Рудники Эхнатона
Шрифт:
— А это правда, что если мы умрём, то заново родимся?
— Кто тебе это сказал? — Лора заметно нахмурилась.
— Мне никто. Но я слышала, как это говорил наш пленник… Этот псих.
— Никто этого не знает.
— Но ведь такая вероятность есть? — настаивала Берта.
— Никто не знает, — повторила Лора. — Так что, исходя из более близких мне позиций агностицизма, я отвечу, что отвергать такую возможность не стану.
Чуть поморщившись при слове «агностицизм», звучащем так, словно Лора намеревалась лишь запутать её ещё больше, Берта спросила:
— Но кем мы тогда родимся?
— Никто не может этого знать, — мотнула Лора головой. — Есть религия,
— Но мы же можем повысить вероятность рождения в хороших условиях, если изменим наш мир? — настаивала Берта. — Я бы точно не хотела родиться дельтой…
— И что же ты предлагаешь?
— Ну… Если мы изменим условия жизни дельт, так, чтобы ими было не страшно рождаться, то, может быть, и умирать будет не так страшно?..
Лора невольно отшатнулась от Берты.
— Так вот почему эти учения признаны столь опасными!.. Ты услышала всего пару фраз, а в твоей голове уже живут революционные идеи! Забудь это скорее, девочка! Забудь!
Словно боясь, что зараза революционных сомнений перекинется с Берты на неё, Лора, явно не желая продолжать этот неожиданно ставший столь опасным разговор, перешла на другую сторону колонны. Берта же, смущённая тем, что она рассердила госпожу Ханнинс своими глупыми вопросами, вновь заняла прежнее место, старательно глядя в пол перед собой, чтобы никого больше не спровоцировать. Наверно, ей повезло, что госпожа Ханнинс такая добрая — возможно, Спуки-Смерть просто приказала бы Копушке открутить ей голову.
Тем временем Лора обернулась к шествующему позади неё в сопровождении апостолов Хартманну и спросила:
— Я так понимаю, что мы сейчас выполняем роль живого щита, не так ли, господин Хартманн?
— Нет, — ответил тот с некоторым удивлением в голосе. — С чего вы взяли?
— Ну, видимо, просто включила мозги… Захватить хорошо вооружённый, защищённый боевой корабль с помощью горстки рабочих — безнадёжный вариант. Я думаю, Вагнер первым делом закрылся. Что, автогеном резать будете?
— Ну, разумеется, Вагнер закрылся, — кивнул Отто. — Было бы странно, если бы он этого не сделал. Конечно, ломиться через основной шлюз — безумие. Но, напоминаю, что это всё-таки не его драккар. Попечителем корабля является господин Ибарра. А он, к счастью, с нами, он знает расположение технических шлюзов, и, что самое главное — имеет коды доступа. Так что сейчас наша основная задача — просочиться на драккар, до того, как тот пойдёт вверх по шахте. А там сориентируемся…
— Но… Допустим, у вас есть код. Но как вы рассчитываете проскользнуть незамеченными? В таком-то количестве? Вы что же, всерьёз полагаете, что такую толпу можно не углядеть?..
— Не переживайте, госпожа Ханнинс. Сейчас Вагнер не в состоянии контролировать подступы, у него для этого слишком мало людей, а видеонаблюдение не функционирует… Фактически, он может быть уверен только в тех помещениях, которые занимает. А вот как с ними быть — я пока не понимаю. Штурм, знаете ли, дело более рискованное для нападающих… А с учётом того, что в его распоряжении люди более профессиональные, чем у нас… Возможно, нам предстоит торг.
— Есть у меня кое-какое соображение… — заявила Спуки-Смерть. В руке её блеснул металлом длинный тяжёлый болт с проушиной.
— Что это? — не удержалась от вопроса Лора.
— А как вы думаете?
— Ну, лично мне эта штука напоминает древнеегипетский анх.
— Анх? Что такое анх?
— Ну… — замялась Лора. — Это древний символ. Очень древний. Согласно легенде, когда Сет убил Осириса и разрубил на части, Исида
собрала все куски и слепила заново. Вот только фаллос рыбы успели сожрать. И тогда она сделала новый, то ли из глины, то ли из золота… И смогла им оплодотвориться. И выглядела эта штуковина точь-в-точь, как то, чем ты тут размахиваешь.— Звучит довольно мерзко, — отозвалась Спуки. — А дальше что было?
— У неё родился Гор, ставший богом Солнца. А анх стал его символом, объединившим мужское и женское начало…
— Мужское и женское? — Спуки задумчиво посмотрела на предмет в своей руке. — Вообще-то, конечно, это просто удлинённый рым-болт, который я скрутила с дробильной установки… Но ваш вариант мне нравится больше.
— Я, кстати, тоже весьма заинтригован, — заявил Хартманн, глядя на Спуки с недоуменным уважением, которое, как заметила Берта, проскакивало теперь не только у него, но и всех окружающих, ставших невольными свидетелями перерождения полукровки. — Не поделишься?
— Безусловно. Но сперва, господин Хартманн, я хотела бы больше узнать про эти баллоны.
Глава 32. Тяжёлый цветок
Рикардо Ибарра-0 сидел в капитанском кресле на мостике навигационной рубки драккара, со своего возвышения взирая на лёгкую суету, завершающую процедуры расконсервации. В сущности, вся предварительная работа была уже завершена, все системы корабля запущены, реактор вот-вот должен выйти на рабочую мощность. В предвкушении Ибарра то и дело потирал руки — вот-вот вся эта подготовительная рутина уйдёт в прошлое, и он ощутит себя не просто сторожевым псом, приставленным к казённому оборудованию, а полноценным капитаном боевого драккара! Он, ещё вчера всего лишь стажёр, сольётся сознанием с этой могучей мощной машиной! Он, а не его бывалые и, возможно, более заслуженные коллеги! Ни Ковач, расположившийся сейчас в кресле первого пилота, ни Шорн, ни Горак, ни Рехор!
Конечно, дело случая, что допуск к судну и коды запуска оказались лишь у него. Конечно, приходится закрывать глаза на то, что всё происходящее творится без ведома Военной Администрации. Конечно, несколько напрягает приставленный Вагнером лично к нему шахтный коп Синклер, сменивший «Церберёныша», сожжённого мятежниками при штурме центрального поста — хотя человек, к тому же более-менее симпатизирующий ему, однозначно предпочтительнее мерзкой свиристящей твари, у которой даже глаз не было! Но вот головная боль, так и не отступившая после целой горсти таблеток, совсем не радует, особенно учитывая грядущий подъём по стартовой шахте — операцию довольно ювелирную, которой не выполнял до этого не только он, но и никто из здешних пилотов, включая, наверное, даже Новачека, сидящего сейчас в кресле оператора-инженера, и печально взирающего даже не на капитанский мостик, а на кресло первого пилота… Да уж, тяжело, наверное, быть «бывшим» со снятыми авионическими имплантами, не имея даже теоретической возможности «тряхнуть стариной»…
Откровенно говоря, Ибарра предпочёл бы, чтобы место первого пилота занял именно Новачек, и дело было не только в том, что тот имел наиболее близкий к самому Рикардо социальный индекс. Возможно, на имидж Новачека работала пробивающаяся в его волосах седина, сразу делающая его визуально старше его ровесника Ковача, возможно — намертво застывшее в уголках его глаз скорбное выражение, свойственное многое видавшим ветеранам. А может быть, дело было всего лишь в контрасте его послужного списка со сбитым в первом же серьёзном бою Гораком…