Руконогие

«Чем дальше в лес, тем толще партизаны», -часто шутил её отчим. Тут было также. Если наверху в основном была паства и младшие жрицы в нарядных, но недорогих одеждах, радостно снующих между мертвяковым антуражем и цветущими клумбами, то здесь служители культа были гораздо напыщеннее и важно выхаживали, с придыханием говоря о местном божестве.

Остановились около внушительных ворот, украшенных по традиции в стиле садистских фантазий. Всё было красочно, аккуратно, дорого-богато, с упором на подробности. Около ворот стоял толстяк, одетый словно павлин в самый разгар сезона, ничуть не меньше раздувался от переполнявшей гордости. Увидев быстро идущего к воротам Теллема он попытался перегородить дорогу, но сильный и жилистый маг его легко сместил в сторону, бережно, почти не заметив попытку жирика преградить путь.

Теллем постучал по створке:

— Командир, с Еленой поговоришь? Это срочно.

Минуту ничего не происходило. Всё это время жирдяй, с презренной миной на роже рассматривал мага и Елену, а затем выплюнул несколько слов, всем своим видом показывая всю глубину презрения:

— Рулз — великое божество и сам решает, когда и кому явиться. Ты сгниёшь от старости раньше, чем будешь достоин войти в эту дверь!

Теллем посмотрел на гордо раздувшегося толстяка, словно только его заметил, изобразив удивление. Дверь ворот скрипнула, и створка отодвинулась ровно на столько, чтобы Лена смогла протиснуться в щель. Жирный жрец изобразил полное игнорирование происходящего и отправился по коридору, раздавая дурацкие приказания всем, кто попадался ему на глаза, а маг только хмыкнул, посмотрел на Елену:

— Чего стоишь? Заходи. Этого игнорируй. Непись, чё с него взять? — и подбодрил девушку, ловко запихнув внутрь.

Ворота за Еленой закрылись.

В огромном в подземном овальном зале по кругу висели светящиеся шары, источая свет, стены были обклеены плакатами мужчин и женщин в крохотных плавках, гордо выставлявших проработанную мускулатуру, а на полу стояли тренажёры, лежали штанги, гири, гантели, с потолка свисали цепи, на которых висели массивные, в рост человека кожаные груши ярких раскрасок. Около одной из таких в спортивных шортах, и как это называл её отчим, майке-алкашке, находился взрослый мужчина с хорошо проработанной мускулатурой, крупный, с узкими восточными глазами, несуразным горбатым носом, и с почти красным цветом кожи. Он самозабвенно лупил кожаный снаряд, исполняя хитрые связки ударов ногами и руками, бил прямо, снизу, сверху, с разворота и коленями. Завершив длинную череду быстрых и сильных ударов, отошёл от снаряда, взял с одного из тренажёров полотенце и накинул на шею. Улыбнулся и показал девушке на небольшой столик, на котором стояли старинные кувшины с вином и пара тарелок с нарезанными кусками мяса и хлеба:

— Садись девочка. Я Рулз. Бог — Рулз, — мужчина рассмеялся, увидев недоумённый взгляд девушки. — А ты хотела увидеть древнего старика или предпочитаешь дракона, а может быть уродливо кривоногого гиброла? Я заточенный Бог Рулз и меня всунули в человека, когда я сюда пришёл. Я тоже иномерянин, иноземец, как тут говорят, но так получилось, что дослужился до божества. Не обращай внимания, телесная оболочка — это всего лишь тлен. Я уже сбился по счёту какая, но когда она в хорошей физической форме, то я себя чувствую сильнее. Есть такая поговорка: «В здоровом мясе, здоровый бог».

— В здоровом теле, здоровый дух, — машинально поправила Елена.

— Точно! Только дух -это не Бог, но звучит лучше. Не удобная эта штука. Тело постоянно приходится кормить и заботиться. Я хотел с тобой поговорить. Тебе дана огромная сила, но я не могу понять её природу, назначение и способы как её использовать. Чёрное марево даже для этого подземного мира и наших обыденных некромантских дел очень много. Если о тебе узнают, то обязательно попытаются уничтожить. Умирать много страшнее, когда ты обладаешь вечной жизнью. Тут все привыкли думать, что могут возродиться после смерти, а чёрное марево — это практически единственное верное средство отправить человека навсегда в мир мёртвых, растворив его душу в мировом ничто. Правда это не работает на таких как ты и таких как я, пришедших в этот мир силой. Вот только не спрашивай какой, и кто прислал. Тут боги словно селёдки в бочке лежат слоями и что находится через два слоя вверх или вниз представления не имею, тем более кто руководит раздачей рыбных консервов. Самое главное, Елена, что ты не моя дочь. Ты очень талантливая девочка и я хотел бы видеть в тебе свою родню, но ты для меня всегда будешь падчерицей. Понятия не имею кто тебя породил. Я говорю не о биологическом теле. А может быть ничья и когда-то посидишь старого добряка Рулза и сама будешь управлять некоромантским советом директоров моего пантеона. Имей ввиду, я в этом случае рассчитываю на персональную пенсию, — и рассмеялся.

