Рубиновый лес. Дилогия

– Не могли. – Солярис раздражённо вильнул хвостом, которым тоже парировал мои атаки, и чешуя, покрывающая его руки под закатанными рукавами рубашки, ощетинилась. – Ни одному человеку не под силу выучить драконий.

– Почему это? – оскорбилась я. – Я ведь понимаю, что вы говорите в первородном обличье…

– Первородное обличье – это другое. То истинный язык, сплетение мыслей и инстинктов, которыми мы обмениваемся друг с другом так же, как птицы обмениваются щебетом. Ты понимаешь его либо из-за древнего гейса королевы Дейрдре, либо из-за того, что повязана со мной, но никак не потому, что запоминаешь звуки и умеешь их различать. А вот тот язык, на котором мы говорим людскими устами, не является языком вовсе. По крайней мере, в привычном понимании этого слова. Это искажение общего, где нет ни правил, ни конструкций. Мы просто вторим звучанию, стараясь подражать вам, и иногда снова коверкаем то, что уже было исковеркано до нас. Акивиллу, например, даже я не всегда с первого раза понимаю. Так что мы скорее догадываемся, что хочет сказать сородич, нежели действительно знаем перевод. То, чему тебя иногда учат Сильтан или Мелихор, лишь отдельные словоформы. Чтобы выучить их все, нужно прожить в Сердце несколько людских жизней.

Солярис пояснял методично и терпеливо, и в это время его упрямое лицо ласкали лучи солнца, только-только поднявшегося из-за горизонта на смену полумесяцу. В них его фарфоровые щёки приобретали почти человеческий румянец, длинные белоснежные ресницы отбрасывали тени на высокие скулы, и казалось, что Солярис весь светится, как резная фигурка из жемчуга. Прохладный ветер, несущий в себе первые ноты приближающейся осени, трепал широкий ворот его рубахи, растянутый до ключиц, в волосах Сола снова запутались одуванчиковые семена, оторванные от стеблей вихрем нашего сражения. Там, где мы тренировались каждое утро, цветы успели промяться, а трава осесть, но кругом всё ещё колосились красные маки, напоминая зарево пожара. Всё вместе это являло собой до того прекрасное зрелище, что я, залюбовавшись, едва не забыла, о чём мы говорим.

«Фашари, – сказала Акивилла Солярису тогда в Медовом зале, когда на кону стоял не просто союз драконов и людей, а наше будущее, – Фашари ине раш».

«Покажи. Покажи мне, что это так». Вот что это значило. Я узнала правду лишь после того, как пир окончился, и Мелихор заключила меня в объятия, вереща, что теперь сможет жить среди «человеков» на постоянной основе. Она же и рассказала мне, что Акивилла, будучи Вие Тиссолин — Коронованной Травами, – и за всеми живыми существами следит, словно за растениями в своём саду. Внимательно наблюдает, как они растут, чтобы вовремя распознать, какое из растений губительный сорняк, и успеть вырвать его с корнем. Поэтому именно Акивилла из Старших отвечала за то, чтобы проверить меня на ложь. То, что Солярис сделал тогда на помосте, надев на себя ошейник, было моим испытанием, о котором они трое – идея, оказывается, принадлежала Сильтану – условились ещё в Сердце втайне от остальных.

– Акивилла хотела узреть не то, что ты сделаешь, а то, что почувствуешь, – попытался объяснить Солярис снова, опустив хвост вместе с когтями и запрокинув голову к лимонно-розовому небу. Разморённый ползущим по земле теплом, он позволил себе расслабиться куда больше, чем разрешал на поле боя мне. Впрочем, «полем боя» это считалось исключительно для меня одной. Солярис не воспринимал меня всерьёз, как противника, хоть и подходил к нашим тренировкам со всей ответственностью, особенно сейчас, когда оставалось всего две недели до военного похода на Керидвен. – Драконов сложно обмануть, тем более травяных. Любые слова мгновенно впитываются в них, как вода в землю, и если та вода отравлена, они это поймут. Акивилла хотела увидеть твоё отчаяние и любовь – и она увидела. Как и я.

Солярис улыбнулся мне уголком губ, и я почувствовала жар на щеках, но вовсе не оттого, что меня тоже согрело солнце. Затем он направился в мою сторону, медленно, размеренно, будто бы растягивал момент, и…

Прошёл мимо.

– Эй, постой! Куда ты?

– Хватит на сегодня, – бросил он мне через плечо, и я уронила к земле тяжёлый меч, внезапно обнаружив, что всё это время держала его на весу. Мышцы окрепли, но всё ещё ныли. Мы тренировались больше часа, не взяв ни одной передышки, однако, зная Соляриса, я не верила, что он закончил из-за этого. – Попрактикуйся с манекеном. Или Кочевником. У тебя всё ещё хромает баланс, а у него хорошо получается сбивать противников с ног. Я вернусь к полудню и проверю.

