Русский край, чужая вера. Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II
Шрифт:
П.А. Бессонов в Вильне: Опасения германизации российских евреев
Назначение в феврале 1865 года П.А. Бессонова директором раввинского училища вместо поляка К. Павловского явилось, в сущности, ответом виленских властей на ревизию Постельса. Бессонов, служивший до перевода в Вильну секретарем Московской синодальной типографии, был к тому времени довольно известным этнографом, специалистом по славянским народам [1638] . Его близкое знакомство с ведущими славянофилами, включая члена Учредительного комитета Царства Польского В.А. Черкасского (см. гл. 4 наст. изд.), заметное положение в кругу московской националистически настроенной интеллигенции служили для попечителя ВУО И.П. Корнилова внушительной рекомендацией.
1638
Владыко Н.Н. Бессонов Петр Алексеевич // Русские писатели. 1800–1917. Биографический словарь. М., 1989. Т. 1. С. 253.
Переговоры с Бессоновым о переходе в Вильну начались еще весной 1864 года, и с самого начала Корнилов прочил его на должность председателя Виленской археографической комиссии, требовавшую проведения исследовательской работы [1639] . Несколько позднее возник замысел поручить Бессонову и директорство одновременно в Виленской гимназии и раввинском училище. В начале февраля 1865 года Корнилов просил товарища министра народного просвещения И.Д. Делянова ускорить процедуру
1639
ОР РГБ. Ф. 327/II. К. 5. Ед. хр. 30. Л. 13 (письмо Бессонова В.А. Черкасскому от 19 июня 1864 г.); РО РНБ. Ф. 377. Ед. хр. 467. Л. 15–15 об., 29–32 (письма Бессонова И.П. Корнилову от 5 июля, 28 и 31 декабря 1864 г.).
Бессонов будет великолепным директором этого училища. Он явится в круг еврейских ученых с авторитетом неоспоримой учености. Это польстит еврейскому самолюбию. Еврейская молодежь еще более увлечется к изучению русских предметов, и партия так называемых русских евреев усилится, а это необходимо, чтобы поколебать изуверный, безобразный хасидизм, противящийся всякому успеху современного образования и деспотически удерживающий массы в суевериях Талмуда [1640] .
1640
ОПИ ГИМ. Ф. 56. Д. 338. Л. 1 об. (письмо Корнилова Делянову от 3 февраля 1865 г.).
Под прикрытием бессоновского «авторитета неоспоримой учености» введение обучения на русском языке в раввинском училище – вразрез с рекомендациями Постельса – было поставлено в повестку дня пунктом номер один. Для лучшего понимания тех новшеств, которые Бессонов немедленно принялся внедрять в училище, проанализируем чуть более ранний документ – журнал заседания педагогического совета училища от 30 ноября 1864 года, где председательствовал тогдашний директор Павловский. Предметом обсуждения стал переход на русский язык в преподавании иудейской Библии и истории еврейского народа. Хотя тон дискуссии был задан молодыми маскилами Ильей Шерешевским и Ашером Волем, тесно сотрудничавшими с администрацией, педагогический совет решился высказаться за замену немецкого русским лишь для второго предмета. В журнале отмечено, что ни один из немецкоязычных учебников истории еврейского народа, включая одобренные МНП, не годится по тем или иным причинам (уклон в философию, позитивизм, излишняя детальность изложения и др.) для курса раввинского училища. Независимо от качества учебников обучение на немецком как таковое признавалось несостоятельным: «Вступает ли он (выпускник училища. – М.Д.) потом в университет, делается ли в качестве раввина проповедником какого-нибудь общества, интересуется ли он, как публицист, еврейским вопросом в нашем отечестве, словом, везде и всюду, где только может пригодиться ему история на практике, приходится говорить и писать по-русски. Германцы приготовили материалы, выставили образцы, но не поработили, не поглотили нас всецело» [1641] .
1641
LVIA. F. 567. Ap. 6. B. 1106. L. 3 ap. – 5 аp. (текст журнала приводится в отношении Павловского попечителю ВУО от 7 декабря 1864 г.).
Иначе, по мнению совета, обстояло дело с преподаванием иудейской Библии. Педагоги не были готовы принести в жертву русской речи религиозность своих единоверцев: «Раввинское училище, как еврейско-духовное заведение, должно руководствоваться при переводе Библии… буквальным переводом с еврейского языка и сохранением всех преданий синагоги и Масоры, на чем и основывается еврейская догматика». Совет ссылался на заключение авторитетных еврейских экспертов, согласно которому в опубликованном с санкции МНП еврейско-немецком издании иудейской Библии «нет ничего такого, что было бы несогласно с преданиями отцов синагоги». На современном же русском (а не церковнославянском) языке текст некоторых книг Ветхого Завета лишь незадолго до этого стал доступен в переводах ученых из православных духовных академий. Переводы эти выполнялись по древнееврейскому оригиналу, но с обильными заимствованиями из греческого текста (Септуагинты) и включением тех мест, которые отсутствуют в Танахе [1642] . В журнале заседания перечислены основные типы несоответствий между текстами Септуагинты и Танаха. Вывод совета достаточно категоричен: «Дать такой перевод не окрепшему еще в вере еврейскому мальчику значит воспитать его не в строгом духе еврейской веры, что и было бы противно цели нашего заботливого Правительства, желающего воспитать в раввинском училище еврейское молодое поколение в истинно-религиозном благочестии…» [1643] . Тем самым педагоги апеллировали к уваровской парадигме «очищения» иудаизма и его возвращения к библейским истокам.
