Рождество в доме Мегрэ

– Скоро явится. Что касается Лорийе, люди из комиссариата Пале-Рояля собирают о нем сведения, и вы их скоро получите...

Как раз в это время Жан Мартен должен выезжать из Бержерака в Париж. Колетта, конечно, теперь спит.

В доме напротив, за занавесками, мелькает силуэт мадемуазель Донкер. Вот уж кому хочется догадаться, чем сейчас занимается Мегрэ!

Из домов стали выходить люди, целыми семьями, чаще всего с детьми, волочившими свои новые игрушки по тротуару. У кино, разумеется, стояли очереди. Возле дома остановилось такси. Потом послышались шаги на лестнице. Мадам Мегрэ пошла открывать еще до того, как позвонили. Раздался зычный голос Торранса:

– Вы дома, шеф?

И он ввел в комнату мужчину без возраста, который робко жался у стенки, понурив голову.

Мегрэ достал из буфета еще две стопки и наполнил их сливянкой.

– За ваше здоровье!
– сказал он, поднимая свою.

Мужчина колебался, рука у него дрожала, он смотрел на Мегрэ удивленными, испуганными глазами.

– За ваше здоровье, месье Мартен. Прошу прощения, что заставил вас прийти сюда, но здесь вы поблизости от дочки и сможете ее навестить.

– С ней ничего не случилось?

– Что вы! Я видел ее сегодня утром. Она очень мило играла с куклой. Можешь идти, Торранс. У Люка для тебя есть работа.

Мадам Мегрэ тут же ушла с вязаньем в спальню и, усевшись на край кровати, продолжала считать петли.

– Садитесь, месье Мартен.

Едва коснувшись губами стопки, мужчина тут же поставил ее на стол, хотя время от времени с тоской поглядывал на нее.

– Главное, не беспокойтесь и учтите, что я знаю вашу историю.

– Я хотел пойти к ней сегодня утром, - вздохнув, сказал Мартен.
– Я дал себе слово лечь спать и встать пораньше, чтобы поздравить дочку с Рождеством.

– Я и это знаю.

– Но у меня всегда получается не так, как хочется.

Каждый раз я даю себе зарок, что выпью не больше одной рюмки.

– У вас только один брат, месье Мартен?

– Да, Жан. Он младше меня на шесть лет. Больше всего на свете я любил его, мою жену и дочку.

– Вы не любите золовку?

Мартен растерянно вздрогнул и смутился:

– Не могу сказать ничего плохого о Лорен.

– Вы доверили ей свою дочь, не правда ли?

– Конечно. Моя жена умерла, я стал терять почву под ногами...

– Понимаю. А ваша дочка счастлива?

– Думаю, что да. По крайней мере, никогда не жалуется.

– Вы не пытались изменить свой образ жизни?

– Каждый вечер я даю себе слово, что покончу с этим, а назавтра все начинается сначала. Я даже ходил к доктору, и он дал мне кое-какие советы.

– И вы им следовали?

– Несколько дней. Когда я снова пришел к нему, он очень торопился, сказал, что у него нет времени заниматься мною и что мне лучше всего лечь в специальную клинику.

Мартен протянул руку к стопке, но вдруг заколебался, и Мегрэ, чтобы его подбодрить, залпом выпил свою.

– Вы никогда не встречали у золовки мужчину?

– Нет. Думаю, что в этом ее обвинить нельзя.

– Вы знаете, где познакомился с ней ваш брат?

– В маленьком ресторане на улице Божоле, где столовался, когда бывал в Париже между поездками. Ресторан находится близко от его конторы и от магазина, где работала Лорен.

– Долго продолжалось их знакомство до замужества?

– Точно не знаю. Жан на два месяца уехал, а вернувшись, сообщил мне, что женится.

– Вы были свидетелем на свадьбе?

– Да. А свидетельницей невесты была хозяйка меблированных комнат, где жила Лорен. У нее нет родственников в Париже, в то время она уже была сиротой. А в чем дело? Случилось что-нибудь неприятное?

– Пока еще не знаю. Какой-то человек в костюме Деда Мороза проник сегодня ночью в комнату Колетты.

– Ночью?! Что ему было нужно?

– Он подарил куклу. Когда Колетта проснулась и открыла глаза, она увидела, что он приподнимает планки паркета.

– Странно... Как вы полагаете, вид у меня приличный? Могу я зайти к дочери?

– Через несколько минут. Если хотите, можете побриться и почистить костюм здесь, у меня... А не мог ваш брат что-нибудь спрятать под паркетом?

– Жан? Никогда в жизни!

– А если бы ему нужно было что-нибудь утаить от жены?

– Что вы! Вы его не знаете! Он никогда ничего от нее не скрывает. Возвращаясь из поездки, отдает ей полный отчет, как хозяину. Она точно знает, сколько у него в кармане денег.

– Она ревнива?

Мартен промолчал.

– Вы поступите правильнее, если скажете мне все, что думаете. Речь идет о вашей дочке.

– Не думаю, чтобы Лорен была так уж ревнива, но она корыстна. По крайней мере, так утверждала моя жена. Она ее не любила.

– Почему?

– Она говорила, что у Лорен слишком тонкие губы, что она слишком холодна, слишком вежлива, всегда себе на уме. По мнению жены, она бросилась на шею Жану из-за его положения, квартиры, будущего...

– Она была из бедных?

– Она никогда не рассказывала о своей семье, но мы узнали, что отец ее умер, когда она была еще совсем маленькой, а мать работала приходящей прислугой.

– В Париже?

– Да, где-то в квартале Гласьер. Вот почему она никогда не упоминает об этом квартале. Как говорила моя жена, она из тех, кто знает, что ему нужно.

– Не кажется ли вам, что она была любовницей своего хозяина?

Мегрэ подлил Мартену капельку спиртного. Тот посмотрел на него с благодарностью, но все же колебался, видимо боясь, что от него будет пахнуть, когда он явится к дочери.

– Я попрошу, чтобы вам приготовили чашечку кофе, - сказал Мегрэ.
– Но возвращаюсь к своему вопросу. У вашей жены и на этот счет, конечно, было свое мнение?

– Откуда вы узнали? Заметьте, она никогда не говорила плохо о людях. Но Лорен просто физически не выносила. Когда мы должны были с ними встречаться, я умолял жену не выказывать недоверия или антипатии.

Быть может, вам покажется странным, что я говорю обо всем этом в моем теперешнем состоянии. Наверное, я плохо поступил, доверив ей Колетту?.. Иногда я сам себя за это упрекаю. Но что мне оставалось делать?