Рыболовы

— Да и по сейчасъ бы, можетъ статься, у того генерала въ кухаркахъ существовала, потому жалованья двнадцать рублей на всемъ готовомъ и отъ покупокъ рублей шесть наживала, а пріхала я сюда къ себ въ деревню на побывку, съ родственниками повидаться, а меня кузнецъ, покойный мужъ, и сталъ сватать. Вдовый онъ былъ, при всемъ хозяйств. Ну, я подумала и вышла за него замужъ. Вотъ кузница посл него осталась, лошадей куемъ. Домъ тоже… Съ какой стати теперь въ люди идти? А что ежели къ деликатному обращенію я привыкши, такъ меня здсь господа посщаютъ — вотъ мн и не скучно. Семъ-ка я вамъ, гости дорогіе, медку и вареньица къ чаю выставлю. У меня для хорошихъ гостей и свжій медъ и варенье есть. Варенье сама варила, — сказала Василиса Андреевна и отправилась за медомъ и вареньемъ.

— Господская кухарка, одно слово, первый сортъ! — подмигнулъ ей вслдъ мужикъ и крикнулъ:- Ты, Василиса Андреевна, яицъ-то господамъ неси на закуску. Они выпьютъ водочки и меня съ тобой попотчуютъ.

Вскор явилось варенье, медъ, яйца. Докторъ сталъ отвинчивать стаканчикъ отъ фляжки. Мужикъ заране облизывался.

— Нате-ка, хозяюшка, выпейте.

— Да вдь я мужскаго-то почитай совсмъ не потребляю. Разв что рюмку… Вотъ ежели пивца ваша милость будетъ, то пошлите парочку. Вотъ онъ сбгаетъ въ питейный и принесетъ, — кивнула Василиса Андреевна на мужика, однако взяла стаканчикъ съ водкой, выпила и закашлялась.

— Пивца желаете? Можно, можно… — заговорилъ охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ, и ползъ въ карманъ за деньгами.

— Да ужъ что пару-то приносить! — вскричалъ мужикъ. — Парой пива и мараться не стоитъ. Господа хорошіе. Они и за полдюжиной пошлютъ. Прикажете полдюжины, ваша милость?

— Ну, тащи полдюжины.

Охотники выпили передъ чаемъ и закусывали вареными яйцами. Василиса Андреевна сидла противъ нихъ и разсказывала:

— Я въ Петербург-то и въ театрахъ бывала. Всякія представленія видла. Хорошо таково въ Александринскомъ театр представляютъ. Лучше чмъ на балаганахъ. Я и Пассажъ знаю. Очень чудесно въ немъ проминажъ длать, когда газъ горитъ.

— Здсь-то, поди, скучаете, хозяюшка, посл Петербурга? — спросилъ докторъ, чтобы что-нибудь спросить.

— Я отъ мужицкаго обращенія скучаю, будемъ такъ говорить, — отвчала Василиса Андреевна. — Но такъ какъ меня господа посщаютъ, то я при ихъ политичныхъ разговорахъ и отвожу душу. Кушайте, гости дорогіе, чай-то, — кланялась она. — А что вотъ онъ давеча про купцовъ… Мужикъ этотъ самый… То купцовъ я терпть не могу. Купецъ придетъ — и сейчасъ ему псни пой, сейчасъ ему потрафляй по его нраву. А главное это то, что онъ надъ тобой же куражится. Ты ему потрафляешь, а онъ надъ тобой куражится. А чего тутъ? Я сама себ госпожа. Вотъ посл мужа домъ поправила, горницу на городской манеръ сдлала.

Прибжалъ мужикъ съ пивомъ. Василиса Андреевна, не пившая чаю, присосдилась къ пиву и въ четверть часа, стаканъ за стаканомъ, осушила дв бутылки. Одну бутылку мужикъ взялъ себ и, сидя въ почтительномъ отдаленіи на стул около двери, пилъ изъ глиняной кружки. Охотники, напившись чаю, поднялись съ мстъ и стали уходить. Докторъ ползъ за кошелькомъ, чтобы разсчитаться за угощеніе.