1642
Христианство. Энциклопедический словарь: В 2 т. / Ред. С.С. Аверинцев. М., 1993. Т. I. С. 249–250.
1643
LVIA. F. 567. Ap. 6. B. 1106. L. 2–3.
Бессонов стремился сочетать оба приоритета – языковую русификацию евреев и выработку приемлемых для власти форм иудейской религиозности. Через две недели после приезда в Вильну, 23 февраля 1865 года, он провел заседание педагогического совета раввинского училища. Бессонов открыто выразил недовольство тем, что «нашел по еврейским предметам у еврейских учителей исключительно преподавание на языке немецком, реже на жаргоне и только у одного Г. Лебенсона на древнееврейском» – и это несмотря на то, что ученики просят о введении русского языка. Новый директор безусловно подтвердил принятое в ноябре постановление о скорейшем введении русского языка в преподавание еврейской истории. Выдвинутые тогда же доводы в пользу сохранения немецкого языка в изучении иудейской Библии он отверг: «…ничто не мешает вести длинные комментарии текста на языке русском…» [1644] . Вскоре для библиотеки училища был заказан русский перевод книг христианского Ветхого Завета, от использования которого незадолго до приезда Бессонова предостерегал педагогический совет [1645] . Ошибочно полагать, что за этим стояло прямое намерение подтолкнуть еврейскую молодежь к обращению в православие. Гораздо более важным представлялось, что иудеи и православные почти одновременно получают доступ к общему для них (за вычетом того, что в этом ракурсе казалось частностями) библейскому тексту на общеупотребительном в государстве языке. По этой логике, евреи должны были быть польщены дарованием перевода Библии, которого даже члены господствующей конфессии ожидали так долго [1646] , и это способствовало бы гражданской, надконфессиональной интеграции [1647] .
1644
ОПИ ГИМ. Ф. 56. Д. 338. Л. 63–64.
1645
Там же. Л. 95 (записка И. Шерешевского Бессонову от 11 июня 1865 г.).
1646
См. об этом: Batalden S.K. The Politics of Modern Russian Biblical Translation // Bible Translation and the Spread of the Church. The Last 200 Years / Ed. by Ph. Stine. Leiden, 1992. P. 68–80.
1647
Наиболее сочувствующие Бессонову маскилы подчеркивали важность русского языка для лучшего понимания
еврейскими детьми своей религии. Так, смотритель Лидского казенного еврейского училища (Виленская губерния) А. Гордон доносил Бессонову, что при изучении Библии на немецком языке (в соответствии с официальной программой) еврейские мальчики часто путают похожие по звучанию, но разные по значению слова на немецком и идише, «отчего не может не пострадать самый смысл текста Библии». Чтение же Библии на русском избавляет их от такой путаницы: «Гораздо легче мальчику разучивать наново, как исправить ошибочно затверженное» (ОПИ ГИМ. Ф. 56. Д. 335. Л. 144–147 об. – рапорт от 8 февраля 1866 г., направленный Бессонову как директору Виленской гимназии).На заседании 23 февраля Бессонов поставил проблему отказа от немецкого языка существенно острее, чем это сделала группа маскилов на педагогическом совете в ноябре 1864 года. Он четко дал понять, что это вопрос прежде всего национально-политический. По его словам, рутинное следование требованиям старой (министерской!) программы превращает учителя, «как относительно мысли, так и привычного слова, в близкого сродника немецкой нации». Привычка к немецкому языку «обрекает еврея относительно мысли и слова, знания и науки на всегдашнее рабство пред иностранным просвещением, мешает создать что-либо самостоятельное, стать на свои ноги и явить плоды самостоятельного труда, а вместе по мере того препятствует сближению с русскими…» [1648] .
1648
ОПИ ГИМ. Ф. 56. Ед. хр. 338. Л. 64–64 об.
Решительность Бессонова в этих нововведениях обуславливалась его общей концепцией русско-еврейского сближения на западных окраинах империи. Душевное переживание и даже эмоциональный шок, которыми сопровождалось его собственное «открытие» еврейства в 1865 году, имели отношение не только к еврейской культурной инакости, но и к представлению о месте интеллигенции в кампании русификации.
