Русский край, чужая вера. Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II

Первоначально муравьевская реформа еврейского образования шла довольно успешно, по крайней мере если судить по количественным показателям. Вскоре к первым двум народным школам, открытым в еврейских кварталах центральной части Вильны, добавились еще две, в Заречье и предместье Антоколь. К 1865 году при некоторых школах ввели смены для девочек. К концу 1866 года в Вильне существовали шесть народных школ – пять двухклассных и одна одноклассная. Средства на их содержание поступали по-прежнему из сумм т. н. свечного сбора, т. е. в конечном счете еврейское население само обеспечивало функционирование бесплатных школ. Согласно рапорту директора Виленского раввинского училища, в этих школах на ноябрь 1865 года насчитывалось 522 ученика и 114 учениц [1614] .

1614

Ibid. B. 1138. L. 1–3, 13; Ap. 21. B. 80. L. 49. Ср.: Отчет члена совета министра народного просвещения Постельса по обозрению еврейских училищ с 7 мая по 7 сентября 1864 г. СПб., 1865. С. 65 (далее – Постельс А.Ф. Отчет).

В общеимперском контексте распоряжение о народных школах для евреев выделяется двумя важными чертами. Во-первых, принцип обязательного посещения школы распространялся на многочисленную этноконфессиональную группу (ее мужскую часть) в полном составе. (Оставим пока в стороне вопрос о том, как этот принцип реализовывался на практике и в какой мере он связан с концепциями всеобщего образования.) До того времени в Российской империи еще не было подобного прецедента. По всей видимости, инициаторы этой меры учитывали опыт Пруссии, где обязательное посещение начальной школы ввели еще в конце XVIII века для детей всех конфессий (раньше, чем в Англии и Франции), причем широко применялось полицейское штрафование родителей за нарушение этого правила [1615] .

1615

Lamberti M. State, Society, and the Elementary School in Imperial Germany. NY, Oxford: Oxford UP, 1989. P. 18–23.

Во-вторых, из программы преподавания в этих школах были начисто исключены религиозные предметы. Иудейский закон веры не преподавался в школах даже в форме катехизиса. В объявленном в Вильне 16 января 1864 года постановлении о требованиях к подготовке лиц, претендующих на вакансии учителей во вновь открытых школах, недвусмысленно говорилось: «От испытания по еврейским предметам свободны» [1616] .

В империи той эпохи это едва ли не единственный пример учебного заведения вовсе без религиозных предметов в программе обучения. Немного забегая вперед, приведу для иллюстрации этого тезиса цитату из записки о еврейском образовании, поданной в 1865 году вновь назначенному виленскому генерал-губернатору К.П. Кауфману тогдашним директором Виленского раввинского училища П.А. Бессоновым. Бессонов доказывал, что школы грамотности нельзя отнести к категории отдельных еврейских учебных заведений, и подтверждал эту мысль сравнением с т. н. «смешанными» русско-татарскими школами в Казанском учебном округе, в которых велись раздельные уроки закона Божия – для православных и мусульман (напомню, что предшественник Муравьева Назимов в 1860 году предлагал ввести похожие русско-еврейские школы) [1617] . В отличие от смешанных, в еврейских школах грамотности «вовсе не преподается закона Божия и ничего специально еврейского… Стало быть, они еще прямее и ближе примыкают к русскому общему образованию, чем смешанные русско-татарские…» [1618] . В данном случае под «русским общим образованием» имелся в виду не конкретный тип учебного заведения, а совокупность светских предметов начального образования и приемов обучения, призванных втягивать «инородцев» в российское культурное поле.

1616

LVIA. F. 567. Ap. 6. B. 1020. L. 5 (постановление педагогического совета Виленского раввинского училища).

1617

См. об этом типе школ: Dowler W. Classroom and Empire. The Politics of Schooling Russia’s Eastern Nationalities, 1860–1917. Montreal: McGill-Queen’s University Press, 2001. P. 31–32.

1618

LVIA. F. 567. Ap. 6. B. 1204. L. 14ap.