– Хорошо, – согласилась я, но решила убедиться напоследок: – Кстати, пока не забыла. Про тебя тут Гектор спрашивал. Говорил, ты обещал передать ему что-то… Какой-то там кусочек…

Солярис остановился на полушаге, но не повернулся. Он всегда старался спрятать от меня лицо, когда опасался, что оно его выдаст. Именно поэтому он и носил на нём бо`льшую часть времени докучливое бесстрастное выражение, которое Кочевник между нами называл «похоронно-девственным». Обычно я мирилась с тайнами Сола, но в этот раз взволновалась. Угрюмый дракон, привыкший действовать, а не ждать, и мальчишка с золотыми руками и с таким же золотым сердцем – что могло скрываться за их тандемом, кроме новых неприятностей?

– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – спросила я в лоб, не выдержав, на что Сол пожал плечами.

– Нет.

Я тяжко вздохнула, но тем не менее не стала его задерживать, окликать или устраивать допрос. Всё равно бесполезно. Коль уж Солярис захотел что-то от меня утаить, то приложит для этого все усилия. Возможно, я бы даже закрыла глаза на очередные его секреты и пустила всё на самотёк – в конце концов, не переворот же они с Гектором готовят. Но дурные мысли никак не шли из головы. Масла в огонь подливали и длинные незнакомые тени, шныряющие по ту сторону замковых окон, количество которых за последнее время увеличилось вдвое.

Пир закончился ещё два дня назад, но воспоминания о нём оставались свежи.

Когда мне начинало казаться, что я понимаю драконов, случалось что-то, что доказывало мне – это вовсе не так. Ибо не поддавались логике и здравому смыслу те дикие пляски, в которые пустились все присутствующие Старшие и их хёны сразу после заключения мира. Словно не было многолетней вражды и их ненависти к людям, долгих уговоров и ростков сомнений, пустивших корни. Драконы прощали легко, быстро забывали обиды, и если хотя бы одного из них вдруг охватывало веселье или отчаяние, то его тут же подхватывали и другие, словно простуду. Именно поэтому, как объяснила мне позже Мелихор, не было ничего удивительного в том, что тем же вечером даже самый медлительный и хмурый дракон с каменными наростами на шее пил из одной с Мидиром кружки, хотя именно он был вторым после Борея, кто проголосовал против мира.

Уже спустя час всю еду смели подчистую, и даже пятнадцати бочек с вином не хватило, из-за чего Гвидиону в срочном порядке пришлось бежать к торговцам из Столицы и сулить им несметные богатства, если те посреди ночи раздобудут ещё. Какое-то время я даже не решалась сойти с платформы, боясь, что меня попросту сметут или задавят. Драконы галдели, звенели кувшинами, иногда спорили и бранились словами, которым учил меня Сильтан и которые я бы ни за что не осмелилась повторить вслух. Несколько раз ко мне подходили женщины и мужчины с волосами разных оттенков, от пурпура до звёздной синевы, кланялись и осыпали благословениями нараспев, будто читали молитвенные тексты. Я улыбалась каждому, кивала и пила клубничное вино, чтобы не давать горлу пересыхать от бесчисленных разговоров и духоты. Даже когда драконы сидели на скамьях и бездействовали, воздух вокруг раскалялся, точно в Золотой Пустоши. Когда же они танцевали, он трещал, и от жара на пирожных плавилась глазурь.

В тот вечер я впервые пробыла на пиру до самого рассвета, о чём ничуть не пожалела, потому что это был последний праздник в Дейрдре, который мы все могли застать. Драконы, как и люди, знали, что следующий их пир состоится лишь после того, как состоится наша победа в войне, потому и отводили душу. Первый же солнечный луч выжег шумную праздность. Драконы тотчас отрезвели, музыка затихла, и так началась наша подготовка к тому, чтобы собрать все части Круга воедино.

Конечно, что такое две недели сборов для армии целого туата? Но теперь основной моей армией были драконы – и всё, что им было нужно, это дождаться остальных сородичей, достаточно зрелых и согласных по доброй воле сражаться с нами бок о бок. Один из Старших пообещал по меньшей мере две тысячи таких, кто прибудет уже к концу месяца зверя, но Акивилла тактично предупредила, что это в лучшем случае – скорее всего, присоединится максимум тысяча. После завоеваний Оникса драконы желали забыть о войне как о страшном сне, и не в правилах Старших было принуждать их силой или уговорами. Драконы могли прибыть в Дейрдре лишь потому, что сами этого хотели.

Я решила не питать ложных надежд и посвятила оставшееся время тому, чтобы проработать вместе с советниками все возможные исходы, пути и решения. Зал Совета буквально стал мне вторым чертогом – в своём первом я появлялась лишь затем, чтобы переодеться и вздремнуть пару часов, прежде чем снова отправиться на заседание, тренировку или в казармы, разбитые на границе Столицы для сбора лейдунга – народного ополчения. Видеть, как к шатрам для записи выстраивается очередь из седовласых крестьян и несовершеннолетних мальчишек из-за того, что каждой семье, отправившей на войну хотя бы двоих мужчин, полагалось строительство нового дома по завершении войны, было тяжко. Они кланялись мне, улыбались и целовали руки. Но за что? За то, что я обрекала их на смерть?