Русская миссия Антонио Поссевино

— Что? — не понял Поссевино.

— В Генрицианских артикулах записано, что шляхта имеет право на рокош — восстание против монарха, если посчитает, что её права нарушены. А права свои они понимают очень своеобразно. Ты сам сейчас видел, насколько своеобразно.

Некоторое время они шли молча.

— Теперь ты понимаешь, почему король не торопится следовать твоим просьбам, — сказал Замойский. — Но я постараюсь убедить его сделать так, как ты просишь. Потому что в твоих словах мудрость, и если есть хоть слабая надежда, что у тебя всё получится, то надо попытаться. Потому что я уверен — Пскова нам не взять.

…Ян Замойский был политиком, а не военным, но он прекрасно умел анализировать ситуацию и прогнозировать её развитие. И те без малого два месяца, что продолжалась осада Пскова войском Речи Посполитой, убедили его в том, что в существующих условиях переломить сопротивление упрямых московитов невозможно.

Три недели после начала осады поляки тщательно готовились к штурму. Они построили укреплённый лагерь, провели разведку русских позиций, выкопали траншеи для скрытого подхода к крепостным стенам. Но московиты основательно подготовились к осаде и постоянно тревожили противника пушечным огнём. Его интенсивность не ослабевала со временем, из чего Замойский сделал вывод, что осаждённые недостатка в порохе и иных боевых припасах не испытывают.

Поляки сосредоточили огонь на укреплениях между Свиной и Покровской башнями, и за трое суток непрерывного обстрела часть стены обвалилась. В польском лагере ликовали: теперь нет необходимости карабкаться по лестницам, рискуя получить на голову ведро кипятка или камень! Достаточно бросить в пролом большое количество войск, и город падёт. Замойский возражал против штурма, считая, что ширины пролома недостаточно для успешного штурма, но голоса военачальников звучали громче, и король склонился к немедленному приступу.

Штурм Пскова начался вечером восьмого сентября. Атакующим удалось довольно легко занять Свиную и Покровскую башни, сильно повреждённые обстрелом, и в пролом ринулись лучшие силы польского войска. Но оказалось, что московиты не сидели без дела и сумели в короткий срок вырыть внутри укрепления ров и построить из брёвен и земли новую стену.

Атакующие, не имея возможности преодолеть нововоз-ведённую стену, стали лёгкой мишенью. Даже самые стойкие, видя, как рядом десятками падают мёртвыми их товарищи, дрогнули и подались назад. Одновременно московиты подтащили к Свиной башне бочки с порохом и взорвали укрепление, на котором поляки к тому времени успели установить пушки. Взрыв послужил для московитов сигналом к вылазке, которую возглавил псковский воевода Иван Шуйский. Впереди всех шла полутысяча донских казаков под предводительством атамана Михаил Черкашенина [176] .

176

Михаил Черкашенин — донской атаман, герой обороны Пскова и Мо-лодинского сражения (1572).

На плечах отступающих поляков они ворвались в неприятельские траншеи, учинив там подлинный разгром. Вместе со стрельцами и казаками в атаку пошли городские обыватели из тех, кто покрепче. Простые ремесленники, вооружившись кто чем мог и осатанев от ярости, рубили, кололи и резали противника. Женщины и дети подносили боевые припасы и помогали раненым вернуться в крепость.

Учинив резню в польских траншеях, московиты не стали искушать судьбу и вернулись в город. Дерзкая решительность русских обернулась для поляков пятью тысячами убитых и неизвестным количеством раненых. Русские потери составили восемьсот шестьдесят три погибших и тысяча шестьсот двадцать шесть раненых. Среди погибших был и донской атаман Михаил Черкашенин, заявивший перед атакой, что он погибнет, но Псков выстоит. Так всё и вышло.

Ян Замойский не знал количества погибших московитов, но сражение разворачивалось перед его глазами, и он прекрасно видел, что войско Речи Посполитой теряет неизмеримо больше бойцов, чем русские. Именно поэтому после штурма на совещании у короля он настоял на том, что от атаки городских стен следует отказаться и вести долговременную осаду по всем правилам военного искусства.

