Русские хроники 10 века

– Так идём же на Корсунь! – воскликнул Владимир.

– Экий ты! – Добрыня аж крякнул с досады. – Корсунь не Булгар, пощады не запросит. С наскоку не взять, и торки не помогут. Городницы, вежи каменные, домы тоже каменные, не подожжёшь. Город богатый, запасов много, год в осаде простоит. Мы-то сами что есть станем, а коней кормить? Корма приготовить надобно заранее. Зима на носу, там дров нет, с собой везти придётся, не то и каши не сваришь. Или лодии пожгём? Весны ждать надо.

– До зимы возьмём, – упрямился Владимир.

Добрыня стоял на своём. Разгорячившись, расхаживал по горнице, сердито посматривал на упрямого сыновца.

– Не возьмём. Зря кметов положим, а они не грибы, за ночь в лесу не вырастут. За зиму приготовимся, обмыслим, как город взять. Лазутчиков зашлём, чтоб всё вызнали, с попами переговорили, звали на Русь идти, чтоб своей волей шли, а не силком их гнать. Город кромный, городницы крепкие, а всё ж должна быть слабина. Хитростью возьмём, добьёмся своего. Лёд на Днепре сойдёт – и тронемся.

Владимир злился, кулаки тискал, всё ж поддался на уговоры. Но случилось непредвиденное, разумные речи верхнего воеводы пошли насмарку. Масла в огонь подлили гости, что ходили в Понт Евксинский.

3

Осень выдалась переменчивая. Рюен не кончился, а в иной день тянуло таким холодом, казалось, вот-вот вместо ледяного секущего дождя из тёмных громоздких туч полетят белые мухи. Раз-другой в седмицу среди ненастья выдавался погожий денёк. В лохматой толстине, закрывавшей небо появлялись дыры, большие и малые, и оказывалось, что безрадостная толстина закрывает радующую глаз синету. Из просиней выглядывало солнце, лужицы, появившиеся на дубовых плахах, коими был вымощен теремной двор, слюдяно блестели. Зубчатые лоскутки, слетевшие с осокорей и прилипшие к смоченным дождём плахам, красили двор в яркий жёлтый цвет.

У высокого крытого крыльца стояли пятеро гостей, при появлении великого князя сняли круглые шапки с опушкой, поклонились. Вперёд выступил гость в красной свите, расшитой по низу. Гость выставил ногу в красном юфтевом сапоге, приветствовал князя:

– Здрав будь, княже!

Владимир оглядел гостей. Гости были из добычливых – в развороте свит выглядывали рубахи из камки, застёгнутые костяными и бронзовыми пуговицами, ноги обуты в крашеные сапоги юфтевые да из полувала.

– Здравы будьте и вы! – ответил Владимир, тут же воскликнул удивлённо: – Ты, что ли, Вышата? Куда нынче ходил, на велблюдах ездил ли? Постой, ты же в Русском море торговать собирался.

Вышата усмехнулся.

– Нет, княже, на велблюдах нынче не ездил. Правильно припомнил, в Царьград, Корсунь ходил.

– И каково оно, царьградское гощенье? Много ли наторговал, где жил?

– Торговал хорошо, а жили мы, как и прежде, в посаде, у церкви святого Мамонта.

Владимир нахмурился.

– Почто так? Ты грамоту мою показывал? По договору руськие гости могут жить в Царьграде, чтоб удобней торговать было. Вам же сказали весной.

– Сами мы, княже, в Царьграде жить не захотели. Слы твои что видят? Месу, что из порта идёт, хоромы басилевса, площади, церкви – там лепота. О том тебе и доносят. А нам городской рядец место для жительства указал далеко от Месы. Улица узкая, дома высокие, всякий кал кучами лежит. Жара наступила – смрад, не продохнуть, мухи. Да на Руси в хлеву со свиньями дышать легче, чем на царьградских улицах. Краше Руси, княже, нет земли. Вот, седмицу прожили только, дальше невмочь стало, в посад ушли.

Владимир продолжал хмуриться, задержал взгляд на низеньком толстяке. Тот не поверил погожему деньку, поверх свиты надел вотолу, теперь парился, утирал потное лицо. До чего же хитры ромеи – договор соблюли, а на деле по-старому оставили.

– Что ж вы, пришли жалиться, что место непотребное для жительства отвели?

– Нет, княже, на другое, то пустое. Я выборный от гостей, что ныне в Корсунь ходили. Известно братии, что знаешь ты меня давно, потому и выбрали. Ты нам грамоты дал, тобой подписанные, что ни в Корсуне, ни в Царьграде по новому договору мыта с нас не возьмут. По-старому, княже, вышло. Корсуньский стратиг Евстратий десятину с нас взыскал.

Владимир недоверчиво посмотрел на выборного, ожидая объяснений.

– Как так? Да вы показывали грамоты?

Вышата посерьёзнел, из голубых глаз его исчезли смешинки.

– Как стали с нас в Корсуне пристанские рядцы мыто взыскивать, пошли мы в город, к стратигу. Не хотел боярин Евстратий и допускать нас до себя. Однако добились, принял он нас.

– Ну и что?

– А то, княже. Показывали мы твои грамоты. Стратиг Евстратий посмеялся над твоими грамотами, княже. Сказал: коли пристал к корсуньской пристани, плати мыто. А торговать, как хочешь, хочешь – торгуй, хочешь – дальше иди. А про грамоты сказал: для сыроядцев они писаны, а не для греческих городов, – Вышата обернулся к сотоварищам, те дружно загалдели: «Так, так, княже! Правду Вышата речёт».

– Ну а ты что ж, заплатил мыто?

– Заплатил, княже. Куда денешься. Стратиг грозился, кто мыто не заплатит, у того весь товар отберёт. Мыто заплатил, торговать в Корсуне не стал, в Царьград ушёл.

– Ну а в Царьграде что, брали мыто?

– Нет, напраслину говорить не стану. В Царьграде мыто не брали.

Владимир обернулся назад, к стоявшим кучкой отрокам.

– Эй, кто там? Покличьте Гридю!

Подъездной княж подбежал, запыхавшись. Поспешал, не разбирая дороги, сапоги забрызганы, облеплены опавшей листвой. Владимир указал на гостей.

– Выдай гостям, с коих корсуньский стратиг не по праву мыто взыскал, кунами весь убыток.

Гости оторопело смотрели на великого князя, такого и помыслить не могли. Гридя вытирал пальцами мокрые губы.

– Да чё ж так? Да как же?

Владимир в сердцах топнул ногой.

– Да так же! Я грамоты выдал гостям, что безмытно торговать будут. Слово своё держу. А со стратига я сам взыщу.

Глаза у Владимира нехорошо блестели.

Возможно, корсуньский стратиг взыскал мыто по незнанию. В таком случае вина ложилась на царёвых мужей, своевременно не известивших Корсунь о новом договоре. Но стратиг своими необдуманными высказываниями задел болезненное самолюбие Владимира. Разговаривать с великим князем было бесполезно.

Разбитного гостя Добрыня помнил по Булгару. Тогда Вышата обстоятельно рассказал воеводе об осаждённом городе. Как ратного человека Добрыню интересовало многое.

– Нет, боярин, – отвечал Вышата, – стены в Корсуне крепкие, без изъяну. С этим у ромеев строго. И запасов в городе много, сколько – не скажу, но богатый город.

– Про дружину что скажешь?

– Крепкая дружина. Кметы обучены, десятинники, сотники порядок блюдут.

Добрыня сам брал города, приходилось и новые закладывать. Знал воевода, из-за чего с самыми высокими и толстыми стенами, крепкой дружиной сдаются города.

– А скажи-ка, Вышата, ты ж не один раз в Корсуне бывал, про всё должен знать. Так, нет ли?

– Верно, боярин. Ныне в третий раз в Корсуне был. Пять лет назад два месяца прожил в городе.

– Так вот, скажи, много ли колодцев в городе, хватает ли воды жителям и дружине?

Вышата сбил шапку набекрень, поскрёб голову над ухом.

– Вот ты спросил, боярин! Нет в Корсуне колодцев, а воды хватает. Много воды.

– Как так, колодцев нет?

– Сам удивлялся. Сказывали, давно ещё, копали колодцы, да вода в них негодная – солёная. Воду жители из каменной ямы берут. Наши смерды жито в житных ямах хранят. Ямы те огнём обжигают. Корсунцы же воду хранят в яме, камнем обложенной. Яма та с десяток саженей в поперечнике.