Взятые сами по себе, новые народные школы отвечали требованиям невмешательства в духовные дела евреев. Однако, если взглянуть на них в перспективе ближайших целей местной администрации, возникает вопрос: так ли уж они отделялись в замыслах Муравьева и его сотрудников от традиционных еврейских заведений религиозного образования? Даже короткий текст объявления от 5 января позволяет предположить, что едва ли. Генерал-губернатор не просто мирился с существованием института меламедов, но и намеревался поставить меламедов на службу светского образования. Они обязывались представлять раввину, как агенту администрации, списки своих учеников с указанием, где именно и у кого дети обучаются русской грамоте. За укрывательство или ложные сведения они подвергались штрафу. Содержателям же ешив (высших талмудических школ, которые по-русски назывались тогда «ешиботами», от оригинальной формы множественного числа слова «ешива») надлежало ввести в свои заведения «правильное преподавание русской грамоты и арифметики» или посылать учеников для занятий этими предметами в народные школы [1619] .

1619

Ibid. B. 1020. L. 7.

Как показали ближайшие события, расчет на содействие меламедов властям был химерой. Муравьев недооценивал «технические» трудности столь плотного надзора за еврейским населением. Между тем виленские маскилы не желали упускать счастливый, как им казалось, шанс просветить массу единоверцев, а потому, видимо, не останавливались и перед самыми опрометчивыми обещаниями властям. Как бы то ни было, Муравьев не отрывал дело народных школ от проблемы религиозного обучения евреев и не вдохновлялся идеалом секуляризации образования.

И вскоре реализация задуманной меры прямо поставила перед властями вопрос о религиозном образовании евреев. Полный демонтаж старого казенного училища, с появлением вместо него нескольких народных школ, удался только в Вильне. Распоряжение от 5 января 1864 года не предрешало дальнейшую судьбу остальных почти сорока казенных училищ в Северо-Западном крае. Первое отклонение от опробованной в Вильне схемы произошло уже в феврале – марте 1864 года в Ковно. В тамошнем казенном училище первого разряда в начале 1864 года числилось не более сорока учащихся. Первоначально Муравьев распорядился о его безотлагательном закрытии и замене школой грамотности. Уже через неделю директор Ковенской гимназии (и по должности глава местной дирекции училищ) И.Я. Шульгин в осторожной форме, ссылаясь на отзыв «всех здешних почетнейших евреев», доложил, что при введении обязательного обучения русской грамоте «в городе Ковно с слободою наберется еврейских детей, способных к обучению, до 600» [1620] . Для этого требовалась не одна, а три школы. На такое переустройство средств не отыскалось, и в марте 1864 года вновь учрежденный совет еврейских народных училищ в Вильне подготовил проект постановления о компромиссном варианте реформы казенных училищ.

1620

Ibid. L. 1 (отношение генерал-губернатора попечителю ВУО от 19 февраля 1864 г.), 10 (отношение Шульгина Муравьеву от 26 февраля 1864 г.).

Согласно проекту, опубликованному в «Виленских губернских ведомостях» (1864, № 14), разрешалось не упразднять старые казенные училища, а открывать при них дополнительные смены русской грамотности. Такая смена являлась фактически народной школой «муравьевского» типа внутри училища: ученики занимались в ней только русским языком, чистописанием и арифметикой. Обучение, правда, было платным. Параллельный же, и тоже платный, казенно-училищный курс оставался, но подлежал перестройке. Из курса еврейских предметов, установленного программой МНП от 31 декабря 1852 года, исключались сборник ритуальных предписаний Хае-Адам, сочинения Маймонида и еврейские молитвы, изучавшиеся с использованием немецкого перевода. Преподавание древнееврейского языка и иудейской Библии, а также немецкого языка сохранялось в прежнем объеме. Высвободившееся за счет сокращения еврейских предметов время отводилось на добавочные уроки русской грамоты и арифметики [1621] .

1621

Ibid. L. 48–49; Ap. 21. B. 54. L. 25. О включении сочинений Маймонида в учебную программу еще в 1857 году критически отзывался Н.И. Пирогов: Пирогов Н.И. Сочинения. Т. 1. Стб. 770–771.

Сначала виленские власти, ожидая откликов на опубликованный проект, расценивали сохранение казенных училищ на описанных условиях как шаг, продиктованный прежде всего нехваткой денежных средств, нужных для открытия сети народных школ. Этот взгляд изменился осенью 1864 года. Своего рода подсказка, поступившая из Минска, причем от самих представителей еврейского общества, помогла осмыслить вынужденный компромисс в более широком контексте.

