Рубеж веков-2

Капли крови турка веером попали на шею Гоплита.

Ошалевший от произошедшей скоротечной схватки и видя, как полетела в сторону голова в тюрбане, в брызгах крови, Теодор вскинул руку с клинком вверх!

За его спиной раздался восторженный рёв.

А Гоплит и не думал останавливаться, снижать темп, на полном скаку приближаясь к рядам исмаилитов, которые тоже не стояли на месте.

Их ряды окутались дымами и вокруг засвистел пролетающий свинец.

Мимо.

Ни единой мысли о прошлом, настоящем или будущем в голове у Теодора не было.

У него была одна забота — сильнее держаться в седле и не выронить клинок в ноющей руке. Да еще — не сводить глаз с сарацин, что были впереди, часть из которых остановилась, смешалась от удивления увиденным. Да и когда на человека летят сотни фунтов разъяренной массы, то приходят мысли о том, что как было бы хорошо, если бы конь пробежал мимо.

Гоплит раскидал широкой грудью с десяток человек при столкновении и начал свой собственный бой, мало замечая действия того, кто у него находился на спине.

Теодор видел искаженные от ярости лица, сверкающие клинки. Одной рукой он сжимал рукоять клинка и наносил размашистые рубящие удары, а второй, с зажатыми поводьями, пытался повернуть Гоплита в сторону ромеев. Каждый удар был отчаянной попыткой выжить, каждый взмах клинка — его молитвой: прожить бы подольше! Гоплит как одержимый всеми демонами ада лягался, отбрасывая врагов, и у Лемка многие силы уходили на то, чтобы не вывалиться/вылететь из седла. Время растянулось, превратившись в бесконечную череду ударов и парирований. Лемк рубил, словно одержимый, не чувствуя боли, не замечая ран (к счастью — на тот момент несерьезных).

Через мгновения, как показалось, его ногу в бедре пропороло копье, а через какое-то время в ту же ногу, только ниже, в икру ткнули чем-то острым еще раз.

«Прямо Спартак» — отстранённо подумал Теодор какой-то часть своего сознания, которая смотрела за всем происходящим будто со стороны.

Мир вокруг превратился в кровавый туман. Пока в какой-то миг от удара его откинуло назад, и, не удержавшись в седле, полетел вниз.

Земля встретила его с такой силой, что выбила весь воздух из легких.

Он не видел, что пока Гоплит буйствовал в самом центре сарацинских сил, его люди бежали за своим вожаком, бросившись в не менее яростную атаку.

Гоплит продолжал топтать тяжелыми подковами исмаилитов, когда Теодор пытался выкарабкаться из-под падающих тел, и тех, кто топтался по нему.

Люди Лемка, дав недружный, но смертоносный залп по гуще врагов, выхватили оружия ближнего боя, или схватив горячие стволы руками, превратив ружья в импровизированные дубины, бросились вперед: круша, сминая, калеча и уничтожая стародавних врагов.

— Смърт! На ножовете!

— Mortem! ?Muerte a los no cristianos!

— Solo Imperio! — кричали на разных языках эти люди, сражающиеся за свои жизни и восстановление Империи.

Глава 21

Дымный чад щипал глаза, а грохот выстрелов оглушал. Всё вокруг дрожало от залпов аркебуз и мушкетов.

В какой-то момент Лемк оказался среди своих. Впереди уже были только спины сражающихся, стоявших плотно плечо к плечу.

Арабы и турки бились неистово, убивая многих людей Теодора, увеличивая дыры в их рядах, размывая правое крыло, как вода подтачивает песок. Теодор услышал их боевые крики, когда их бунчук стал прорываться всё дальше и дальше. Куском рубахи он перевязал раны на ноге.

— Скопефты! Стрелки! За мной! Кто слышит — передайте мой приказ! Всем стрелкам — на право!

