Рожденные ползать

Мое пробуждение было ужасным — отчаянно колотилось в груди сердце, холодный пот струился по лицу. Где же я? Вспомнил: жара, июль, Белоруссия. Лунинец — основной авиационный полигон стран Варшавского Договора. Учения.

Дурацкий сон! Я окончательно вернулся к действительности. Что-то у меня явно с нервами не в порядке последнее время. Ведь на самом деле все было совсем по-другому и закончилось вполне благополучно. В последний момент часовой выскочил прямо из-под колес машины и остался где-то позади, потрясая кулаками и крича что-то на непонятном языке, время от времени перемежаемом русской ненормативной лексикой.

Что это было? Зачем он пытался нас остановить? Может быть, командование братского полка опять забыло предупредить свою караульную роту? Но если забыло, тогда почему солдат не стрелял? Странно. Может быть, дрогнула рука? Скорее всего, в последний момент часовой сообразил, что перед ним топливозаправщик с почти восемью тоннами керосина в цистерне. И если все это рванет после его выстрелов, то вряд ли ему удастся съездить в отпуск на родину. Что же случилось на самом деле, теперь можно только гадать. Будем считать, что у него закончилось курево, и он хотел просто стрельнуть сигаретку. Эта версия лучше всего способствует здоровому спокойному сну.

Все, пора вставать и приниматься за работу. Мать честная, до чего же жарко! Эх, в лесок бы сейчас, да в теньке полежать. Но нельзя, скоро начало полетов.

Стоянку окружал чистый и светлый сосновый лес, в котором полно черники. Здесь, в Белоруссии, она необычайно крупная и сладкая. Влево от ЦЗ уходила дорожка, ведущая в казарму, где нас разместили. Чуть дальше за казармой, располагался огромный корпус столовой. В ней кажется, никогда не бывает перерывов, ни днем, ни ночью. Полки прибывают один за другим, отрабатывают положенную программу и уступают место следующим. В этом вавилонском столпотворении, наш друг Юра чувствует себя, как рыба в воде. Пользуясь тем, что никто никого не знает, он завтракает, обедает и ужинает по два, а иногда и по три раза в день. И как в него только лезет в такую жару?

Со стороны ВПП раздается грохот форсажа. Это взлетают звеном истребители-бомбардировщики Су-20. На килях эмблема ГДР. Немецких авиатехников я заметил еще вчера. Одетые, как с иголочки, в новых комбинезонах, они выполняли все только по команде старшего техника. Сначала выпускали самолеты, потом всем звеном шли за новыми тормозными парашютами. Потом все вместе садились в курилке, даже те, кто не курит. Немцы терпеливо ждали возвращение своих машин, с недоумением наблюдая за бегающими по стоянке, и орущими друг на друга русскими в промасленных техничках и тапочках, с прикрученными проволокой подошвами.

Иногда выражение лиц немцев становилось презрительным. Они начинали толкать друг друга локтями, показывая на что-то пальцами и усмехаясь. Можно быть уверенным — это на стоянку для полетов вытащили самолеты поляки. Вокруг них тут же возникало хаотичное броуновское движение. Постоянно подходили и отходили какие-то люди. Братья по оружию горячо спорили о чем-то с местными техниками. Передавались из рук в руки какие-то пакеты, мелькали купюры, которые затем быстро исчезали в безразмерных накладных карманах гостей. Потом коллеги хлопали друг друга по плечу и, довольные собою, расходились, чтобы освободить место для новых покупателей.

Я был выведен из задумчивости голосом Пети Резника:

— Ну, что полетели? — поинтересовался летчик.

— Это уж без меня.

— Как это без тебя? — удивился Петя. — Самолет, не готов, что ли?

— Самолет-то готов. Я имею в виду — лети один, без меня. Как сказал какой-то писатель: «рожденный ползать — летать не хочет».

— А, это — шутка. Теперь понял.

Резник хмыкнул и пошел вокруг самолета с предполетным осмотром. Сделав полный круг, он присел на корточки рядом с похожим на остроносую ракету подвесным подфюзеляжным баком, потом взялся за него руками и с силой подергал его из стороны в сторону.

— Не тряси сильно, — прокомментировал я его действия, — а то оторвешь.

Петя в этот раз лишь молча ухмыльнулся — доверху заправленный бак был намертво закреплен на пилоне. После этого летчик подошел к висящей под крылом сотке — стокилограммовой авиабомбе. Выдернув из балки бомбодержателя страховочную чеку и, пользуясь ее острием, как пишущим инструментом, онстарательно нацарапал свой позывной на стабилизаторе боеприпаса.

— Ну что все в порядке? — поинтересовался я и, не дожидаясь ответа, пожелал: — Желаю поразить цель с первого захода!

— Бомба — это ерунда! — пренебрежительно отозвался Резник. — Вот бы ракету управляемую пустить. Знаешь, какой азарт — смотришь в телевизоре, как марка прицела совмещается с целью…. Потом, бух и готово!

Я вспомнил стоящий в кабине маленький черно-белый экранчик сильно напоминающий первые советские телевизоры, которые смотрели через увеличительное стекло и, усомнился:

— Да что ж там можно увидеть в этот твой телевизор?

Петя даже задохнулся от негодования:

— Что ты понимаешь! Это же новейшая техника. Муху можно увидеть.

— Ой, брось, — рассмеялся я в ответ.

— Чего, брось? — продолжал горячиться Резник. — Давай, положи перед самолетом муху. Я ее передней стойкой раздавлю! Хочешь? Спорим, на пару пива?

Я решил поймать Петю на слове и решительно протянул ему свою руку, соглашаясь:

— Идет!

Едва мы успели скрепить наш спор рукопожатием, вдруг, как по заказу раздалось громкое жужжание. Вокруг нас тяжело кружила большая зеленая муха.

— Вот и достойный кандидат! — обрадовался Резник.

— Как-то она вяло летит, — почесал я затылок.

— Молодая еще, наверное. На крыло, как следует, не встала, — задумчиво прокомментировал мои слова Петя, но тут же опомнился. — А тебе что не все равно? Ей же по любому крылья оторвать придется. Или ты думаешь, я за ней в полете гоняться буду?

Насекомое, не ожидающее подвоха, село на черную поверхность пневматика шасси и летчик тут же прихлопнул его ловким движением руки.

— Готово, — удовлетворенно произнес он. — Есть куда посадить?

В моем кармане обнаружилась спичечная коробка. Я протянул ее Пете. Тот аккуратно оторвал мухе крылышки и сунул внутрь коробка.

— Держи, — сказал летчик. — Положишь перед самолетом, когда выруливать буду.

Я молча кивнул головой в знак согласия. Резник посмотрел на часы и засуетился:

— Черт, провозились с этой тварью. Давай быстрее, уже опаздываю!

Летчик полез в кабину. Я, в спешке, помог ему пристегнуться. Быстро включил АЗСы и он тут же закрыл фонарь.

Нам обоим не терпелось посмотреть, чем же закончится спор. Резник запустил двигатель, и после необходимых проверок всех систем подал мне знак — клади муху. Насекомое лежало в коробке неподвижно и лишь слегка подергивало лапками. Я положил муху на землю так, чтобы ее не было видно из кабины и чуть левее от осевой линии самолета, чтобы Петя не раздавил мишень случайно.