных случайностей? — запротестовал Юра.

— Для тебя это не связанные между собой случайности, а для меня они укладываются в совершенно определенную закономерность. Хорошо, а что ты скажешь на это? Кто в понедельник поприветствовал группу техников второй эскадрильи словами: «Хайль Гитлер, джигиты!».

— Товарищ майор, это просто такая приколка еще со времен института. У нас училось много ребят из Средней Азии. Они рассказывали, что как-то смотрели фильм про войну, переведенный на местный язык. Так там Гитлер выходит к своим генералам и таким образом их приветствует.

— Как у тебя, однако, все просто. Но, по-моему, это не совсем так, лейтенант.

Начальник первого отдела достал с полки толстенную коричневую книгу и кинул ее на стол, подняв легкое облачко пыли.

— Вот, здесь все про тебя есть. Ты еще подумать не успеешь, а я уже знаю.

— Что это? — удивленно встрепенулся Гусько.

— А это книга такая, составленная усилиями наших специалистов. Она позволяет мне, оперативному работнику, делать быстрые, и, главное, правильные выводы, из, казалось бы, никак не взаимосвязанных между собой фактов. Вот, скажем, остался советский спортсмен за границей, и тогда психологи начинают опрашивать всех его родственников и знакомых, как поменялось его поведение незадолго перед побегом. Ну, там, вдруг начал усиленно учить английский. Взаимоотношения в семье испортились. Стал книжки брать в библиотеке о жизни спортсменов за рубежом и так далее. Второй раз такое произошло. Опять, выяснили, систематизировали и — в эту книгу. Зато третий спортсмен, моряк или летчик уже, наверняка, останется дома, даже не понимая, почему его в этот раз за рубеж не выпустили. Потому что, это только кажется, что ты самый хитрый и умный и никто вокруг ни о чем не догадывается. На самом деле, все уже когда-то, где-то происходило. Таким образом, мы можем заранее предугадывать и пресекать преступные намерения.

— И что она говорит про меня? — криво улыбнулся Юра. — Что я завтра снова забуду самолет опечатать?

— Нет, лейтенант. Про тебя она говорит, что не любишь ты нашу Советскую Родину!

До Гусько, наконец, дошел ход мыслей особиста. Он побледнел и сбивчиво затараторил:

— Что вы, товарищ майор! Да я…. Наша великая страна — это…

— Не юли! — повысил голос Рекун. — Кто после выпуска из института пытался дважды устроиться моряком на суда, ходящие в загранку? Кто в 82-м был задержан в режимном районе советско-финской границы. Что ты там делал? Это тоже все случайности? Кто под прикрытием своих прошлых занятий дельтапланеризмом, выспрашивал у летчика капитана Семенова, о том, как взлетать на самолете и легко ли он управляется в полете? Куда ты собрался? В какую страну?

Видя, что Юра молчит, низко опустив голову, начальник первого отдела подошел к нему вплотную, наклонился почти к самому его лицу, и резко стукнув со всей силы ладонью по столу, заорал:

— Отвечать, падла!

— Да, хочу! В Канаду! Может быть, вы что-нибудь слышали о такой стране?! Думаете, я до смерти буду гнить в вашем сраном гарнизоне?! Это вы будете, а я не буду! Я свободный человек и я хочу жить там, где мне нравится! Понятно?!

— Вот и поговорили, гражданин лейтенант, — спокойно и даже удовлетворенно произнес Рекун, возвращаясь на свое место. Он сел за стол и стал заполнять какие-то бумаги.

Время шло, майор продолжал что-то писать. Юрина злость таяла, как снег на солнце и он уже тысячу раз пожалел о своей несдержанности. Наконец, особист закончил, положил бумаги в папку, потом, закрыл ее и неторопливо заговорил:

— Теперь, материала, чтобы закатать тебя в дисбат, у меня достаточно. А ты говорил, что я деньги свои не отрабатываю. Еще как отрабатываю. Эх ты, мурзилка бобруйская.

Рекун встал и прошелся по кабинету, продолжая развивать свою мысль:

— Ты хоть знаешь, что такое дисбат? Это тебе не тюрьма, на нарах не отлежишься. С 5-ти утра до 11-ти вечера — строевая подготовка, пока плоскостопие не заработаешь. Или боевая — будешь ползать, пока на брюхе черепаший панцирь не появится. А с 11-ти вечера до 5-ти утра — вторая смена, в роли ротной жены. Там любят таких, как ты — гладких, интеллигентных. Из таких самые ласковые женщины получаются. Все, допрыгался. Документы оформлены, только командиру свою подпись поставить и — амба! Канаду не обещаю, но холодная длинная зима будет обязательно.

Особист, не спеша, вынул из пачки сигарету «Прима», со вкусом затянулся и посмотрел на Юру. Тот напоминал сдувшийся шарик, такой же поникший и такой же красный.

— Мать, то, есть? — спросил майор после некоторого молчания.

Гусько коротко кивнул головой в подтверждение.

— А отец?

Повторный кивок.

— Ты хоть знаешь, что у него месяц назад был повторный инфаркт?

— Нет! — Юра поднял голову, посмотрев на Рекуна с удивлением.

— А ты когда родителям последний раз писал?

— Наверное, года полтора назад, — неуверенно протянул примерный сын.

— Мо-о-лодец! — восхищенно присвистнул особист. — Так ты, поди, и о первом еще ничего не знаешь?

Лейтенант лишь смущенно пожал плечами.

— Эх! — с горечью констатировал Рекун. — Не переживет твой батя нового удара. Как пить дать, не переживет. Единственный сын — осужден, да еще, по какой статье. Позор!

Он посмотрел на Гусько и, словно размышляя в слух, продолжил:

— Что же мне с тобой делать? Я ведь понимаю, ты парень, в принципе, неплохой. Дурак только.