Русская миссия Антонио Поссевино

— Хорошо, — сказал коадъютор, — слушай.

Рассказ его был длинным. Ласло узнал о ядах, выделяемых жуками-навозниками, шпанскими мушками и некоторыми другими насекомыми, живущими не в далёких жарких краях, а в христианских землях, и добыть их не составляет никакого труда. Эти выделения, попадая через маленькие трещинки кожи в тело, вызывают недомогание, а в больших дозах — смерть.

— Из этих жуков семейство Борджа создало яд, получивший наименование кантарелла, — сказал брат Гийом, — его надо совсем немного, чтобы человек предстал перед Господом. Борджа научились весьма ловко применять его. Они отравляли людей с помощью перстня, в драгоценном камне которого имелась полость, заполненная этим ядом. Борджа дарили приговорённому ими человеку перстень, снимая его со своей руки, что считалось особой милостью.

— Почему же они сами не умирали от него, если носили этот перстень? — удивился Ласло.

— Когда они передавали перстень, то незаметно поворачивали камень, и внутри кольца вылезала тонкая полая игла — совсем ненамного, ровно на столько, чтобы одариваемый её не заметил, но чтобы она могла поцарапать кожу и ввести яд. Человек обычно не замечал царапины и спустя несколько дней умирал.

— Но все понимали, что он умер именно от яда, только не знали, каким способом его отравили? — догадался Ласло.

— Да. Другой способ заключался в том, что приговорённого просили открыть ключом шкатулку, а замок, как нарочно, был очень тугим. А ключ имел несколько острых выпуклостей, которые выглядели как изысканное украшение дорогой вещи. Человек тоже царапал себе руку и вскоре умирал.

— А эти выпуклости были смазаны ядом! — воскликнул Ласло.

— Смазаны и высушены. Поэтому простым осмотром невозможно было определить, нанесён ли яд на ключ. Изощрённости отравителей нет предела. Вдовствующая королева Франции Екатерина Медичи собиралась отравить своего зятя Генриха Наваррского с помощью книги о соколиной охоте.

— Отравить? — удивился Ласло. — Но ведь Генрих жив и успешно воюет с католиками!

— Да, — согласился коадъютор, и в голосе его звучало сожаление. — Екатерина тогда смазала страницы книги ядом в надежде, что Генрих Наваррский, переворачивая слипшиеся бумажные листы, будь смачивать палец слюной и яд таким образом попадёт в желудок. Но так случилось, что первым книгу, которую подбросили в покои Беарнца [180] , взял в руки король Франции Генрих Третий Валуа. А он был большим любителем соколиной охоты. Мать стала невольной убийцей собственного сына. Бедная женщина!

180

Беарнец — так называли Генриха Наваррского Бурбона, так как он был уроженцем виконтства Беарн.

В воздухе повисла пауза. Брат Гийом искренне сожалел, что Екатерина отравила не того Генриха, и теперь проклятый гугенот Наваррский успешно воюет с католиками! А Ласло не решался прервать молчание уважаемого наставника. "Старею, старею, — подумал брат Гийом, — раньше я не был таким чувствительным". Но говорить о своей слабости он Ласло не стал.

— Брат Гийом, я полагаю, что ты используешь не только яды, созданные другими людьми, но и, — Ласло замялся, — думаю, опыты, о которых ты упоминал, дали плоды, и ты превзошёл своих предшественников.

— Почему ты так думаешь? — спросил коадъютор.

— За время пути от Равенны до Ростова я хорошо узнал тебя и думаю, что ты не из тех людей, кто довольствуется малым, пусть даже это малое другие считают великим. Такие люди, как ты, стараются всё сделать лучше других. Настолько лучше, что непосвящённые не могут и представить, каких высот ты достиг в своём деле. И именно это свойство твоей натуры сделало тебя лучшим знатоком Московского царства, которого так ценят в Риме.

Вот оно что! Брат Гийом мысленно улыбнулся. Оказывается, не только он всё это время изучал Ласло, но и Ласло изучал его!

— Ты прав, — согласился он. — И я создал яд, который убивает одним прикосновением, и для этого не нужны ни потайные иглы, ни вычурные неровности.

Брат Гиом взял свою сумку и поставил на стол. Открыв, вытащил содержимое.

— Сейчас я расскажу тебе, как пользоваться очень опасным тайным ядом.

— Почему ты называешь этот яд тайным?

— Потому что его не надо подмешивать в еду и питьё и даже не надо заставлять человека вдыхать его испарения. А после смерти даже самый опытный врач не найдёт в теле следы его применения. Искусством его приготовления владею только я. Да, при его создании я использовал кантарел-лу, шпанскую мушку, жуков-навозников, касторовые бобы [181] и ещё некоторые яды, извлекаемые из растений. И у меня получился очень чистый яд, способный проникать в человека сквозь поры, через которые выступает пот, и вдоль волос к их основанию, где он лимфой разносится по всему телу. И самое главное, смерть наступает от однократного применения и выглядит естественной. Ни один, даже самый опытный врач не определит, что человеку дали яд.

181

Касторовые бобы — плоды клещевины. Содержат яд рицин, в 6 раз более токсичный, чем цианистый калий.

С этими словами брат Гийом взял двумя пальцами пузырёк из матового стекла в толстом кожаном чехле. Горлышко его тоже было замотано кожей, пропитанной водонепроницаемым составом. Коадъютор снял кожаный лоскут, и оказалось, что пузырёк закрыт ещё и хорошо притёртой пробкой, не пропускающей наружу ни единой капли. Ласло благоговейно смотрел на ёмкость, наполненную смертоносным составом. Брат Гийом, покопавшись в вещах, достал ещё один кусок кожи — в пол-ладони величиной и, как заметил Ласло, безо всякой пропитки.

— Перед тем как войти в монастырь, я капну немного отравы на замшевую сторону этого куска кожи, — сказал брат Гийом, кивком указав на лоскут, — потом сложу его пополам так, чтобы яд оказался внутри. Тебе надо будет прикоснуться отравленной стороной к руке старца, и всё. Через несколько дней он умрёт.

На лице Ласло появилась нерешительность:

— Брат Гийом, но ведь может случиться, что я коснусь отравленной стороной своей руки!

— Может, — согласился коадъютор, — но перед монастырём я дам тебе противоядие. Оно убережёт тебя от смерти. Но ты всё равно старайся не касаться, ведь даже после применения противоядия яд на тебя подействует, хотя и не будет смертельным. Но ты будешь болеть несколько дней.

— Но как же я прикоснусь к старцу?

— Думаю, это не будет сложно, — ответил коадъютор, — он не прячется ни от кого, и его не охраняют. В дороге расскажу.

Он внезапно утратил к разговору интерес.

— Брат Гийом… — начал было Ласло.

— На сегодня довольно, — пробормотал коадъютор, садясь на своё ложе, — позже ещё поговорим. А сейчас ложись спать.

Ласло послушно лёг на своё место, потом встал и задул огонь, после чего вернулся на ложе.

— Завтра выступаем, — негромко и равнодушно, как бы между делом, произнёс коадъютор.

— Когда? — с такой же безразличной интонацией спросил Ласло.

Словно речь шла о выходе на богомолье или переходе в другой город, а не о пути к очередному убийству.

— В обед, — ответил коадъютор, — днём народу больше всего проходит, стражники на нас и внимания не обратят.

— Уже больше четырёх месяцев прошло, — напомнил Ласло, — про нас и забыли все.

— У русских есть хорошая поговорка: "Бережёного Бог бережёт", — ответил коадъютор, — поэтому лицо тебе испачкаем сажей. Будешь неряхой.