Русская миссия Антонио Поссевино
Шрифт:
Ласло посмотрел на солнце, которое уже клонилось к закату:
— Светлого пути у нас — версты на четыре, не более. Ждать его следует до полуночи.
— Почему? — спросил коадъютор.
Он и без того знал, когда ждать грабителей, но хотел послушать, что скажет Ласло.
— Ветер поднимается, — ответил тот, — пока мы идём, да пока они за нами следом — запах и уйдёт. Им надо побыстрее нас искать, не всякая собака старый след возьмёт.
— Хорошо, — ответил брат Гийом. Он был чрезвычайно доволен Ласло. Венгр, несмотря на юный возраст, показывал себя чрезвычайно умелым и сведущим во многих областях знаний. И самое главное, знания эти были необходимы для того дела, которым ему предстояло заняться в ордене. Хотя почему "предстояло"?
Когда начало смеркаться, они свернули в лес и углубились в чащу не на версту, как обычно, а саженей на сто. Сейчас этого было достаточно. Лес был смешанным — сосны да берёзы с густым подлеском, состоящим из лещины и можжевельника. Свободная от кустарника земля густо поросла высоким — чуть ли не до пояса — папоротником.
— Костёр разводить? — спросил Ласло.
— Разводи, это для них, — спокойно ответил коадъютор, кивнув головой в сторону дороги, — как всё сделаем, ночевать пойдём в другое место.
Он огляделся, прикидывая, где лучше спрятаться, чтобы их появление стало для непрошеных гостей неожиданностью. Ветер от дороги, значит, собака их сможет учуять, только когда окажется совсем близко. Кусты и папоротник позволяли затаиться, подпустив грабителей на расстояние удара ножом.
— Брат Гийом, — спросил Ласло, — может, выйти на дорогу, посмотреть, идут ли?
— Иди, — согласился коадъютор, — осторожней, не покажись им на глаза.
И тут же спохватился: Ласло за время пути показал себя достаточно ловким, чтобы не нуждаться в подобных наставлениях. "Ещё посчитает меня болтуном, — с опаской подумал коадъютор, — или выжившим из ума стариком, который любит наставлять молодёжь там, где она в наставлениях не нуждается". И отметил про себя, что Ласло незаметно стал для него чем-то вроде мерила пригодности к выполнению возложенной на них миссии. Он, безусловно, на голову превосходит коадъютора, только не сегодняшнего, а того, который много лет назад был в возрасте Ласло. В брате Гийоме боролись сейчас два чувства: радость, что на смену ему идёт человек более способный, жёсткий, ловкий, — убить человека во славу Божию брат Гийом в его возрасте не мог, а венгр делает это походя, спокойно, даже, кажется, с презрительной улыбочкой на губах. Вторым чувством была зависть — да, зависть, как ни прискорбно было брату Гийому это признавать. Безусловно, венгр, если не сложит голову в начале своего пути, добьётся куца больших успехов, чем он. У Ласло есть для этого все необходимые качества: ум, воля, лицедейский талант, жестокость, умение обращаться с оружием и способность убивать без дрожи в душе. Да, мир жесток, и порой приходится ради торжества истинной веры и благоденствия всех убить одного, или нескольких, или многих. Но всем-то от этого убийства будет только лучше!
Разведённый Ласло костёр начал гаснуть, и брат Гийом подкинул в пламя дров. Осиновые ветки были сырыми, тепла давали немного, но им ведь ненадолго. Во славу Божию! — и на другое место, а с оставшимися здесь разберутся лисы, волки да муравьи. Может, и медведь наведается — он тухлятинку любит.
Затрещали кусты, и к костру выскочил запыхавшийся Ласло.
— Идут! — выдохнул он. — Двое, пешие. Собака — тьфу, название одно. Мелкая.
— Хорошо, — ответил брат Гийом, — становись туда.
Он указал рукой на заросли можжевельника.
— Я ударю первым. Бей наверняка, чтобы не успели достать оружие.
— А собака? — спросил Ласло. — Убежит, потом людей приведёт.
— Нас они уже не догонят. Придут не раньше завтрашнего обеда, мы к тому времени успеем вёрст двадцать сделать. Да и откуда им знать, что здесь случилось?
Они разошлись по кустам. Брат Гийом посмотрел вверх: луна едва пошла на убыль, и было довольно светло. Лучи холодного света, пронизывая мешанину веток, создавали состоящий из тёмных и светлых пятен причудливый узор, увидеть сквозь который прячущегося человека было совершенно невозможно. Что происходит на небольшой полянке, можно
было разобрать лишь на пару саженей вокруг снова начавшего гаснуть костра. А дальше всё исчезало в пёстрой полутьме.Брат Гийом увидел преследователей, когда они подошли к костру на пять саженей. Двигались они бесшумно — видно, привычные. Хорошо выученная собака шла рядом с первым мужиком, в котором брат Гийом узнал хозяина харчевни. Позади и чуть правее шёл второй — такой же здоровенный. Больше никого, как и сказал Ласло. Видимо, они считали, что справиться с тщедушным стариком и блаженным отроком будет просто.
Хозяин харчевни почти неслышно подошёл к костру на расстояние трёх саженей и удивлённо смотрел на огонь, не понимая, почему здесь нет путников, которые сейчас должны готовить себе еду. На беду свою, он привык убивать беззащитных людей и даже помыслить не мог, что сейчас он из охотника стал добычей. Он соображал долго, слишком долго, — несколько бесконечных мгновений, стоивших ему жизни. Брат Гийом сделал четыре бесшумных шага и, приблизившись, вонзил загодя вынутый из потайного кармана стилет ему в висок. Одновременно чуть поодаль послышался шумный вздох и нечто, едва видимое брату Гийому, тяжёлое, массивное, осело в траву. И тут же поодаль раздался истошный собачий визг, который стал быстро удаляться.
Коадъютор посмотрел на лежащего перед ним хозяина харчевни. Тот был мёртв — он умер сразу, брат Гийом знал, куда надо бить, чтобы человек не мучился и не успел поднять шум, отходя в мир иной. К нему подошёл Ласло, вкладывающий в ножны свой бауэрвер, лезвие которого уже было чисто вытерто.
— Не испачкался? — спросил коадъютор.
— Я его сзади, в сердце, — ответил венгр, — он и не понял ничего. Крови почти не было. Да упокой Господь его душу!
И он набожно поднял вверх глаза и перекрестился.
— Проверь, есть ли что при них, — велел брат Гийом.
Ласло быстро обшарил ещё тёплые трупы и сделал разочарованное лицо:
— Не в путь собирались, а на грабёж. Поэтому только вот это.
И он выложил на землю два больших ножа — хороших, остро заточенных и явно сделанных на заказ, и кистень с обмотанной кожей рукояткой. Брат Гийом осмотрел оружие и сказал:
— Приметное слишком. Такое нам не нужно.
— Тогда уходим? — спросил Ласло.
— Уходим.
— А костёр? Вдруг лес подпалим.
Брат Гийом огляделся:
— Погода безветренная. К утру роса выпадет, само всё погаснет. А и не погаснет — не наша забота. Мы уже далеко будем.
Когда они вышли на дорогу, брат Гийом вытащил припасённую в селе веточку полыни, оторвал несколько листочков и тщательно растёр их между ладоней. После чего раскидал растёртое по дороге. Ласло наблюдал за его действиями сначала с удивлением, потом осознание догадки тронуло его лицо, и губы растянулись в довольной улыбке:
— Брат Гийом, это от собак?
— Верно, — ответил тот, даже не удивившись сообразительности своего юного спутника, — можно ещё мяту или крапиву. Их проще всего — всегда под рукой. Ты свою веточку не выбросил?
— Когда ты мне полынь сорвал — там, у харчевни, я сразу понял, что она для чего-то нужна, только сначала не знал, для чего. Конечно, не выбросил. Наверно, когда снова будем в лес заходить, там тоже надо будет землю посыпать.
Вопроса в словах Ласло не было — он уже твёрдо знал, что надо сделать, чтобы собаки, если бросятся их искать, совершенно точно не смогли бы найти, где они остановятся во второй раз.
Но всё обошлось. То ли не смогли сразу найти убитых, то ли посчитали, что искать убийц — дело бесполезное, но погони не было. И через несколько дней брат Гийом и Ласло увидели, как вдалеке, над неровной линией тёмного елового леса, поднимаются серебряные и золотые купола древнего Софийского собора.
Глава пятнадцатая
БРАТ ГИЙОМ И ЛАСЛО В ПУТИ
Остановились они при Софии — как паломники. Их накормили, дали отдохнуть с дороги.