Рожденные ползать

Тем временем, на ЦЗ начинало разыгрываться представление: «куда уехал цирк».

Сначала поступила команда: снимать маскировочные сети и подфюзеляжные подвесные баки, потом вешать на самолеты управляемые ракеты. Мне было легче всех — сетку я так и не успел одеть, а бак мне помог снять Резник.

Когда вооружейники подтащили к нашим МиГам тележки с ракетами, поступила новая вводная: ракеты — отставить. Вместо них самолеты пойдут с бомбами с лазерным наведением. Также возвращаем на место только что снятый подфюзеляжный бак и дополнительно к нему вешаем два подкрыльевых. Вова-вооружейник со своей командой матерясь, поехали менять ракеты на бомбы. В это время техники самолетов, используя тот же набор выражений, начали вешать топливные баки.

Едва мы закончили с подвеской бомб, как обстановка опять поменялась. Прозвучал новый приказ: подкрыльевые баки — не вешать, оставить только один подфюзеляжный. Вместо бомб — блоки с неуправляемыми ракетами. Пришлось все перевешивать по-новому.

Как только мы справились с этой задачей, объявили, что аэродром подвергся нападению противника с применением химического оружия. Еще не веря обрушившемуся на нас счастью, техсостав, кряхтя от удовольствия начал надевать противогазы и натягивать на себя общевойсковые защитные комплекты, или попросту — «ОЗК».

Кое-как я подготовил самолет к вылету и теперь стоял в дурацком балахоне и маске, ожидая прихода летчика. Сказать, что мне было жарко, значило не сказать ничего. Пот под резиновым плащом ОЗК лил с меня ручьями. Техничка промокла насквозь, в сапогах хлюпала влага.

Я посмотрел направо. Там возле соседнего МиГа торчала одинокая серая фигура, похожая на слоника, вставшего на задние ноги. Только по номеру самолета я смог догадаться, что это Дед.

Летчик явно не торопился осчастливить меня своим присутствием. Чтобы хоть как-то спастись от жестоких солнечных лучей я, шлепая резиновыми сапогами, поплелся под крыло своего агрегата, где была хоть какая-то тень.

Летчик не появлялся. У меня окончательно запотели стекла противогаза, и я погрузился в зыбкий туман. Время от времени приходилось мошенничать и, оттягивая рукой резиновую маску, я протирал круглые стекла пальцами. Впрочем, они тут же запотевали снова.

Прошло еще какое-то время, я окончательно потерял счет. Может быть, прошло несколько минут, а может часов. Летчика не было. Резина противогаза нагрелась на солнце, и теперь как раскаленная сковорода жгла лицо. Тяжело стучала в висках кровь, натужно бухало сердце. Чувствуя, что начинаю терять сознание, я подошел к стремянке и ухватился за нее, чтобы не упасть. Все признаки приближающегося теплового удара были на лицо.

Я уже начал проваливаться в противную липкую темноту, как вдруг услышал рядом какие-то голоса. Мелькнула мысль: наверное, это появился пилот и значит, мучения скоро закончатся. Это придало мне сил. Я опять подсунул правую руку под маску и протер стекла, чтобы хоть что-то разглядеть.

По направлению ко мне шли комэск и инженер эскадрильи. Никаких ОЗК и противогазов у них не было, и, похоже, они совершенно не боялись умереть. Их разговор происходил на повышенных тонах, что было очень странно. Тихонов, не стесняющийся в выражениях с подчиненными, с командиром разговаривал крайне вежливо и предупредительно. Обычно он преданно ел начальство глазами и практически никогда не оспаривал его приказы.

Однако в этот раз все было наоборот. Инженер с решительным лицом отрицательно мотал головой, а Паханов, чуть ли не заискивающе просил о чем-то. Когда они подошли поближе, я услышал их разговор.

— Нет! — категоричным голосом говорил Тихон. — Не будут техники выпускать самолеты в противогазах! Они же в них не видят ни хрена.

— Капитан, это приказ, — в голосе комэска, почему-то не слышалось уверенности в своей правоте. — Я понимаю твои доводы, но это даже не мой приказ. Это приказ начштаба армии!

— Да плевать я хотел на его большие звезды! — уже почти кричал Тихон. — Ему в войну поиграть захотелось. А если мои мазурики выпустят в воздух неподготовленные самолеты, с заглушками, с чехлами? Если потом будет массовый падеж техники на землю? Кто за это ответит? Твоего генерала, командир, потом днем с огнем не сыщешь. Ведь приказ устный, а не письменный. Кто будет в результате стрелочником? Сказать?

— Ой, рискуешь, — все еще пытался переубедить инженера Паханов. — Он же тебя с должности снимет. Прямо здесь на учениях.

— Пусть снимает! — отмахнулся Тихонов. — Зато под трибунал не пойду. А он пусть вместо меня командует. Рацию отдать?

В этот момент инженер подошел ко мне и, наклонившись прямо к самому уху, заорал:

— Анютов, снимай маску! Я запрещаю! Слышишь меня? Я категорически запрещаю выпускать самолет в воздух в противогазе! Это — приказ!

Я посмотрел на комэска. Тот стоял за спиной инженера и молчал. Тогда я резко сорвал с лица маску, больно дернув себя за волосы, и сделал большой глоток свежего воздуха. Еще никогда за время своей службы я не выполнял ни одного приказа с таким удовольствием.

К самолету, наконец, то шел летчик — моя полная противоположность. На нем не было химкомплекта, зато на голове красовался противогаз. По походке и сутулым плечам я узнал в нем замполита нашей эскадрильи капитана Гундосикова. Было видно, что замполит схалтурил и чтобы облегчить себе дыхание, открутил гофрированный шланг, идущий от резиновой маски к фильтрационной коробке. Шланг норовил вылезти наружу из подсумка, и капитану приходилось все время придерживать его рукой.

Я пропустил летчика вперед и тот быстро полез наверх в кабину, торопливо закрыл фонарь и с наслаждением сорвал с головы ненавистный противогаз.

Мне стало ясно одно — в случае реального применения противником химического оружия ни один химкомплект не защитит. По любому нам останется жить считанные часы, ну может быть, зимой чуть дольше. Поэтому химоружие можно смело отнести к категории гуманных. За оставшееся время вполне успеешь вспомнить свою короткую бестолковую жизнь, мысленно написать последнее письмо родным и близким, и помолиться.

Ближе к вечеру, когда техсостав уже буквально валился с ног от усталости, поступил новый приказ. Оказалось, что руководство ЦК компартии Белоруссии и чуть ли не сам первый секретарь товарищ Слюньков, присутствовали сегодня на учениях и теперь хотели осмотреть современную авиатехнику. В связи с этим, для «показухи» отобрали десяток самолетов в более-менее приличном состоянии. Надо ли говорить, что все третье звено попало в этот список. Как же мы материли Панина за его требовательность и аккуратность. Ведь это благодаря его служебному рвению, наши самолеты были самыми чистыми и сияли свежей краской. Теперь вместо того, чтобы ехать на отдых, нам придется участвовать в этом дурацком мероприятии.

Мы отбуксировали отобранные машины в конец одной из тупиковых рулежек и начали подготовку. Смысл показухи сводился к подвеске различных вариантов вооружения МиГ-27, чтобы показать руководству Белоруссии все разнообразие и мощь советского оружия. К самолетам потянулись тележки с управляемыми ракетами, бомбами, блоками неуправляемых ракет, подвесными пушечными контейнерами и многим другим. Естественно, вооружейникам было не по силам подвесить такое большое количество боеприпасов за столь короткий срок, поэтому помогал весь техсостав.