Русский американец

– - Папа, вы что-то имеете против Насти. Напрасно это!.. Она -- милая, хорошая девушка, и нрав у нее прекрасный.

– - Так, так, и ты, Марья, успела нахвататься здесь московского духа и смеешь возражать мне!

– - Я никогда не осмелюсь возражать вам, дорогой папа, я только говорю о душевных качествах Насти.

– - "Душевные качества"... А почем ты знаешь ее душевные качества?.. Что, ты ей в душу заглядывала разве?
– - крикнул старик Намекин. Он не любил и не допускал никаких возражений, особенно со стороны дочери, которая всегда и во всем с ним соглашалась.
– - Ты поедешь со мной или нет?

– - Как прикажете, папа.

– - Хочешь -- останься, мне все равно.

– - Я поехала бы с вами, папа... но я так боюсь за Алешу, боюсь оставить его одного.

– - Напрасен твой страх! За Алексея не бойся: он будет не один, а с майорской дочкой... Она непременно поселится здесь, когда мы уедем.

– - Папа, что вы говорите, что говорите...

– - Я сказал правду... Да ты не красней, пожалуйста, ведь тебе не шестнадцать лет!.. Я даю тебе совет ехать в усадьбу; своим присутствием здесь ты можешь помешать своему брату и его возлюбленной.

В ответ на несправедливые слова отца Марья Михайловна горько заплакала.

Генерал сдержал свое слово и в тот же день выехал из Москвы. Он был сердит на сына и перед отъездом даже не зашел к нему проститься.

Марья Михайловна до полного выздоровления брата осталась у него в доме.

XV

Дом в переулке на Остоженке, занимаемый Тольским, теперь опять опустел; окна были наглухо закрыты ставнями, и опять на воротах появился ярлык с надписью: "Сей дом, со всеми службами, отдается внаймы". Однако охотников снять дом не находилось: чуть ли не вся Москва знала о таинственных привидениях, появлявшихся здесь.

Старичок дворецкий Иван Иванович и его приятель Василий, сторож, были рады, что Бог избавил их от беспокойного жильца. Ни один из них не слыхал, как ночью Тольский со своим камердинером вернулся из тюрьмы в свою квартиру, а затем уехал неизвестно куда. Оба они только тогда узнали, что их жилец убежал из тюрьмы, когда на другой день утром нагрянула полиция и произвела во всем доме тщательный обыск. Всех дворовых подвергли строгому допросу: мол, не знают ли они, где скрывается их барин или куда он уехал. Дворовые в один голос ответили:

– - Мы и знать ничего не знаем, и ведать не ведаем.

Полиция, думая, что дворовые скрывают Тольского, всех их забрала в участок, чтобы посредством розог дознаться от них правды. Но дворовые и под розгами показали то же. Да и на самом деле они не знали, куда уехал их барин. Поэтому, продержав несколько дней под арестом дворовых, их отпустили на все четыре стороны. Только кучер Тимошка сидел в остроге; за свое самопожертвование ему впоследствии пришлось поплатиться ссылкою на поселение.

Мебель Тольского, экипажи и другое имущество были конфискованы полицией, и дворовым ничего не досталось, несмотря на письменное заявление Тольского.

В таинственном доме опять стало тихо, но сторож Василий и старик дворецкий не раз видели ночью свет от фонаря, проникавший в щели закрытых ставней.

Однажды Василию что-то не спалось, и он вышел на двор подышать свежим воздухом. Была тихая зимняя ночь с легким морозцем. Небесный свод был усеян миллионами ярких звезд; луна величаво посматривала с небесной выси на спавший город. Полюбовался Василий на царственную луну, на яркие звезды, а затем перевел взгляд на барский дом и ясно увидел, что из щелей закрытых ставней проникает свет.

"Ну, опять загуляла по пустому дому нечистая сила... Теперь ей воля, никого нет, мешать некому", -- подумал старик.

Он нисколько не испугался необычайного явления, чуть ли не каждую ночь повторявшегося в барском доме, спокойно подошел к окну, выходившему на двор, приотворил одну дверцу ставней и увидал, что прямо против окна на стуле сидит молодая красивая женщина с исхудалым, печальным лицом; на ней было черное платье, голова покрыта дорогой шалью, а плечи укутаны меховой шубейкой. На полу стоял зажженный фонарь, слабо освещавший и комнату, и находившуюся в ней таинственную незнакомку.

Василий испугался, принимая женщину за существо неземное, сверхъестественное, но скоро его испуг сменился любопытством. Он стал пристально всматриваться в бледное, но прекрасное лицо незнакомки, как будто старался припомнить что-то.

– - Это она, непременно она, -- шептали его губы.
– - Как же ты здесь, барыня, очутилась?

Женщина встала со стула, взяла фонарь и не спеша вышла из горницы. В комнате сделалось темно.

Василий притворил ставню, отошел от окна и вернулся в свою горенку, однако уснуть он никак не мог, раздумывая о видении: "Это барыня... Она, она... Я помню ее хорошо... Только как же это? Одни говорят -- барыня наша умерла, другие -- что она пропала, скрылась неизвестно куда... Говорят по-разному, а только это -- наша барыня Надежда Васильевна... И если она умерла, то, видно, это ее душа странствует по земле".

Едва только проснулся дворецкий Иван Иванович, к нему в комнату вошел сторож и проговорил:

– - Я нынче ночью нашу барыню Надежду Васильевну видел!

– - Василий, да что с тобой? Ты не в себе! Что ты говоришь-то?
– - с удивлением воскликнул дворецкий, быстро вставая с постели.

– - Правду говорю.

– - А где ты ее видел-то, где?

– - В нашем доме, в угловой горнице; она на стуле сидела, и фонарь на полу стоял...

– - Может ли это быть! Ведь барыня, говорят, умерла давным-давно.

– - Да мы с тобой ее в гробу не видали!

– - Точно, не видали... А ведь все говорят, что барыня наша скончалась в Питере, и ее смерть наш барин Викентий Михайлович почему-то скрывает...

– - Говорю тебе, жива его супруга... Сам подумай: зачем бы барин стал скрывать, если бы Надежда Васильевна умерла?

– - Но если наша барыня жива, то где же она находится?
– - задумчиво произнес дворецкий.

– - Здесь, в доме. Я сам ее видел.

– - Может, ты и видел, только не живое существо, а призрак барыни, ее дух... Понимаешь?

– - Нет, что ни говори, я прошлой ночью видел барыню как есть, во плоти.

– - По-твоему, барыня Надежда Васильевна живет в мезонине?

– - Да, там... И не одна, а с прислужницей. Они-то и пугают жильцов под видом нечистой силы.

– - А зачем барыня стала бы делать это?

– - Зачем -- не знаю, а только это она в ночную пору разгуливает по дому. А ты нашу барыню-то помнишь, не забыл?

– - Ну как не помнить? Как теперь вижу ее, нашу голубушку, нашу заступницу...