Рубеж веков-2

— И то были крестьяне, а ты потеряла всех своих людей!

— Бойцы умирают, чтобы обрести рай!

— Я предпочитаю убивать врагов, но не идти на смерть сам!

— Трус!

— Йованна, помолчи! Мы собрались тут, чтобы обдумать что нам сделать и время наше ограничено. Каждое мгновение идет не в нашу пользу.

— Да — начала она опять сердитым тоном и Теодор уже прикрикнул на неё:

— Молчать! Говорить только по делу! — вздохнул и уже спокойным тоном продолжил, обращаясь к македонянину:

— Есть еще доводы, чтобы отступать?

— У нас много неопытных людей, мало аркебуз и ружей, нет пушек, мало пороха…

— Кто, кроме Йованны, за то, чтобы атаковать?

Рыжеусый, Евхит, Сидир Мардаит, Юх и Ховр подняли руки. Теодору было интересно, почему за это выступили и он не удержался, чтобы не спросить у них, начиная с Ховра, о причинах.

Со своим странным акцентом Ховр объяснил:

— Там, куда мы идем, много истинно верующих, которые после нашей победы дадут нам пищу, поделятся и прочими припасами. Порох и оружие мы снимем с тел врагов. А если убежим, то покроем себя позором. обманем множество людей, и погибнем в горах от голода, если нас не убьют всех поодиночке.

— Евстафий?

— Говорят, что сарацин двадцать тысяч, но то говорят испуганные крестьяне, которые и считать-то толком не умеют.

— Юх?

— Если будем быстры, то численное количество врагов не спасёт!

— Сидир?

— Тут ущелье, особо не развернуться. Конницу они смогут тут развернуть… Да и эллины и славяне, что пришли к нам, хоть и устали, но озлоблены и хотят драки.

— Евх?

— С Божьей помощью победим!

— Ну что же, есть у меня план. Помните, как-то я рассказывал о Болгаробойце?

— Может обойдемся без истории? К месту ли история тут?

— История всегда к месту. Говорил ли я вам, что сражение то произошло как раз в этих местах?

Лемк изложил свое видение сражения, и после короткого ожесточенного спора все разбежались бегом к своим людям, чтобы начать действовать.

Немного прошло времени, как его офицеры возвратились в свои отряды, и начали выполнять задуманный план, как начали действовать сарацины. Разрозненными толпами они показывались на противоположной стороне огромного ущелья.

Теодор выстроил своих людей и тех, кто присоединился к ромеям в последнее время (в основном то были обычные крестьяне), среди которых выделялись немногочисленные мартолы — эллины на службе сарацин, навроде войнуков из болгар.

Эти новенькие представляли собой во многом ещё не самую дисциплинированную толпу. Оставалось надеяться, что их боевой дух на достаточной высоте, чтобы не убежать в решающий момент предстоящей схватки.

Поднялся прохладный ветер, который пронизывал насквозь. Под ногами хрустела опавшая хвоя, а воздух был наполнен запахом влажной земли и вообще — сыростью. Звуки природы здесь особенно звонки: журчание ручья, щебет птиц, шелест ветра в кронах деревьев — все это сливалось в гул.

Однако все перебивал звук исходящий от собравшихся людей.

Звякала амуниция, глухо звенели элементы доспехов, загремели кресала у тех, кто еще не разжег фитили. И разговоры, разговоры, разговоры… Гоплит под седлом фыркал, бил копытами и Теодор, пытаясь успокоить его и заставить стоять смирно, прилагал немалые усилия.

Теодор всмотрелся во врагов. Сарацины. Видно было около полутора тысяч человек. Но сколько их прячется за камнями и скалами? Наверняка больше. Они ведь как саранча, что сплошь покрывает землю в момент нашествия. Можно было представить бородатые лица, искаженные яростью, чьи глаза горят огнем нечестивой веры. Слышно было как они кричат призывы к своему богу. И походило то порой на дикий, звериный рев. Их было много, больше чем ромеев. Хотя условия ущелья не давали исмаилитам реализовать свое преимущество.

Сарацины стояли, ожидая команды, поправляя оружие и броню, всматриваясь в ромеев. И сердце Лемка все быстрей колотилось, охваченное той странной смесью страха и радости, которая появляется, когда исчезают мысли и не остается ничего, кроме дела.

Сперва началась перестрелка на дальней дистанции.

Периодически кто-то из врагов выстреливал из ружья или пускал стрелу из лука в сторону ромеев, не нанося никакого вреда. Но стрелы и пули свистели над головами, падали не долетая. Кто-то робкий из отряда (скорее уже даже небольшого войска) Теодора вскрикивал. Кто-то смеялся над криворукими стрелками, паля в ответ.

Масса сарацинской пехоты, облаченные в разноцветные, но преимущественно темные одежды, выстраивалась напротив. Их строй был плотным, ряды почти не колебались. По-видимому, вся их кавалерия была спешена. Среди этой массы выделялись всего только несколько всадников, облаченные в железо. Командиры. Они носились на резвых конях, размахивая сверкающими саблями.

Заметно выделялись арабы, беженцы из Мисра, нашедшие приют у румелийцев, после того, как их родину захватили анатолийцы. Еще более смуглые чем прочие сарацины, а порой и вовсе черные, они выделялись и своими традиционными одеждами. Самые порывистые кидались было вперед, нарушая строй, но командиры кричали, загоняя бойцов обратно, выравнивая линию.

По рядам ромеев раздался ропот.

Лемк нашел взглядом причину такого поведения.

Причиной ропота стал турецкий всадник. Видно его было издалека: высокий всадник на вороном коне. Яркий кафтан развевается на ветру, а на голове сверкает тюрбан. В одной руке он держал поводья. А в другой, вытянутой руке, как знамя, был зажат шест, увенчанный светловолосой головой ребенка…

Гоплит захрипел, и, дернувшись, бросился вперед, хлестанув по лицу Лемка гривой.

— Куда ты, скотина, меня несешь?!

Сердце колотилось в груди, как бешеная птица. Мир сузился до вспышек стали, криков и запаха крови.

Гоплит, взбрыкнув, занес меня прямо в самую гущу врагов.

— Да что ты творишь?

«Вот и смерть пришла» — едва мелькнула мысль у Лемка, когда события еще более ускорились.

Один из сарацинских всадников вынесся вперёд, и воздев над головой саблю, закричал своим людям:

— Haydi! haydi! Sald?r?ya gec! Kafirlere olum! (Вперед! В атаку! Смерть неверным!)

Единственное что сумел рассмотреть Теодор в этом стремительно приближающемся воине, так это большую черную бороду.

Вот он миг и не успел бы Теодор оглянуться, как противник был уже на расстоянии в несколько лошадиных корпусов.

Лемк пригнулся к конской гриве, почти свесился в сторону, пропуская возможный удар, а потом ткнул в ту сторону своим клинком.

Всадник из Теодора был явно несамый лучший, скорее даже плохой, зато конь у него был превосходный! Гоплит бросился на вражеского коня, сарацин чуть не вылетел из седла и клинок Теодора на скорости ударил его куда-то в шею, отчего руку Лемка рвануло в сторону, чуть не выдернув из сустава.