Еще в период переговоров с варшавскими и виленскими администраторами о переходе на службу в Царство Польское или Западный край Бессонов упирал на принципиальное отличие между «внешней» и «внутренней» русификацией. Первая, вполне по-славянофильски, отождествлялась с бюрократией и усматривалась в переустройстве на общеимперский лад управленческих, образовательных и проч. институтов. Пользы этого Бессонов не отрицал, но предупреждал об узком радиусе действия таких мер и риске административного произвола [1649] . Внутреннюю же «борьбу противу ложной польской цивилизации» могло повести только русское образованное общество, единственно способное создать в крае альтернативные польским центры тяготения культурных, литературных, научных интересов. Вот как высказывался Бессонов в письме своему приятелю Н.Н. Новикову, который в качестве вновь назначенного окружного инспектора ВУО занимался организацией народных школ для литовцев и убеждал Бессонова поскорее присоединиться к делу обрусения: «…во всех письмах из вашего края жалуются… на совершенное отсутствие общества…Итак, у вас нет еще сферы, где бы могли действовать общественные силы, мирная наука и живое слово. …Серьезные деятели другой сферы будут у вас теперь лишь охать и мешать вам самим» [1650] .
1649
ОР РГБ. Ф. 327/II. К. 5. Ед. хр. 30. Л. 8 (письмо Бессонова В.А. Черкасскому от 5 января 1864 г.).
1650
РО РНБ. Ф. 523. Ед. хр. 608. Л. 15–16 об. (письмо Бессонова Новикову от 18 ноября 1864 г.).
Дав-таки себя уговорить, Бессонов прибыл в Вильну с сознанием уникальности своей миссии – человека науки среди военных и бюрократов, посланца той самой «внутренней силы» в крае, обделенном общественной инициативой и самодеятельностью. Конечно, трудно предположить, чтобы он, отправляясь к новому месту службы, не имел никакого понятия о численном преобладании евреев в Вильне и многих других городах края. Но, видимо, статистика не была достаточно красноречива. Еврейство при первом же непосредственном знакомстве поразило Бессонова именно потому, что он увидел в нем сложный, сотрясаемый внутренними противоречиями, но целостный и динамичный социальный организм, само существование которого бросало вызов административным претензиям на всеохватный контроль и надзор в крае. Как приверженца славянофильского учения, Бессонова не могло оставить равнодушным то, что просвещенная еврейская элита не порывала связей с простонародьем и в большинстве своем не впадала в религиозный индифферентизм. Иными словами, евреи имели «общество», которого в Западном крае не было у русских и которое имперская власть старалась уничтожить у поляков.
Подробные письма, которые Бессонов писал в феврале – июне 1865 года И.С. Аксакову, преисполнены не только реформаторского пыла (впрочем, то и дело остужаемого сомнениями в достижимости намеченного), но и почти первопроходческой гордости [1651] . Первые же впечатления от раввинского училища Бессонов излагал в жанре откровения:
Приготовительные классы, полный гимназический курс, затем четыре высших аудитории… Скромный, почти черный вид заведения, душные комнатки, столы наших старых семинарий, незнание учителей, учеников, училища, незнание – почти полное – русского общества и народа, полнейшее незнание наше об этом обществе и народе – вот что только заслоняет глубокое значение самого дела. Эти ученики опередят русских студентов, училище давно выросло в университет, учителя живут жизнью немецких профессоров, в переписке с ними, многие учились за границей, многие говорят на 4-х – 5-ти языках, каждый имеет специальную отличную библиотеку… В самом училище синагога с одушевленными речами, три библиотеки, лучших в городе… [1652]
1651
Разумеется, не стоит преувеличивать оригинальность и непосредственность «откровений» Бессонова о еврействе. Исследование М. Вайскопфа показывает, сколь широко и остро еврейские сюжеты, более или менее «экзотические» и нередко заимствуемые прямиком из английских, немецких и др. первоисточников, были представлены в беллетристике, драматургии, критике и публицистике предшествующей, николаевской, эпохи (Вайскопф М. Покрывало Моисея. С. 123–285 et passim). Вопрос о том, как прочитанные когда-то (и, возможно, полузабытые) повести, травелоги или рецензии отзывались при встрече интеллектуалов вроде Бессонова с живыми евреями черты оседлости, одновременно близкой и далекой, мог бы стать предметом специального исследования.
1652
РО ИРЛИ. Ф. 3. Оп. 4. Ед. хр. 45. Л. 3 об. (письмо Бессонова Аксакову от 27 февраля 1865 г.).
Из одной этой цитаты ясно, что восприятие Бессоновым еврейской образованности не могло уместиться в готовую формулу из тех, что можно было найти тогда в аксаковском «Дне» – проповеднике «религиозной юдофобии» (Дж. Клир) [1653] .
Похоже, Бессонов специально ставил перед собой задачу: нерастраченным, во всей остроте донести до Аксакова ощущение еврейского «сверхприсутствия», испытываемое им в Вильне. Аксаков к тому времени уже напечатал ряд статей, где проводил тезис о духовной несовместимости христианства и иудаизма. Бессонов, соглашаясь с ним в принципе, ссылкой на индивидуальный опыт фактически ставил под сомнение воззрение на еврейство как некий исторический реликт. Его непосредственные наблюдения преподнесены в калейдоскопической манере, которая подчеркивала витальность еврейского «племени»:
1653
Klier J. Imperial Russia’s Jewish Question. P. 127–143; Клиер Дж. Еврейский вопрос в славянофильской прессе 1862–1886 гг.: И.С. Аксаков и его издания // Вестник Еврейского университета. 1998. № 1 (17). С. 41–60.