Рубеж-Владивосток

Кабина синего пшикнула первой. И оттуда спрыгнул непринуждённо с двухметровой высоты самый настоящий атлет под метр девяносто ростом! В мундире синем буквально обтягивающим всё тело. Волосы каштановые длиной, что уши закрывают, блещут лоском. Лицо, как у матёрого гренадёра, глазища чёрные, злые, словно ищет кого бы растерзать, губы сжаты, будто гневается. Лет сорок ему на вид, хотя по фигуре и не скажешь.

С вызовом всю толпу осмотрел, на мне чуть дольше задержавшись.

Народ от него шарахнулся ещё сильнее, чем от мехаров, и затаился.

Один я, наверное, сделал вид, что не сильно–то и испугался. Рассмотрел украдкой. Свечение кольца оценил, частицы четыре у него. На мундире целых шесть пурпурных лент, ещё значки лиловые. Погоны подполковника, без золотого бархата. Ему и не пойдёт, и так плечи широченные прут.

Осмотревшись быстро, гвардеец ко второму меху всё ещё закрытому подошёл. И встав напротив чёрной кабины, выдал не громко, но мужественно:

— Агнесса? Сделай три глубоких вдоха и открывай.

Секунд пять длится пауза, мужчина терпеливо ждёт. Затем крышка раздваивается, открывая мне лицо и торс пилота в пол–оборота.

А вот и моя спасительница, ахает в груди. Ведь это она убила двух монстров, пытавшихся на меня напасть. И кто же ты…

Худенькая, бледнокожая девушка. Мундир чёрный с пуговицами золотыми без лиловых и пурпурных наград, всяких планок и прочего. Голова опущена будто специально, чтобы длинная прямая чёлка завешивала лицо. Волосы белые в пять — семь длинных кос заплетены, локоны отдельные, будто выбелены, цвета недавно выпавшего снега в утреннем морозном лесу. Так же поблёскивает.

Солидарный со мной народ в изумлении стоит. Что это за диво?

— Может, сам? — Слышу слабенький, даже умирающий голосок от девушки–пилота.

— Нет, без тебя никак. Ты же не будешь вечно сидеть в мехе? К тому же Настя назначила тебя с этим разобраться, я только в помощь, — ответил гвардеец и лапы мощные протянул. — Спускайся.

Руки вынула, ногу из гнезда потянула, коленку согнув. Мужские белые лосины смотрятся довольно вульгарно. Но это оказались «цветочки» эпизода.

Изящные атлетичные ножки в белых сапогах, походящих подошвой на балетки, опустились прямо в объятия гвардейца, который, будто оба они — циркачи, стал аккуратно снимать её из кабины. При этом взял прямо под выпирающие в лосинах женские ягодицы! Мне сбоку ох как хорошо виден этот разврат. Ну балерун с балериной, в газетной вырезке, как–то у Фёдора подсмотрел такое.

В момент поймал себя на мысли, что позавидовал этому мужчине. И почувствовал, как горят мои щёки.

Отвернуться бы, да жуть, как любопытно, её рассмотреть хочется. А гвардеец опускает её на ноги бережно, демонстрируя, насколько она крохотная, по сравнению с ним. Совсем, как малышка.

— Ты слишком много времени проводишь в кабине меха, мышцы что сталь, растеряла всякую нежность, — говорит ей едва слышно на ухо.

— И зачем мне эта нежность, Кость, — прошептала в ответ бесцветно.

— Срам какой, — зашипели бабули по соседству, как змеи. — Обжимаются ещё на людях, любовнички. Да он ей в отцы годится. А здоров, как портовый грузчик.

Гвардеец отступил от неё на несколько шагов. А девушка, сделав неуклюжий шаг ему навстречу, пошатнулась. Дёрнулась, выставляя ногу, чтобы не упасть, и чёлка на пару мгновений качнулась, обнажая профиль лица.

В горле тут же пересохло. Никогда не видел таких красивых лиц в профиль. Вздёрнутый с задором носик, особый разрез больших светлых глаз, то ли светло–зелёных, то ли голубых, как небо. Девочка из сказки, каких не существует наяву. Нет, я не влюбился. Сердце не дрогнуло, чуть сжалось. Но что–то взыграло во мне новое, вызывая смятение.

Мужская жажда, самое постыдное, животное влечение. Желание. Вожделение.

К совершенно незнакомой девушке, которая раскрылась мне на пару мгновений. Ох, Агнесса. На вид лет двадцать с небольшим, а погоны уже майорские. При том, что по фигуре, как цирковая танцовщица–подросток. Крепкая, прыгучая, лёгкая, как пёрышко.

И будто опровергая все мои впечатления о её якобы ловкости, Агнесса делает второй неуклюжий шаг, а затем и третий, будто заново учится ходить. А гвардеец по имени Константин отступает, пятясь. Он серьёзен и сосредоточен на ней. Она уставилась в землю, скрывая своё прекрасное лицо.

И плевать им обоим, что столько людей смотрят, словно им не важно, что о них подумает мир. И это особое чувство вдруг ощутил я сам. А следом позавидовал их свободе.

Нет, всё же не плевать.

— Пялятся, бесит, — бурчит Агнесса, удаляясь от нас со своим напарником. — Почему я, Кость?

Говорят они тихо, но недостаточно, чтобы в толпе не слышали. А уши навострили все! Даже подростки и малые дети.

— Тебе уже пора привыкать к посторонним, — отвечает гвардеец. — Ты не будешь вечно сидеть в кабине. К тому же только ты видела его. И сможешь дать верное описание.

— Ты же знаешь, как я вижу. Что бы ни сказала, им от этого не будет легче, — говорит девушка, которая расходилась вполне быстро, и теперь двигается уверенно в сторону постового.

— Видишь по–особенному, только и всего. Но найти его Настя тебе поручила.

— Я бы лучше занялась делом, чем искать этого странного юнкера, как иголку в стоге сена, — выпалила зло.

— У меня не лучше задача, поверь, — заговорил Константин, впервые так встревоженно озираясь по сторонам. — Дали желторотых юнкеров, которых к мехам подпускать страшно. Недоофицеры, дрессировать еще и дрессировать.

— Ты самый терпеливый, — раздалось от девушки уже едва слышное.

Дальше их разговор растворился в надвигающемся гаме из очереди.

— Что за кукла, да ещё и на службе у Небесной, — засплетничали уже в голос бабули, провожая их взглядами неотрывными. — И эта «дюймовочка» сторожит нас от нелюдей? Да она собственной тени боится. Нелюдимая какая.

Они кости промывают, а я восхищаюсь. Она такая… особенная, быть может одинокая. Приближённая к принцессе. Оттого недосягаемая для меня. Что ж… с таким давно бы пора смириться.

Кого я обманываю? Себя не обманешь. Век не видеть этих гвардейцев. Сильных, красивых, особенных. Было б легче.

Когда мысли об Агнессе на чёрном мехаре чуть отпустили моё накалившееся от желания тело, меня вдруг осенило.

А не меня ли они ищут?! Судя по всему, Агнесса не выяснила моего имени, иначе уже давно бы нагрянули в моё Поместье, распахав там мою землю своими мехарами.

Так и чего Анастасии Николаевне от меня надо? Нет, не от меня, а от юнкера с винтовкой, вероятно, которого и приметили, влезающего в мехар Суслова. Это при условии, что аксельбант мой трёхцветный не распознали. Выходит, не распознали.