— Я и не думала, — смущённо сказала Елена, не понимая, что надо говорить в таких ситуациях.

— Да, ладно. Шучу. Но пока я хотел бы тебе помочь, просто не знаю каким способом. Да, дай руку.

Елена протянула, а Рулз, словно в детской игре ткнул указательным пальцем в ладонь и засмеялся. На ладони загорелся, пробив тело уколами тысяч иголок, а потом через секунду превратившись в маленький шрам, странный ни на что не похожий знак, словно арабскую, корейскую и кириллическую письменности свалили в кучу, всё это перемешали и разложили по кругу слоями.

— Это что?

— Это благословление, только у всех оно работает по-разному, ещё это пропуск в храм, удостоверение личности и ещё куча всего. Сама разбирайся, и мне расскажешь. Всегда интересно как эти штуковины себя ведут. Очень надеюсь, что тебе это поможет, и защитит. Очень надеюсь, что когда придёт время, ты вспомнишь о своём спортивном приёмном дедушке.

Рулз рассмеялся. Елену смущало такое панибратское отношение, и она не знала, как себя вести. Она была готова увидеть здесь кого угодно, но тёплый приём и смешливое поведение грозного Бога, с полотенцем на шее и в майке-алкашке, о котором все за этой дверью говорили полушёпотом и с придыханием, водило в ступор. Её никто ни о чём не предупреждал.

— Ну раз тебе больше ничего не надо и совсем ничего не интересно, — улыбнулся мужчина, — тогда у меня и ещё сегодня плавание, конная езда, стрельба из лука, кёрлинг, кёкусинкай, квадратлон — и выудил из небольшого ящика пару бутылок с газировкой.

Одну протянул Елене:

— Держи. Это настоящие. Я такую могу создать, но та, которая приходит из ваших миров чем-то всё равно неуловимым отличается. Так и не разобрался в чём здесь смысл. Наверное, есть что-то, чего даже богам недоступно. У нас сейчас куча предметов из разных миров сюда валяться, только и успеваешь находить и конфисковывать, особенно книги. Да, в книгах много чего хорошего и умного, но попади они не в то время не в те руки. Да, много всего и такого… Ладно, мне некогда, ещё и пробежка послеобеденная и… — и силуэт Рулза растворился в пространстве, прежде чем Елена что-то сообразила ответить.

Девушка задумчиво стояла посреди опустевшего зала, свинтила пробку с бутылки, сделала несколько глотков. Газировка как газировка, такая же точно, как стояла в громадных холодильниках дата-центра — сахар, кислота, ароматизаторы и энергетики. Перед глазами на краю зрения мелькнуло несколько полосок разного цвета.Красная, белая, зелёная, синяя и ещё больше десятка столбиков показались всего на мгновение, а белая, синяя, красная и чёрная резко скакнули вверх. Странно. Елена постояла ещё немного пытаясь уловить угол зрения, чтобы рассмотреть картинку ещё раз, но зрение было обычным и ни какими посторонними предметами не загромождалось.

Сделала ещё один глоток. Белая, синяя, красная и чёрная прыгнули выше других и флуоресцентно-зелёная проклюнулась на пустом месте. Пить не хотелось, но она игрок и Альфа тестер, а вероятность нового мира, сумасшедшего дома или не плановой переброски в новую игру была одинакова, поэтому она выпила залпом газировку, выданную божеством. Допив напиток, несколько раз выдохнув углекислоту, рвущуюся из желудка. Полоски прыгнули ещё раз, а яркая флуоресцентная стала плоским прямоугольником.

Створки тяжёлой массивной двери с этой стороны, обшитой дешёвым белым пластиком, а с той стороны изрезанные диковинными узорами пыток, истязаний, кровавых побоищ и сцен изощрённых казней открылись. Делая мелкие преданные шажки, к Елене подошёл сгорбившийся мужчина, а за дверью, кивая словно китайский болванчик, стояла девушка, преданно смотрящая в глаза Елене.

— Высшая жрица, высшая жрица, пойдёмте, пойдёмте, не надо столько находиться в опочивальне нашего господина, — сгорбившийся жрец всем своим видом показал, что девушке нужно как можно быстрее покинуть помещение.

Пройдя шагов сто по туннелю за парой жрецов, всем своим видом показывающих причастность к великому, и демонстрируя свою ничтожность в логове самого Рулза, девушка увидела знакомую фигуру. Её ждал стоящий прямо без всякого пиетета перед местом, где находится ухмыляющийся Теллем. Остановив сопровождающих жестом, он взял Елену под руку и с улыбающимся, вытянутым от интереса лицом спросил: