Рябиновая невеста
Шрифт:
Этот пир сильно отличался от вчерашнего. Никаких залитых элем столов, кольчуг и молота, которым дробили щиты северян. В зале зажгли множество свечей, стены украсили гроздьями рябины, падубом и алым болотным плющом. Столов для гостей было немного. Их накрыли скатертями, а над королевским столом повесили большой штандарт с вышитым зелёным деревом. Вся посуда: тарелки, блюда, кубки, всё было дорогим, из серебра и золота. Кубки инкрустированы янтарём, и даже в ручках ножей и вилок вплавлены большие янтарные капли. Недаром же трон Балейры зовётся Янтарным, и Олинн подумала, что, может быть, у Гидеона он, и правда, целиком из янтаря? И что удивительно – в военный поход король прихватил с собой даже посуду и скатерти!
Сегодня в зале собрались только самые
И, разглядывая исподтишка гостей, Олинн подумала, что здесь собрались все, кто возлагает на неё какие-то надежды. Ярл Бодвар и Фэда хотят, чтобы она стала женой короля, сняла с его руки кольцо, а потом исчезла навсегда. Гленн хочет, чтобы она спасла Балейру, правда, неизвестно, как. Хейвуд сам хочет стать королём, а для западных найтов Олинн всего лишь помеха на пути их дочерей к трону. А Игвар… А чего хочет Игвар? Этого она не знала, но, как это ни странно, в этом зале нет никого, кому она была бы совсем безразлична. И поэтому Гленн Нье'Лири прав, бежать в Тэйру к матери — это единственное, что сегодня выглядит разумным. Осталось только выдержать половину вечера.
А вот это было самым сложным, потому что изображать влюблённость в короля, когда за тобой наблюдают десятки любопытных глаз, очень трудно. Наверное, ей было бы проще, если бы в зале не было Игвара. Но… он там был. И Олинн посадили как раз между ним и королём на стул с высокой резной спинкой. Такой же стул стоял у короля, а для других поставили стулья поменьше, а то и вообще лавки, укрытые оленьими шкурами, и со стороны выглядело так, будто она и Гидеон сидят рядом, совсем как король и королева.
Это заметила не только Олинн, но все, кто были в зале. И по лицам найтов можно было догадаться, что половина из них не одобряет этот явный знак симпатии короля. Олинн ощущала кожей, как вокруг сгущается что-то невидимое и тревожное. Плохое…
И если бы дело было только в неодобрении найтов! Но и во взгляде Хейвуда, и ярла Бодвара она читала только одно — собственный приговор.
Ничего! Ночью она сбежит, а сейчас нужно сделать всё, что от неё ждут.
— Ну что же, раз все в сборе…
Музыка стихла. Король поднялся, взял кубок и взмахом руки велел всем сидеть в его присутствии. Он знаком поманил слугу, и тот принёс ларец, в котором лежали свитки, скреплённые королевской печатью.
– Я буду говорить много, – начал Гидеон свою речь. — Время мечей закончилось, пришло время слов и благодарностей…
Его речь была о долге, чести и спасении Балейры. Он поимённо благодарил каждого найта и, что удивительно, помнил заслуги и успехи в боях каждого из своих людей. Он отметил даже обычных воинов, кто отличился особой храбростью. Олинн слышала названия каких-то земель, которые он жаловал кланам, перечисление даров и наград, но большей частью это ей ни о чём не говорило. Она смотрела, как при упоминании очередного имени кто-то изнайтов вставал, подходил к королю и кланялся, с благодарностью принимая из его рук свиток с дарственными. Так постепенно она и запомнила большую часть людей за этим столом. По правую руку сидели южные и восточные кланы, и видно было, что они чувствовали себя здесь, как дома. А по левую руку сидели найты западных кланов — молчаливые и настороженные. Видимо, они впервые получали милость от короля.
Из всей речи Гидеона Олинн поняла лишь, что Олруд достанется Нье’Риганам из клана Орешника. Их дом больше всех пострадал от набегов северян, был разграблен и сожжён, и теперь, по милости короля, они могли забрать себе замок Олруд и часть земель в управление и обосноваться на Севере. А заодно нести службу по охране новых границ Балейры.
Бодвар так и остался за ярлом, поскольку Игвар от него отказался
ещё на турнире. Предлагать же Бодвар кому-то другому король не стал и заслуги ярла, предавшего северян и перешедшего к нему на службу, тоже оценил — подарил ему меч с королевским гербом.–Этот меч перекован из мечей павших северян. Надеюсь, и твоя душа переплавилась в горне войны, и на ней появилось клеймо моего древа. И что ты так же верно будешь служить мне, как этот меч — тебе. А если не будешь… если предашь, то им я отрублю голову тебе и всей твоей семье, – произнёс король, вручая меч ярлу Бодвару.
И Олинн увидела, как побледнела Фэда и опустила взгляд в свой кубок, который сжимала двумя руками.
После того, как земли были поделены и награды розданы, король выпил до дна за победу и пообещал, что, несмотря на мир с Эгельстайном, в следующем году весной стоит вернуться на Север и донести штандарт с зелёным древом до самых Солёных островов. Найты одобрительно загудели и ударили ладонями по столу. В заключение король велел снести все хёрги во всех поселениях Севера и построить к весне в каждой крепости храм во славу истинного бога. А ещё сделать так, чтобы в Илла-Марейне не осталось ни одной вёльвы или эрля, которые не приняли бы истинную веру. Все они должны пройти испытание огнём и принять истинного бога. А всех, кто откажется, король велел, не раздумывая, сжечь. И этим поручили заняться ярлу Бодвару.
–Не должно остаться на Севере никакого колдовства!
Когда король говорил эти слова, Олинн видела, как камень в его перстне налился кровавым светом. И стоило не сомневаться, что следующей весной король вернётся сюда, чтобы закончить начатое. У Олинн даже мурашки побежали по коже от этих зловещих слов и захлестнувшего её нехорошего предчувствия, потому что в голосе короля слышались какие-то иные ноты, когда он говорил об истинном боге. Твёрдые и безжалостные…
Она даже вздрогнула от последних слов короля и посмотрела на Гленна Нье'Лири, но её дядя весь вечер беседовал с кем-то или слушал короля, а на племянницу старался не смотреть.
Это и правильно…
И в этот момент её руки, лежавшей на краю стула, будто невзначай коснулась тёплая ладонь Игвара. Олинн застыла, надеясь, что по её лицу никто не догадался о том, что происходит, но… руку не убрала. Это прикосновение было таким успокаивающим, таким тёплым. Сердце сжалось от сладкого предчувствия, рванулось и затрепетало. Олинн чуть наклонилась к столу, подвигая одной рукой блюдо, так, чтобы скатерть точно скрыла это прикосновение. И в тот же миг рука Игвара полностью накрыла её руку, сжала легонько, лаская пальцами там, где в центре ладони пряталась звезда.
И она отозвалась сразу. Тепло потекло по венам, растворилось в крови, наполняя её чем-то опьяняющим и жарким, и всё вокруг стало вмиг неважно. Король, Хейвуд, Фэда, все эти люди… Олинн никогда не испытывали ничего подобного. Всего лишь прикосновение, всего лишь тепло, но перед ней будто открылся новый мир, который наполнился яркими красками, запахами и звуками. И на какое–то мгновенье исчезли гости, посуда, столы, слуги, снующие вокруг, штандарты, оленьи головы и каменные стены замка. Они растворились, стали прозрачными, шум затих, и остался только могучий дуб в саду эрля, уходящий в самое небо и наполненный волшебным светом. А ещё Игвар.
Он всё так же был рядом. И Олинн ощутила, как её пальцы сами переплетаются с его пальцами, отвечая на прикосновение, как будто они стали одним целым. Это длилось, кажется, всего мгновенье, но в то же время и очень долго. Как будто рядом с королём, среди гостей, прошёл всего лишь миг, равный взмаху ресниц, а там, где она оказалась с Игваром, время текло неспешно.
– К–хм, к–хм, ну, раз тут пошли такие велеречия, то, так сказать, хочется произнести и ответные слова благодарности…
Голос Хейвуда пришёл откуда-то издалека, заставив Олинн моргнуть, вернуться из прекрасного видения и торопливо вытащить руку из нежного плена пальцев Игвара, понимая, что ещё немного, и все увидят на её лице то, чего видеть не должны.