Поляки стали рыть подкопы, чтобы через них подвести под стены пороховые заряды. Но русские предвидели такую возможность, и вскоре два подкопа, подошедшие к городу ближе других, были уничтожены минными галереями. Остальные подкопы начали подтапливаться водой, и поляки сами прекратили земляные работы.

Поссевино отправил Андрея Модестина в Рим к кардиналу Комо с донесением о положении дел в польском лагере, а сам наблюдал, как поляки готовят второй штурм. На этот раз для атаки была выбрана западная стена Пскова. Несколько дней пушкари обстреливали её, и вскоре каменная кладка не выдержала. Осаждающие возликовали, наблюдая, как проседает и рассыпается городская стена, открывая им дорогу для штурма. Но радость снова оказалась преждевременной. Второго ноября, когда поляки пошли на приступ, московиты открыли такой плотный огонь, что ни один солдат не сумел даже дойти до пролома.

Стефан Баторий велел готовиться к зимовке. Орудия откатили с боевых позиций в лагерь, прекратили осадные работы. Баторий послал крупный отряд, чтобы взять в расположенном в шестидесяти верстах Псково-Печерском монастыре съестные припасы и фураж для кавалерии, но малочисленный стрелецкий гарнизон успешно отбил два приступа. Фуражиры вернулись ни с чем.

Надвигалась зима, в польском лагере начались болезни. От лютой стужи страдали не только люди, но и животные. А московиты, по-прежнему не выказывая ни малейшего недостатка в боевых припасах, регулярно обстреливали поляков и тревожили их вылазками. Стефан Баторий, видя, что осада Пскова близится к бесславному завершению, поручил её ведение Яну Замойскому, а сам с верными ему немцами и венграми ушёл в Вильно. Оставшиеся у Пскова польские и литовские шляхтичи стали роптать. Началось дезертирство.

Ян Замойский, как он и обещал Поссевино, сумел убедить Стефана Батория в необходимости переговоров с русскими. Осада с Пскова была снята, началась активная переписка между русской и польской сторонами. В конце концов переговоры решили провести в Яме Запольском — селе верстах в ста пятидесяти на юго-восток от Пскова. Русское и польское посольства приехали на означенное место уже в начале декабря. Правда, сам Ям Запольский был во время войны основательно разрушен, поэтому русские решили остановиться чуть в стороне — в местечке под названием Киверова Горка. Московское посольство возглавили наместник города Кашина Дмитрий Елецкий и наместник героического Козельска [177] Роман Алферьев с секретарями Верещагиным и Свиязевым.

177

Козельск — древний город, ныне в Калужской области. Во время нашествия Батыя оказал чрезвычайно упорное сопротивление татарам, за что получил от них название "злой город".

Стефан Баторий долго раздумывал, кого же назначить на переговоры. Поссевино требовал, чтобы в посольство входили лишь католики. Он опасался, что межконфессиональные противоречия участников посольства Речи Посполитой будут замечены московитами и те сумеют использовать их для своей пользы. Но Баторий, то ли по совету Замойского, то ли проявив в этот раз государственную мудрость, наряду с католиками Янушем Збаражским и Альбертом Радзивиллом назначил в посольство православного литовца Михаила Гарабурду, хорошо знавшего московские нравы.

Переговоры продолжались до пятнадцатого января. Обе стороны проявляли невиданное упорство, стараясь выторговать для себя наиболее приемлемые условия. Поляки стращали московитов продолжением осады Пскова, те отвечали, что коль до сих пор ничего не вышло — и дальше будет так же. И те и другие объявляли о прекращении переговоров и скором отъезде, через день отказываясь от этих намерений. Камнем преткновения было даже титулование монарших особ.

Антонио Поссевино, которого обе стороны признали законным посредником на переговорах, начинал закипать. Он уже не находил доводов для примирения врагов, и то молился, чтобы стороны пришли к взаимоприемлемому решению, то, стиснув зубы, беззвучно ругался, чтобы чёртовы русские и не менее чёртовы поляки наконец угомонились и смирили гордыню ради общего дела. И тут же снова молился, прося прощения у Господа за свой мысленный грех.