Рукопись несбывшихся ожиданий. Таинство посвящения

С высоты башни Миле было прекрасно видно, как Антуан Грумберг и Вильям Далберг расположились на покрывале и достали снедь. И хотя до неё доносился в основном весёлый голос маркиза Роунского, подобное ужасно нервировало. А тут ещё и Катрина.

– Не дёргайся, только не дёргайся, - с мольбой произнесла Мила. – Мне так тяжело не шевелить ногами и при этом держать тебя.

Её поза была ужасно неудобной. Кто-то верно рассчитал длину женских рук, а потому только низко склоняясь за ограждение башни Мила могла удерживать вытянутую руку Катрины. Из-за этого ноги её быстро затекли, а спину заломило. Долго продержаться в таком положении ни у кого бы не вышло.

– Ты, главное, держись и не дёргайся.

– И что тогда? – спросила Катрина тихо. – Мы всё равно здесь умрём, так не лучше ли сразу?

– Давай хотя бы потреплем им нервы. Мы ведь сможем продержаться до отъезда этих ублюдков, да?

– Сможем, - подтвердила Катрина так, как если бы не понимала, что лжёт. Её рука была уже потной, ладонь так и норовила выскользнуть. А держаться ей было не за что. Чьими-то немилосердными стараниями кроме выступа с этой стороны башни ничего не было. Кто-то стесал всё лишнее и заделал раствором щели. – Мила, а ты не сможешь подтянуть меня к себе?

– Для этого мне надо ухватить тебя лучше, а это не получится. Если я наклонюсь ещё ниже, то сама упаду. Тут ногами не за что удержаться.

– Тогда просто ждём, да?

– Просто ждём, - подтвердила Мила и даже постаралась улыбнуться несмотря на боль и жжение в щиколотках. Кажется, она снова неудачно пошевелилась.

***

Забавный факт, но в это воскресное утро Люций Орион и Поль Оллен проснулись в тот же миг, что и Мила Свон. Вот только если молодая женщина, дождавшись, когда хозяин дома наберёт достаточно сена для корма скота и выйдет из сеновала прочь, повернулась на другой бок и в результате не просто полежала минуточку с закрытыми глазами, а проспала ещё целых два часа, то оба её преподавателя в постель уже не вернулись. Собственно, не в постелях они и спали.

Причиной последнего было то, что желающий проявить заботу о коллеге Поль Оллен решил проводить Люция до арендованной комнаты, и по пути мужчины разговорились так, что было уже невозможно закончить столь интересный разговор на полуслове. В результате Поль Оллен ненадолго (во всяком случае, в тот момент ему виделось именно что ненадолго) зашёл в скромную по размерам и обстановке комнату, и как-то так вышло, что до первых петухов[1] никто из мужчин внимания на то, как уже поздно, не обратил. Они вели интересную беседу, пили клюквенный морс и то и дело отщипывали по кусочку мяса с остывшего барашка.

– Ох, как же я задержался, - заслышав петушиный крик, поразился Поль Оллен. – Прошу простить меня, но мне надо идти.

– Позвольте, да куда ж вы пойдёте в такой час? – раздвинув шторы и посмотрев за окно, с укоризной осведомился Люций Орион. – Не ставьте меня в неловкое положение, прошу вас. Я и так нарушил ваши планы на вечер, мне крайне неловко будет выдворять вас ещё и на улицу посреди ночи. Ложитесь на кровать.

– А вы?

– А я прекрасно высплюсь на этой кушетке.

– Нет-нет, что вы. Я предоставил вам комнату отнюдь не для того, чтобы вы ютились на этой убогой мебели…

Так слово за слово преподаватели препирались едва ли не с полчаса. Оба они хотели проявить уважение, и стоящая одиноко кровать уже начала напоминать некое яблоко раздора. Но проблема разрешилась просто. Когда Поль Оллен упрямо растянулся на кушетке, напрочь отказываясь отдавать её кому-либо ещё, Люций Орион решительно скинул подушку на пол и заявил, что всё равно на кровати он спать не будет. А там сыграла свою роль усталость. Оба мужчины крепко заснули и, если бы не служанка, которую отчего-то никто не уведомил, что комната занята, в жизнь не проснулись бы они на рассвете.

– А-а-а! – истошно завопила женщина, когда вошла в комнату.

Ей нисколько не подумалось, что мужчины спят. Для неё всё выглядело как сцена убийства. Один несчастный покойник, одетый в мантию преподавателя академии, лежал на кушетке, и пальцы его правой руки едва касались пола. Другой нашёл свою погибель на полу. Он, не иначе, проткнутый ножом насквозь, лежал на животе. Во всяком случае, служанка представила себе именно это, так как высохшие пятна морса, который коллеги разлили ненароком на пол, изумительно походили на кровь. А тут ещё покойнички и зашевелились.

– А-а-а! – ещё громче завизжала служанка и, высоко задирая подол платья, выбежала из номера. – Умертвия! Умертвия здеся!

Произошедшее вызвало ту ещё суету. И, хотя ситуация разрешилась быстро и над ней до колик в животе посмеялись абсолютно все, спать после такого Люцию Ориону и Полю Оллену напрочь расхотелось. Это и стало тем обстоятельством, отчего оба преподавателя подошли к проходной академии так рано.

[1] Примерно два часа ночи

Глава 16. Все поступки чем-то продиктованы. У мудрых – умом, у сообразительных – опытом, у глупых – необходимостью, которой они не смогли избежать

Смеяться над незадачливым пробуждением им уже надоело, слов на прочие темы за ужином тоже было сказано немало, а потому Люций и Поль Оллен подошли к воротам академии храня молчание. Подобное позволило им погрузиться в себя. Поль Оллен размышлял о своём будущем преподавателя, а Люций об оставленных им в академии проблемах. И как-то чем больше он думал о своих бедовых студентах, тем неспокойнее ему делалось. Ну, и, в конце концов, это беспокойство вылилось в то, что, стоило Люцию пройти за ворота академии, как он остановился, поставил на землю чемодан и задумчиво посмотрел в сторону дороги, ведущей отнюдь не к коттеджам преподавателей.

– Вы чего? – удивился его поступку Поль Оллен. – Неужели не желаете выспаться после такого-то?

– Выспаться я очень хочу, но, думаю, будет правильнее сперва сообщить господину фон Дали о моём приезде. Он наверняка расскажет мне много интересного из того, что произошло за время моего отсутствия.

– Сомневаюсь, что господин фон Дали на рабочем месте. Воскресенье и всего девятый час утра.

– М-да, вы правы.

– Ни к чему вам туда идти, мэтр Орион. Мистера Брука вы тоже вряд ли застанете.

– Вы снова правы, друг мой, - мягко улыбнулся Люций. – Вот только ничто не мешает мне оставить под дверью записку. Пусть господин фон Дали сам вызовет меня. Так я свижусь с ним намного раньше.

– Ну-у, - протянул Поль Оллен, - это вам решать. А я вот просто с ног валюсь.

– Тогда не буду вас задерживать, хорошего вам отдыха.

Преподаватели вежливо поклонились друг другу, и Поль Оллен, стараясь скрыть зевоту, уверенно зашагал по дорожке. Люций, подняв чемодан, тоже сделал было несколько шагов, но из-за некоего нехорошего предчувствия снова остановился. Лицо его при этом сделалось задумчивым настолько, что наблюдающий за ним охранник встревожился – уж не случилось ли чего? Однако, зря этот мужчина так пристально смотрел. Заметив его взгляд, Люций перестал испытывать сомнения. Он вернулся к проходной и спросил: