Русь. Строительство империи

— Добрыня, значит… — повторил я. — А что конкретно ему не нравилось?

— Да кто ж его знает, — махнул рукой Тимофей. — Молодой он еще, горячий… власти хочет, уважения… а ума маловато. Говорил, что староста Мирослав старый да слабый, деревню защитить не сможет… Вот, видать, и решил сам себя богатырем показать… да только вот… — Тимофей осекся, и в глазах его мелькнул страх.

— Что «только вот»? — подтолкнул я его.

— Да не знаю я ничего! — пробубнил Тимофей, отступая назад. — Болтают люди… всякое… Не слушай ты меня, староста!

Он развернулся и быстро ушел к жерновам, оставив меня наедине со своими мыслями. Добрыня, сын старейшины. Ох, не зря он мне сразу не понравился. Чуйка у меня на таких людей.

Неужели все так просто? Наверное, нет, но слишком уж много совпадений. Надо бы присмотреться к этому молодому человеку повнимательнее.

Хорошие они люди, Тимофей и Степа. Трудолюбивые, честные. За оставшийся день, я не нашел себе занятий, только расспрашивал жителей об их проблемах и нападении разбойников. Ничего нового не узнал, а проблемы у них были сплошь просты — сами справятся. Ну не ходить же вместе с пастушком овец гонять?

Вечер опускался на Березовку мягкими сумерками. Проходя мимо мельницы, я увидел, как из ее окошек льется свет. Поколебавшись, я решил заглянуть. Дверь была не заперта, и я, постучавшись, вошел. Тимофей сидел за грубым деревянным столом, а напротив него — его сын. На столе дымилась простая, но аппетитная похлебка, рядом лежал свежий хлеб.

— А, староста! — приветливо улыбнулся Тимофей, увидев меня. — Заходи, гостем будешь. Поужинаешь с нами.

— Благодарствую, Тимофей, — ответил я, — но я…

— Никаких «но», — перебил меня Степа, сдвигая лавку.

— Присаживайся. У нас тут просто, но от души.

Я не стал отказываться. Похлебка оказалась наваристой и вкусной. За ужином мы говорили о мелочах: о том, как хорошо заработала мельница, о предстоящем севе, о погоде. Видно было, что Тимофей горд за свое дело, за то, что снова может молоть зерно для всей деревни. Степа с уважением смотрел на отца. Толковый парнишка.

— Теперь, как мельница заработала, — говорил Тимофей, довольно откинувшись на спинку лавки, — глядишь, и дело на лад пойдет. А то совсем приуныли. — Главное, что ты нам помог, староста, — искренне сказал Степан. — Без тебя бы еще долго сидели без хлеба.

— Да что там я, — отмахнулся я. — Вместе сделали.

— Вот когда урожай соберем, — размечтался Тимофей, — будет у нас муки вдоволь! И пирогов напечем, всех угостим! А может, и новую жернову поставим, покрепче. Степан вон подрастет, всю мельницу на себе потянет.

Степа смущенно улыбнулся. Видно было, что он любит отцово дело и гордится его ремеслом. В их простых лицах светилась неподдельная радость и надежда. Попрощавшись, я вышел из мельницы с теплым чувством на душе. Хорошие они люди.

Вечерний воздух был прохладен. Я поблагодарил за ужин, распрощался и направился к своей избе. Когда я вышел от мельника, Тимофей, выглянув наружу, позвал меня:

— Староста! Погоди-ка!

Я остановился. Тимофей подбежал и заозирался. Он выглядел задумчивым, его недавняя веселость словно улетучилась.

— Что-то случилось? — спросил я, почувствовав неладное. Тимофей вздохнул, потер переносицу загрубевшей рукой. — Говорили мы тут со Степой… насчет нападения…

— И что же?

— Да вот, думаем… — Тимофей запнулся, подбирая слова. — Разбойники, конечно, дело плохое. Но вот только… странное какое-то нападение. Как ты и говорил.

— Что именно странно?

— Да не похоже это на обычных разбойников, — заявил он, поднимая взгляд. — Они ж грабят, добро ищут. А тут… будто нарочно напугать хотели. Ничего толком не взяли. И еще… поговаривают люди…

— Что говорят? — поторопил я его.

— Есть такое мнение… — Тимофей оглянулся, словно боясь, что кто-то услышит. — Что это не просто разбойники были.

— А кто же?

Тимофей помедлил, потом выпалил:

— Соседи! Из Совиного!

— Соседи? С чего вы так решили?

— Давно у нас с ними тяжба идет, из-за рыбных угодий на реке, — объяснил Тимофей. — Не первый год кровь льется. То их мужика покалечат, то нашего. А староста ихний, Прохор… тот еще злыдень.

— И вы думаете, он разбойников нанял? — переспросил я, стараясь понять логику.

— А почему нет? — пожал плечами он. — У них там свои счеты, у нас свои. Может, решил Прохор нас припугнуть, показать, кто в доме хозяин. Или вовсе старосту нашего убрать хотел, чтобы потом своих людей поставить. — Да и разбойники эти… — добавил Тимофей. — Говорят, их до этого в наших краях никто не видел. Может, и правда — заезжие, Прохором нанятые.

Я задумался. Версия о соседях выглядела достаточно правдоподобно, учитывая давний конфликт. Это объясняло и странную «избирательность» разбойников. Но доказательств, как и в случае со Добрыней, пока не было. Да и сразу после нападения селяне эту версию озвучивали. Что-то меня все же смущало.

— И что будем делать? — спросил я.

— Да что тут думать… — вздохнул Тимофей. — Нам теперь ухо востро держать. Соседи, не соседи… а беды ждать надо с любой стороны.

Я попрощался с мельником и пошел к себе. Багровый закат полоснул небо огнем. Я сел на берег речки. А все же красиво тут. Свежо.

Слова Тимофея эхом отдавались в голове. «Соседи из Совиного». Эта версия имеет право на жизнь. Да и засела она у меня в подкорке.

«Добрыня и его амбиции» — это одно, но давняя вражда с Совиным — это уже история, корни которой уходят глубоко. Как доказать его причастность к нападению? Или причастность Прохора, старосты Совиного?

Догадки — не доказательства, а время неумолимо бежало. Один день из трех я уже потратил. Неужели и правда, за всем этим стоят старые обиды и территориальные споры? Если это Прохор подослал разбойников, это поднимает конфликт на совершенно иной уровень. Это уже не просто стычки из-за рыбных мест, это спланированная диверсия, направленная на дестабилизацию. Или же это Добрыня, воспользовавшись давней враждой, решил свалить вину на соседей?

А может это звенья одной цепи?

Слишком много переменных, слишком много неясностей. С одной стороны, Добрыне выгодно показать некомпетентность старого старосты, выставить себя защитником. Но тогда почему Добрыни не было на празднике? Почему он не «отбил» нападение? Если это «подстава», то Добрыня стал бы героем и защитником, а не я. Версия с сыном Радомысла слабенькая.

С другой стороны, Прохору, возможно, нужен был повод для новой эскалации конфликта, или же он просто хотел ослабить Березовку перед очередным противостоянием за угодья. И разбойники могли быть наняты кем угодно, или же действовать по собственной инициативе, просто воспользовавшись общей неразберихой.