Розы (сборник)

Конечно, никого не было на его похоронах. Стоя возле его могилы в полной темноте, я вертел в руках свой мобильник и вспоминал его последнюю просьбу. Какой она могла быть, если бы он не был таким странным? Какими они бывают? Веди здоровый образ жизни? Не забывай снять кофе с огня? Пей больше воды по утрам? Что советуют люди перед тем, как умереть?

Знаете, с этими мобильными телефонами вечная путаница. Стоит забыть его, и ты уже никто, отрезан от всего мира, будто в другой вселенной. Люси позвонила мне. Конечно, она позвонила мне, богини с бездонными голубыми глазами всегда делают так, если опаздывают. Она позвонила мне и сказала, что задержится, а я рассмеялся в трубку и сказал ей, чтобы не торопилась.

И она не встретилась с фурой.

ЛИШЬ БЫ НЕ В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ

Вечер субботы. Дети с бабушкой на даче. Легкий ужин и бутылка дорогого вина ждут в холодильнике. Они на потом, когда ему не понадобится больше ничего, кроме ее присутствия, а она захочет есть. В соседней комнате мебель обернута темной тканью. Она любит, когда вокруг ни одной лишней мелочи, а он – когда ей хорошо. На полу пара мотков веревки – когда он смотрит на них, ему становится чуточку легче. Спокойнее. Ожидание начинает доставлять удовольствие. Смотреть больше не на что, всё остальное она приносит с собой. Он никогда не знает, что на сей раз.

Вечер субботы. В спортивной сумке несколько бинтов, спирт, стерильные иглы. Нашатырь. Адреналин. Его она проверяет особенно тщательно. Смотрит на свет, встряхивает, проверяет, нет ли осадка. Сверху пакет с одеждой. Он любит черное – этот цвет напоминает ему давно погибшую супругу. Она добавляет от себя красный шарф. Кусочек личности, который он, конечно же, не заметит.

Теперь подарки. В сумку ложится пара клинков с декоративными чехлами. В метро, если ей повезет, они решат, что вариант подарочный. Простой и легкий стек с затертой рукоятью. Он с ней с самого первого дня. Пара изящных металлических зажимов со слабым давлением – в первый раз лучше всего не напирать сильно. Плеть. К ней он давно привык.

Телефонный звонок. Шифровка. Подтвердить, что никого нет дома, все безопасно, и оговоренное время не изменилось.

Он ощущал себя шпионом, а она относилась к этой части как к элементу этикета. Невежливо приходить без спроса, врываясь в чужую жизнь со стеком в руке. У него два милых подростка, коллеги, друзья. И она – всего лишь часть огромного полотна, которым он пытается прикрыть зияющую пустоту потери.

Дверь открывается, и в его взгляде вопрос: «Уже?». Она отрицательно машет. Нет, нужно переодеться и прийти в себя после шума метро и холода улицы. Проходят драгоценные минуты, и вот она выходит из ванной в своей обычной черной одежде. На шее свободно висит насыщенно-красный шелковый шарф. Он уже очарован. Он хочет упасть на колени, обнять хрупкие щиколотки и расплакаться, давая волю чувствам. Уже сейчас, просто посмотрев на неё.

Она говорит ему снять одежду и встать в центре комнаты. Пока он аккуратно складывает вещи в ровную стопку, она выключает их телефоны. Сначала свой собственный, а потом его. Дверь комнаты щелкает внутренним замком.

Они одни.

Обойдя сзади, она снимает свой шарф и осторожно завязывает ему глаза. Можно было использовать маску, но в ней ничего не видно, и загадки полутонов, намеков, волшебства тайны уже не получится. Она окрашивает его мир красным, и в драпированной темным цветом комнате перед глазами возникает иллюзия особого пространства.

Он больше не чувствует свою связь с прошлым и будущим, погружаясь в текущие мгновения полностью. Она видит, как изменилось выражение его лица, и начинает разматывать веревку.

Узлы ложатся на послушное тело подобно стежкам хирурга, который пытается зашить рваную рану. Она смотрит, как постепенно расслабляются его спина и плечи, следит за дыханием и задает вопросы, бесконечные вопросы, погружая его в самого себя через эту связь.

Алый мир проникает внутрь, пропитывая собой каждую клетку тела. Вдыхая, он ощущает аромат ее духов, выдыхая, чувствует исчезновение очередной порции боли. Давление в груди слабеет, и постепенно он учится дышать свободно, не задумываясь о том, как правильно это делать.

– Приподними руки.

Вдох.

– Наклони голову вправо.

Выдох. Ему нужно только быть и ничего больше. Всё остальное знает Она.

Причудливый узор на теле освобождает его от необходимости мыслить, и когда пульс приходит в норму, она достает из сумки первый подарок.

– Молчи.

Там, где он сейчас, Ее слова не нужно трактовать. Он не готовится к боли, не ждет чего-то конкретного, не стремится сквозь полупрозрачную ткань выяснить, что произойдет через мгновение. Он молчит.

Зажимы оказываются на его теле одновременно, с двух сторон. Боль концентрируется в области груди, но он воспринимает ее издалека, со дна Марианской впадины. Там, где он сейчас, боль не имеет значения.

Она садится в кресло напротив и смотрит. То, что произойдет через несколько минут, ей известно. В отличие от него, она кожей ощущает Сейчас, физически чувствует движение секундной стрелки.

Боль нарастает, а способность терпеть ее, напротив, сокращается. Боль выталкивает его со дна океана, заставляя столкнуться с реальностью, встретиться в одном пространстве с Ней, а потом подняться выше, взглянув на себя со стороны. Мышцы напрягаются, и узлы вокруг его тела впиваются в кожу, отражая его напряжение. Чем сильнее он напрягается, тем сильнее становится боль. Она поглощает его целиком, и, чтобы не попасть в ловушку, он выныривает из себя, взлетая в воздух. Ощущения притупляются, время становится тягучей и вязкой субстанцией, в которой он больше не может разобраться. Сколько прошло? Минуты? Часы?

Она поднимается со своего места и достает второй подарок. Сразу два. Стек привычно ложится в левую руку, плеть – в правую.

Он слышит шорох, и память помогает ему ненадолго обрести себя вновь.

Первые удары всегда легкие. Ей нужно вспомнить его тело. Иногда она играет, уводя взмах к полу, а он по инерции дергается, вызывая на ее лице улыбку. Теплую, понимающую. Которую он никогда не увидит. Удары становятся сильнее, но он выполняет приказ автоматически, не задумываясь о том, что можно было бы криком снять напряжение. «Молчи», – так она сказала.

Последние десять ударов она отсчитывает вслух сама, давая ему возможность узнать, когда закончится боль.

– Три, два, один…

Ещё несколько секунд он ощущает агонию во всем теле. Агонию, которая замещает сквозное отверстие в душе, достает из него пулю гештальта, помогает простить себя на короткий миг, когда ничто, кроме боли, не имеет значения.

Она берет в руки клинки и быстро, так, как можно научиться только долгими тренировками, разрезает веревку в нескольких местах. Напряжение перекатывается к зажимам – она снимает их одновременно, так же легко, как секундами раньше узлы шибари. Боль уходит из него, оставляя после себя воспоминание о пустоте и прощении.

Они сидят на кухне, и он смотрит за тем, как она не спеша ест приготовленный им ужин. Вино остается нетронутым – он купил эту бутылку в день первой встречи, а она сказала, что выпьет только в конце.

В конце.

Каждый раз на кухне к его горлу подступал комок, стоило ей взять в руки бутылку. Она вертела стекло, обдумывая что-то, но всегда ставила вино на место. Она считала, что им еще есть над чем работать. Он надеялся, что сможет пережить купленный алкоголь.

Прощание. В его взгляде тот же вопрос: «Уже?». На этот раз она кивает.