Горячий ствол обожёг ладонь, когда он выхватил из мертвых рук мартола его аркебузу. Хромая, как можно быстрее переместился на правый фланг, где царило не менее кровавое столпотворение. Люди Лемка состояли здесь из небольших групп по 3-5 воинов, которых теснили более многочисленные сарацины.

Энергичное перезаряжание и выстрел. Каждый выстрел — это сноп искр, вырывавшийся из дула. Он ослеплял, а запах гари и пороха заполнял легкие.

— Огонь, имперцы! За императора и Город!

Свинцовая пуля попала в голову одного из первых сарацин, яростно наседавшего на эллина, которому он нанес уже не одну рану. Его бессвязные проклятие резко превратились и даже стона не было слышно, когда его ничком свалившееся тело за ноги потащили его друзья.

Появление стрелков с Теодором выправило положение на правом фланге, а потом начали подбегать плохо вооружённые крестьяне, монахи и прочий народ, решивший уйти вместе с отрядом Лемка из-за боязни возвращения турков. Они подбегали и выплескивали в дело весь накопившийся страх и ярость.

Везде кипела ожесточенная схватка, в которую вступали, увеличивая всеобщую давку, все новые и новые люди и целые отряды с обеих сторон. Вокруг метались командиры и офицеры, выкрикивая команды, бесполезно пытаясь выправить ряды, придать какое-то подобие порядка творящемуся безумию. Лязг и грохот металла. Крики сражающихся доносились до Теодора шумом прибоя, которые заглушал ветер из-за спины, и собственное хриплое дыхание.

Славянские крестьяне с дубинами и вилами протыкали тела, размолачивали до кровавой каши головы ненавистных врагов. Вот один богато разодетый командир исмаилитов, зарубивший двоих крестьян, оказался поддет крюком гизармы и пал на камнях, где и умер, зарубленный и исколотый. Ощерившаяся, большая, вся в крови фигура появилась перед Лемком, нависла над его головой, он едва увидел сверкнувший ятагана, и не раздумывая ткнул дулом в его сторону, заставив отпрянуть, а затем перехватил оружие за ствол и быстрым ударом сверху вниз, как дровосек рубит чурбаки, разбил прикладом череп этого здоровяка. Рядом с алебардой показался Рыжеусый, зарубив еще одного турка, которому не помогла от такого удара даже накинутая поверх одежды черная кольчуга.

Но не успел он выдернуть лезвие из тела павшего воина, как сам оказался сбит с ног. Лемк не мог ему помочь, потому как был занят схваткой с турком в очередном тюрбане, под которым прятался шлем. И не успел Теодор с ним разделаться, и отразить удар ятагана, который должен был проткнуть Рыжеусого, как подбежавший скелетоподобный Мардаит ударом кылыча отрубил ему руку вместе с плечом, и ударом в лицо помочь разделаться с противником Теодора. Однако уже в следующий миг Лемк был вынужден прыгнуть в ноги другого исмаилита, вонзая в него засапожный нож, чтобы защитить друга.

Вокруг были видны уже горы тел: убитые и раненые турки и арабы лежали вперемешку с сербами, болгарами, эллинами. Их стоны сливались в единый траурный хор. Зрелище ужасало. Сердце колотилось в груди, как бешеная птица. Одновременно страх, возбуждение и ярость переплелись в Теодоре. Он знал, что сражается за святое дело, и эта мысль придавала сил.

Приклад аркебузы оказался разбит, и дальше уже Лемк сражался подобранной окровавленной саблей и кинжалом.

Его целью стал совсем молодой парень, гораздо младше самого Лемка, практически подросток. Он кинулся на Теодора с ножом. Он, кое-как увернувшись, успел отбить удар. И они, сцепились и покатились по камням, рыча и царапаясь. Нож резанул Лемку лицо, но он был больше, опытнее и сильней и взобрался в конце концов на парня сверху. Нащупал выроненный нож. Парень вцепился ему в запястье руками, но снизу так тяжело удержать падающее острие…