Русские адмиралы — герои Синопа

6 декабря 1848 года Корнилова произвели в контр-адмиралы с оставлением в Черноморском флоте для исполнения особых поручений главного командира и с правом заседать в свободное от служебных занятий время в общем присутствии Черноморского интендантства¹¹²¹.

15 сентября 1849 года Корнилов предложил заказать для канатного завода, который наметили строить в Николаеве, машины с завода Ренни, о которых он рке вел переговоры в Англии¹¹²². Лазарев намеревался поручить контр-адмиралу работу над «Мачтовым делом» и «Артиллерийским учением», разработку боевых расписаний для кораблей, организацию постройки железных пароходов и введение улучшений по всем частям флота. Однако неожиданно освободилось место начальника штаба Черноморского флота. Лазарев предложил кандидатуру Корнилова¹¹²³. Обосновывая назначение, адмирал писал: «...Контр-адмиралов у нас много, но легко ли избрать такого, который соединил бы в себе и познания морского дела и просвещения настоящего времени, которому без опасения можно было бы в критических обстоятельствах доверить и честь флага и честь нации?»¹¹²⁴

3 апреля 1849 года В.А. Корнилов стал исправляющим должность начальника штаба Черноморского флота и портов¹. Сразу же его рабочий день заполнил поток бумаг разного рода. В 40-х годах число входящих и исходящих документов ежегодно достигало 70 тысяч. Чтобы не отрываться от деятельности флота, Корнилов получил разрешение главного командира регулярно выезжать в порты и на корабли, чтобы следить за состоянием дел и заниматься боевой подготовкой. Еще в первые годы на посту начальника штаба он, объехав порты, верфи, мастерские и склады, обнаружил многочисленные недостатки, изложил в докладных Лазареву действительное положение вещей и дал предложения по улучшению дел^{1125 1126}. 22 декабря 1849 года контр-адмирал предложил организовать в России предприятие по изготовлению морского клея, с которым ознакомился в Англии; предложение одобрил Ученый кораблестроительный комитет¹¹²⁷.

5 мая 1849 года в докладной записке Корнилов предложил дать ему возможность инспектировать суда абхазской экспедиции, а также самому командовать отрядом легких судов и обходить порты и берега Черного моря; он считал полезным на эти суда брать гардемарин и штурманских учеников для прохождения ими практики и изучения театра военных действий. Лазарев согласился¹¹²⁸, и в 1849 году Корнилов выходил в море на фрегате «Коварна», в 1850—1851 годах поднимал свой флаг на фрегате «Кулевчи»¹¹²⁹.

Посещая корабли, выходя в 1849—1851 годах с отрядами разных судов в море, контр-адмирал проинспектировал в общей сложности свыше 50 кораблей разных рангов¹¹³⁰, он добивался единообразия боевой подготовки. В частности, он распространял правила артиллерийского учения, принятые на корабле «Двенадцать Апостолов», на другие корабли. Так как линейные корабли плавали реже, чем легкие, Корнилов предложил часть экипажа последних сделать переменным, чтобы пропустить через крейсерства большинство моряков. Предложение его было принято¹¹³¹.

Подготовка моряков в штурманской роте оставляла желать лучшего, а из Морского корпуса мичманов присылали недостаточно. По инициативе Корнилова организовали школу для юнкеров Черноморского флота (молодых дворян, которые служили унтер-офицерами на кораблях и после экзамена выходили офицерами); школа должна была, кроме того, дать «однообразное образование в науках, необходимых морскому офицеру», а также приучать к дисциплине. Начальник штаба обращал внимание на подготовку унтер-офицеров и юнг; он добивался улучшения положения дел во 2-м учебном экипаже и школе юнг¹.

Особенное внимание Корнилов обращал на наглядность обучения. В докладной записке он предлагал:

«Присутствуя на последнем публичном экзамене... я заметил в воспитанниках недостаток наглядного знакомства с орудиями, станками и вообще всей артиллерийской принадлежностью.

Будучи убежден, что преподаваемый предмет тогда только прочно вкореняется в понятиях и памяти учащихся, когда вместе с книжным объяснением он показывается им на самом деле, я имею честь просить дозволить для школы флотских юнкеров модели орудий... Орудия должны быть деревянные, разрезанные по длине, дабы можно было видеть устройство камеры и канала. Кроме того, отпустить одну бомбу, бран-дскугель, дальнюю и ближнюю картечь и вообще по одному из всех употребляемых в нашем флоте снарядов»^{1132 1133}.

Приходилось совершенствовать работу гидрографического депо, приводить в порядок маяки Черного и Азовского морей. В 1850 году управление черноморских и азовских маяков непосредственно подчинили начальнику штаба, который утвердил соответствующее положение. В 1847—1850 годах Г.И. Бутаков и И.А. Шестаков провели съемки берегов Черного моря, в 1851 году по их результатам была подготовлена лоция. Корнилов поощрял научные исследования моряков, способствующие уточнению карт и представлений о портах и городах, берегах и водах, которые посещали российские корабли¹¹³⁴. Он писал: «Во время плавания командир обязывается во всяком случае поверять русские и иностранные карты; найденные погрешности, перемены, новые мели заносить в свой журнал, наполняя его и другими для гидрографии полезными сведениями, как-то: наблюдениями над склонением компаса, над господствующими ветрами и течениями; об опасности при приближении к разным якорным местам; о снабжении, которое суда или флоты могут получать в разных портах, и другие всегда нужные замечания как о самих портах, так и о жителях, в них живущих. Если обстоятельства позволят, то, кроме заметок своих, командиру надлежит поручить штурманскому офицеру производить опись портов и берегов (с разрешения местных властей) и потом как свой журнал, так и произведен-

ные описи представлять по окончании плавания в Гидрографический департамент»¹.

В феврале—марте 1850 года Корнилов по делам службы побывал в Санкт-Петербурге, встречался с начальником Главного морского штаба и генерал-адмиралом, дважды его принимал Николай I. Император подробно интересовался делами на флоте, особенно доками и укреплениями на суше в Севастополе. Благосклонно встречали контр-адмирала и Великий князь Константин Николаевич, и А.С. Меншиков. Корнилову удалось тогда решить ряд вопросов по Черноморскому флоту^{1135 1136}.

В апреле Корнилов докладывал Лазареву о необходимости здания для размещения юнкеров Черноморского флота и составлении правил их содержания и обучения в Николаеве, так как в Кронштадте условия их жизни и учебы были далеки от идеала. Контр-адмирал внес свои предложения по выбору здания¹¹³⁷. 15 июня Корнилов докладывал Лазареву о сроках обучения флотских юнкеров. Основываясь на предложениях Корнилова, главный командир Черноморского флота и портов рапортовал 31 июля 1850 года А.С. Меншикову о необходимости организации в Николаеве юнкерской школы на 70 человек¹¹³⁸.

Активность Корнилова и хорошее представление о нем в столице дали основание Лазареву 12 июня предложить Меншикову утвердить его в должности начальника штаба Черноморского флота и портов: «Исправляющий должность начальника штаба Черноморского флота и портов контр-адмирал Корнилов, состоя в настоящей должности с 3 апреля 1849 г., исправлял оную с примерною деятельностью и знанием при отличном также исполнении и других, не менее важных поручений, почему, представляя вашей светлости о таковой полезной службе контрадмирала Корнилова, имею честь просить покорнейше не оставить разрешением о утверждении его в настоящей должности»¹¹³⁹.

5 июля 1850 года Корнилова утвердили в должности начальника штаба¹¹⁴⁰. Однако положение флагмана оставалось весьма сложным, и в письме брату он сетовал: «В сотый раз на пути в Севастополь, но это мой отдых. Если б не эти поездки, то я бы захворал от дел правильного течения. Ты не можешь себе представить, любезный друг Александр, до какой степени много поступает бумаг и по крайней мере на сто бумаг девяносто девять самого пустого содержания. Чувствуешь, как тупеешь! И что самое печальное: встречаешь зло, видишь, что даже подлежишь за него ответу если не начальству, то совести, и вместе с тем [видишь], что бессилен еси, как в постели под гнетом кошмара. Сто раз давал себе слово не тревожиться об участи дел, не стоящих в непосредственной зависимости начальника штаба, и представить их правильному течению, но не такова натура, не то старик заповедал нам...»¹