В Минске с начала 1840-х годов заметную роль в организации еврейских школ, сочетавших светское обучение с еврейской традицией, играло богатое маскильское семейство Лурия [1622] . В 1860-х годах один из его членов, Соломон Лурия, являлся почетным блюстителем казенного училища. Возражая в августе 1864-го против его закрытия, он не только представил записку от своего имени, но и организовал прошение группы минских евреев-мещан. Он подчеркивал функциональную связь еврейского училища с учебными заведениями более высокой ступени, не исключая и общих:

1622

Stanislawski M. Tsar Nicholas I and the Jews. P. 97–98.

Ученики, окончившие курс в казенном еврейском училище, вступают обыкновенно продолжать свое учение в гимназию или в раввинское училище, между тем как из народных училищ они не в состоянии будут поступать ни в то, ни в другое заведение, по причине незнания немецкого языка и еврейских предметов [1623] .

Усилия минских сторонников казенного училища не пропали даром. В октябре 1864 года отвечавший за еврейские учебные заведения инспектор ВУО Г.Э. Траутфеттер (один из немногих немцев, кто остался в администрации округа после решительного поворота к обрусению его штата) подготовил записку попечителю, на основе которой был представлен доклад генерал-губернатору, а затем и составлен генерал-губернаторский циркуляр минскому, могилевскому и витебскому губернаторам. Переустройство казенного училища в Ковно, с введением смены русской грамотности, предлагалось взять за образец впредь до окончательного распоряжения МНП. Что касается еврейских предметов, то теперь акцент переносился с сокращения курса на возможное его усовершенствование: следовало поддерживать «и впредь существование казенных еврейских училищ 1-го разряда как единственное средство улучшения системы преподавания еврейских предметов».

1623

LVIA. F. 567. Ap. 21. B. 54. L. 20–23.

В феврале 1865 года в Вильне получили ответ из МНП. Министр А.В. Головнин извещал попечителя о том, что окончательного решения по делу казенных училищ принято быть не может, пока в Петербурге не обсужден вопрос о сохранении свечного сбора. Поэтому предложенная реформа казенных училищ одобрялась в качестве временной меры, с ограниченным финансированием из бюджета (1000 рублей). В марте 1865 года попечитель ВУО разослал по округу соответствующий циркуляр, который фиксировал программу обучения и распределение уроков в казенно-училищном курсе и народной смене между смотрителем и учителями [1624] .

1624

Ibid. L. 24–25 (черновик отношения попечителя генерал-губернатору от 13 октября 1864 г.), 35 (отношение Головнина попечителю от 16 февраля 1865 г.); Ap. 6. B. 1020. L. 48–49 (циркуляр попечителя от 12 марта 1865 г.).

Оптимистические отчеты виленских властей уравновешиваются другими документами официального характера, живописующими препятствия на пути реформы казенных училищ. Показателен в этом отношении рапорт смотрителя казенного еврейского училища 1-го разряда в местечке Мереч (Трокский уезд Виленской губернии) М. Эпштейна от ноября 1866 года. Рапорт, написанный убежденным маскилом столь же страстно, сколь и, по всей видимости, пристрастно, дает представление о столкновении различных интересов вокруг проблемы образования. Училище было переведено из Гродно в Мереч в 1858 году по инициативе двух меречских евреев-купцов, но, как уверял Эпштейн, «не ради того, чтобы дать детям своим первоначальное образование», а прежде всего для выгодного им оживления торговли. Независимо от мотивов этих ходатаев перевод училища вызвал негодование среди «фанатиков и меламедов», которые не встретили сопротивления со стороны верхушки общины. Зажиточные евреи местечка «стали отдавать детей самых беднейших родителей в училище, думая… этими жертвами защищать своих детей от училища…». (Метафора жертвоприношения, описывающая участь детей из низшего слоя общины, весьма красноречива; вообще же такая практика могла иметь и благие последствия для этих учеников.) Эта уловка помогла обойти в 1864 году и распоряжение генерал-губернатора об обязательном обучении русской грамоте: имущие евреи стали нанимать для посещения училища детей и подростков, приезжавших из других мест для обучения в меречской клаузе (иудейской школе ступенью ниже ешивы); платой за наем служило обещание этим ученикам льготы при поступлении впоследствии в ешиву. Положение училища стало совсем несносным, когда разнесся слух о его перемещении: