Русский волк
Шрифт:
– Воистину, – ответил караванщик, глянув на гнома с пренебрежением. – О чем жалею, ибо доверился не тем, кому следовало. Потому из-за моего легкомыслия нам пришлось многое пережить.
– Ты не забыл, что должен мне десять дирамов? – напомнил гном.
– Десять? Мы договаривались, что я заплачу каждому из вас по два дирама в Варат-Кеше.
– Мои друзья погибли, а я их наследник, - заявил Каз и направился к повозкам. Зарашт пробормотал что-то, и мне показалось, что он упомянул ослиную задницу.
– Ну, так как, договорились? – спросил я.
– По рукам, - решился купец. – И да будет Солнце свидетелем моих слов: если нам удастся без новых
– Маловато, - прокомментировала Беа, когда я пересказал ей свой разговор с Зараштом, - Но это лучше, чем ничего, и нам все равно по пути. И еще я попробую сделать так, что толстяк купит у нас лишних лошадей и трофеи из Иль-Флор.
Освобожденные нами эльфы из сожженной деревни ушли еще до полудня, даже не поблагодарив нас, но мне не была нужна их благодарность. Уже хорошо, что мы смогли освободить людей из плена. Мне показалось, что Эйтан, который с самого начала нашего знакомства даже не старался скрывать свою неприязнь ко мне, стал вести себя более дружелюбно.
Как и предполагала Беа, Зарашт охотно купил у нас четыре лошади и по хорошей цене. Правда, когда разговор пошел за оружие и доспехи, первоначальную цену пришлось изрядно сбавить – южанин яростно торговался из-за каждого медяка, бил на то, что сбыть весь этот хлам (он так и выразился – «хлам») в Эльмарне будет очень трудно, а в землях алмутов, где такого добра завались – и вовсе невозможно. Но Беа торговалась не менее азартно, и в конце концов, обе стороны остались довольны. Беа, видимо, добровольно взявшая на себя обязанность отрядного казначея, сообщила мне, что наш капитал увеличился на сорок левендалеров по курсу Румастардской биржи. Приличные, надо сказать, деньги.
Покончив с этими хлопотами, плотно перекусив и отдохнув пару часов, мы вскоре после полудня отправились в путь. Теперь, когда мы путешествовали в компании ашархандских негоциантов с их груженными повозками, наша скорость была сильно ограничена. Зато выяснилось, что Зарашт очень неплохо знает эту часть Эленшира.
– Я двадцать пять лет торгую с Алмутом и прошел эти земли вдоль и поперек, - заявил он. – Не волнуйся, господин, путешествуя по этому тракту, мы обязательно приедем в Эльмарн уже к исходу третьего дня пути.
– Ты уверен?
– Когда эти разбойники напали на нас, мы как раз преодолели половину пути между Чилбреном и Эльмарном, направляясь на север. Если мои расчеты верны, нам предстоит проехать еще около десяти фарсангов, которые мы преодолеем за три дня, не напрягаясь и щадя наших лошадей.
– Надо думать, у тебя есть карта?
– Конечно, - Зарашт приложил ладонь к своему выпуклому лбу. – Здесь.
– И что можешь сказать об этих землях?
– Раньше тут было спокойно. Однако в наше время ни в чем нельзя быть уверенным. Из-за минувшей войны в пограничных землях развелось множество бродячих шаек, большей частью бывших гардлаандских наемников и дезертиров, которым плевать на все договоры о мире. Да и сами эленширцы, ожесточенные войной, не прочь напасть на беззащитный караван.
– Странно думать, что жители Хэвнвуда настолько воинственны, - сказал я.
– Не сиды, - заметил Эйтан, который нагнал нас и теперь ехал рядом с нами. – Жадные и злобные круглоухие, которые уже веками пытаются захватить наши земли.
– Я не гардлаандец, - сказал купец. – Я не могу отвечать за действия северных варваров. Я всего лишь торговец, и меня интересует лишь прибыль.
– Расскажи это дуракам,
южанин, - ответил Эйтан с очень нехорошей улыбкой. – В Эленшире все знают, чьими стараниями рынки рабов в приморских городах полны нашими невольниками.– И это моя вина, не так ли? – Зарашт, поморщившись, отвел руку со смоченной лечебным маслом тряпицей от раненного уха, посмотрел на нее и снова приложил к ране.
– Не лги сам себе, эльф. Ты прекрасно знаешь, что и в Эленшире есть невольники, и эльфы обходятся с ними так же жестоко, как и люди. Такие нынче времена. Еще несколько часов назад я сам был рабом и ожидал от судьбы самого худшего.
– Ты так спокойно об этом говоришь, Зарашт, - произнес я.
– В этом суть бытия. Все живые существа под солнцем проводят жизнь в вечной борьбе. Ешь или съедят тебя, будь либо хищником, либо добычей, ибо так угодно высшим силам. Разумные создания не исключения. Всегда были и будут слабые и сильные, господа и рабы, победители и побежденные.
– И другого быть не может, верно? А если я тебе скажу, что это не так?
– Значит, ты наивен, господин – уж прости старика за прямоту. Могу лишь просить солнце, чтобы оно было милостиво к тебе, и ты всегда оставался победителем в любом бою.
Я пожал плечами. Возразить старому караванщику было нечего: он был в определенном смысле прав. Объяснять ему, что в нашем мире все обстоит немного по-другому, было бы нелепо и смешно. Да и потом, в моем мире в этом плане тоже не все благополучно, несмотря на все эти «свобода, равенство, братство» и прочие высокие идеалы. Еще полтораста лет назад в моей собственной стране было крепостное право, а в Штатах черные рабы на плантациях собирали хлопок. И все это считалось абсолютно нормальным. Да и в начале двадцать первого века кое-где рабство нет-нет, да и напомнит о себе… Так что спорить с Зараштом не имело смысла. Старик будто прочитал мои мысли.
– Вижу я, что ты, господин, не обычный сид, - сказал он. – . Не ведаю, кто ты и откуда, но ты совсем не похож на своего спутника, который ненавидит людей. На нашем языке говоришь чисто, будто всю жизнь прожил где-нибудь в Изарате и получил самолучшее образование. Но я не любопытен, и твои тайны меня не касаются. Главное для меня – продать мой товар, получить прибыль и благополучно вернуться на родину. Твои же пути принадлежат тебе.
– Хорошо сказано, - одобрил я и поехал в голову каравана.
Некоторое время мы ехали молча, и тишину нарушали лишь скрип повозок и стук копыт. Солнце начало опускаться к верхушкам деревьев: день шел к закату. Я подумал, что пока в нашем путешествии нет ничего романтического и волнующего. Едешь себе медленно, почти торжественно, солнце печет тебе плешь, задница ноет от седла, пыль першит в горле, время от времени напахнет то конским потом, то навозом – совершенно не чувствуешь себя героем, призванным спасти этот мир от зла.
И слава Богу. Надо ценить такие минуты покоя и безмятежности. Чувствую, еще придется тут побегать и помахать оружием.
– Задумался? – Беа нагнала меня и заглянула в лицо. – Или дремлешь?
– Душно, - сказал я и посмотрел на синее безоблачное небо. – Сейчас бы пива холодного бутылочки три-четыре. С соленой рыбкой или чипсами.
– Сим, я хотела попросить тебя…
– Да?
– Я об Эйтане, - Беа покосилась на брата, который продолжал ехать у головной повозки шагах в двадцати позади нас, погруженный в свои мысли.
– Не будь строг к моему брату. Эйтан славный мальчик, но то, что мы пережили, озлобило его. Он неправ, и однажды поймет это.