Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова

Тошнота еще больше усилилась, но Дмитрий Емельянович сделал над собой усилие, сдержал рвотный спазм и читал дальше. Его прежде всего взволновало, что Фидель Кастро вел себя примерно так же, как в его сне Лев Иванович Яшин. Он тоже явился к Кубинскому, чтобы открыть ему заветные тайны — как лучше бороться с мировой закулисой, стремящейся уничтожить человечество с помощью вещизма, главным оружием которого является телевидение. Правда, в отличие от Льва Ивановича, пелёнкинский Фидель почему-то полностью зациклился на ротовой полости и ее полной противоположности — анусе. Разумеется, там так и сыпались пошлые каламбуры типа «Я с детства не любил орал, я с детства анус подставлял» и тому подобные мерзости, которых великий вратарь Яшин, в отличие от хенерасьонхерового Фиделя, ни за что бы себе не позволил.

Следующий спазм Дмитрий Емельянович сдержал еле-еле.

— Гал… Латочка! — взмолился он. — Останови машину.

Когда она выполнила его просьбу, он выскочил пулей из «Сонатки» и очистил желудок в ближайших кустах.

— Сам не знаю, — оправдывался он, вернувшись на свое переднее сиденье, — что со мной такое!

— Может, тебя тошнит от книги? — спросила Галатея, тронувшись в дальнейший путь.

— Еще чего! — воскликнул он фальшиво. — Классная книга! Вечером дочитаю.

— Нет, читай сейчас. Я должна знать твое окончательное мнение. От этого многое зависит. Я должна видеть в тебе единомышленника. Человека, с которым я буду вместе поклоняться этому богу.

Дмитрий Емельянович с тоской посмотрел по сторонам. Они ехали по Кубани, по великой казачьей области России, населенной певучим и плясучим, воинственным и трудолюбивым народом, но вместо того, чтобы высадиться в каком-нибудь хуторе или станице, познакомиться с людьми, наслушаться казачьих песен у костра, он должен был читать эту белиберду, защищенную со всех сторон законом Российской Федерации. «Какого чорта я буду вместе с ней поклоняться вору, присвоившему славное имя!» — подумал Выкрутасов и сделал попытку вновь углубиться в чтение. Далее в разговоре с нажравшимся белены Кубинским призрак Фиделя Кастро стал нести какую-то полнейшую ахинею: «Китайский монах Дзе Хуюнь из монастыря Сунь Вынь утверждает, что когда проводится чемпионат мира по футболу и миллионы болельщиков замирают у экранов телевизоров, они в эти минуты вступают в оральный секс с омерзительным футбольным божеством. Контакт этого ряда является магистральным в процессе закабаления человечества и превращения всех людей в коксаккеров. Человек превращается в одноцельный рот, душа его становится ротовой полостью, а каждый забитый на экране телевизора футбольный гол есть не что иное, как семяизвер…» Дальше Дмитрий Емельянович не мог читать.

— Стой! Останови еще раз, пожалуйста! — крикнул он в отчаянии, и когда машина остановилась, он бросил книгу на заднее сиденье, схватил оттуда же свой чемодан и бросился наутек из роскошной «Сонатки».

Он шел и не оглядывался. Впереди он видел какую-то деревеньку, позади слышал голос Галатеи:

— Эй! Псих! Вернись, я все прощу!

— Целуйся со своим романиссимусом! — не оборачиваясь на эти призывы, скрежетал зубами Дмитрий Емельянович. — Тантра-мантра! Одноцельный рот! Козлобараны латентные!

— Чтоб тебя опять борзики сцапали! — крикнула Галатея, хлопнула дверцей и еле слышно ужужжала на своей великолепной иномарке прочь. Наконец, оглянувшись, Выкрутасов увидел ее далеко-далеко.

— Что ж они, дуры, все с ума так посходили! — ворчал он, двигаясь в сторону казачьего жилья. — Суггестивные шизоиды! Когнитивные диссонансы! Сары — сансары недобитые! Випашьяны, етишь их двадцать восемь! — Словечки, населяющие книгу Лжепеле, сыпались из несчастного Дмитрия Емельяновича, как тараканы, которых колбасит от дихлофоса. — Упанишады недогнившие, хари-кришны мордастые! Аш-ш-шурбанипалы!

В глазах у него так и высвечивались наглые белые буквы на ярко-красном фоне задней стороны обложки книги:

V.I.P.

VERY IMPORTANT PERSON

V.I.P.

VICTOR INNOKENTIEVICH PELE

V.I.P.

— Ну и ну! — кипел от негодования Выкрутасов. — Каков нарцисс! Ни дать ни взять — голубая луна. Боря Моисеев. Как же мы себя любим-то, поглядите! Изломал девчонке судьбу, выгнал беременную, да еще алиментов не платит!

Он был очень зол на писателя Виктора Пеле. За то, что тот нагло присвоил себе громкое футбольное имя, что оставался для бывшей казачки Гали богом, что превратил ее в сутенершу Галатею, что в этом была доля вины и самого Дмитрия Емельяновича, за то, наконец, что, будучи хоть и фальшивым, но Пеле, писателишка позволил себе столь неуважительно отозваться о чемпионатах мира по футболу.

— Бедная девочка! Бедная девочка! — шептал Выкрутасов, охваченный внезапным приступом жалости к глупой Галатее. — Что они с тобой сделали!

Ему хотелось срочно вернуться в Москву, найти этого самозванного Пеле, этого Виктора Иннокентьевича Пелёнкина, и сделать ему что-нибудь этакое, в духе его писанины. Слить его! Именно такое выражение использовали его герои по отношению друг к другу. Слить — в значении истребить. Даже в этом сказывалось нечто сексуально-извращенное.

— Берегись, ВИП! — грозил Выкрутасов кулаком куда-то, как ему казалось, в сторону Москвы. — Уж я тебя солью!

Глава семнадцатая

ПЕРЕРЫВ МЕЖДУ ТАЙМАМИ

Я всегда обожал перерывы. В них был сгусток надежд. Если в первом тайме проигрывали, я всегда верил, что во втором сравняем счет и выиграем, если была ничья — выиграем с преимуществом. А уж если после первого тайма мы выигрывали, то верилось, что во втором одержим сокрушительную победу. В перерывах мне всегда хотелось петь. Олдржих Неедлы

— Изломал девчонке судьбу, выгнал беременную, алиментов, естественно, не платит, мало того — даже звонить запрещает, чтоб никаких контактов. И это у них называется поведением гениального писателя, а? — говорил Дмитрий Емельянович, сидя на берегу речки у костерка в обществе четверых настоящих кубанских казаков. Он не пожалел денег на водку и еду, и они затеяли настоящую казацкую уху — сначала варился петух, и когда он был готов, его вытащили, а в отвар опустили в марле окуньков и ершиков, набросали петрушечных кореньев, лука и лаврушки. Это варилось целый час, а покуда казаки и московский залетный гость закусывали водочку вареной петушатиной, Дмитрий Емельянович поначалу пил, как говорится, символически, но постепенно так отмякнул душой, что вошел с казаками вровень, лишь изредка мысленно укоряя самого себя: «Опять ты пьешь, зараза!»

— Я скажу так, — говорил он казакам, — первый тайм я отыграл неплохо. Пока что по нулям, но преимущество в течение всего тайма было на моей стороне. Если вам любо, могу рассказать от первого до последнего свистка судьи.

— Отчего же не любо, коли без брехни, — отвечал казак Микола по фамилии Бесповоротный.

— Брехать не обучен, — говорил Выкрутасов, уже чувствуя себя почти полноценным казаком. Да и собственная фамилия ему теперь казалась истинно казацкой. Очень даже красиво звучит — есаул Выкрутасов. Или даже сотник Митрий Выкрутасов. — Я, казаки, вам не телевизор, чтобы брехать. Так вот, началось все с московского урагана. Слыхали, должно быть?

— Свистело чего-то, слыхали, — отвечал другой казак — Серега Бушевалов, основной по ухе.

— Ну так вот, — оживленно приступал к рассказу Выкрутасов и поведал казакам обо всем с самого начала. Истории про холодильник «Электролюкс» и картину «Кругово иззебренное» казаков сильно позабавили.

— Цього нэ можэ буты, щчоб тут було без брехни! — хохоча и утирая слезу, говорил казак Петро Подопригора. — Признайся, що трохы збрэхал!

— Ни трошечки не сбрехал! — обижался Выкрутасов. — Не сойти мне с этого места!