— Только-то и будетъ? — удивленно спрашивала, вся раскраснвшаяся отъ пива и водки Василиса Андреевна. — а я думала, вы еще погостите. Что-жъ вы такъ скоро-то? Я бы вамъ раковъ у ребятишекъ на деревн раздобыла и сварила бы…

— Нтъ, ужъ пора. Мы давно по болоту мотаемся, — отвчалъ охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ. — Пойдемъ въ Зеленово въ охотничью избу, оставимъ собакъ да и домой.

— Ну, напредки милости просимъ. У меня и переночевать можно, колъ до темноты засидитесь. Господа ночуютъ. Сосди про меня говорятъ тутъ: «вотъ-де вдова и гостей мужчинскаго полу у себя оставляетъ», а мн наплевать. На чужой ротокъ не накинешь платокъ. А я знаю, что я честная вдова и себя соблюдаю. Хи-хи-хи… Вдь ежели они это говорятъ, то говорятъ по зависти, что вотъ у меня господа бываютъ. Ну, прощайте… Благодаримъ покорно, — закончила Василиса Андреевна, принимая дв рублевыя бумажки за чай и яйца, и отправилась за ворота провожать охотниковъ.

— Ну, вотъ… Теперь мы видли и здшнюю чаровницу съ черными зубами, — сказалъ докторъ, когда отошелъ отъ избы.

Охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ, только улыбнулся.

VI.

Охотяники приближались къ охотничьей изб.

Они были не безъ добычи. Докторъ несъ дикую утку, держа ее за горло и помахивая ею.

— Возьмите утку-то себ, право возьмите, — говорилъ онъ охотнику, одтому тирольскимъ стрлкомъ.

— Нтъ, нтъ… Мы ее раздлимъ пополамъ, — отвчалъ тотъ. — Выстрла было два, стрляли мы оба, видно даже, что оба заряда попали въ нее, стало-быть добыча пополамъ.

— Да какъ тутъ утку длить! Возьмите ее всю. Вы человкъ женатый, снесете ее жен. А мн куда съ уткой? Я человкъ холостой и даже не каждый день столуюсь дома. Мн и похвастаться-то добычей не передъ кмъ.

— Передъ кухаркой похвастаетесь.

— Это половиной-то утки? Да кухарка въ заходъ захохочетъ. Берите, берите.

— Право мн совстно.

— Берите, говорю вамъ.

Охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ, пожалъ плечами и сказалъ:

— Ну, спасибо, коли такъ. Только мн, право, совстно.

— Что за совсть! Конечно, одной утки мало на жаркое — ну, прикупите другую. Наврное ужъ у егеря есть на ледник.

— Знаете, я этого никогда не длаю, чтобы покупать дичь на охот и потомъ выдавать ее за свою добычу.

— Да вдь мало одной-то утки. У васъ велика-ли семья?

— Самъ-шесть за столъ садимся.

— Ну, вотъ видите. Что тутъ сть!

— Цыплятъ кухарка прикупитъ. Кто цыпленка возьметъ, кто утки…

Охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ, взялъ утку и привсилъ ее къ своему яхташу. Видна уже была охотничья изба. На бревнахъ около охотничьей избы сидли пять-шесть бабъ и двокъ и тонкими голосами пли псню. Противъ бабъ и двокъ стоялъ рыжебородый человкъ безъ шапки въ охотничьихъ сапогахъ, съ бутылкой пива въ одной рук и стаканомъ въ другой и покачивался на ногахъ.

— Кто это такой? Что это за пніе? — спросилъ докторъ.

— Да купецъ куролеситъ, — отвчалъ охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ. — Пріхалъ еще третьяго дня на охоту, запьянствовалъ, ни въ лсъ, ни на болото не идетъ, шляется по деревн, поитъ мужиковъ и бабъ. Егерь разсказываетъ, сегодня съ ранняго утра началъ… Перестрлялъ на деревн нсколько куръ… И вотъ до сихъ поръ…

Купецъ увидалъ охотниковъ и бросился къ нимъ.

— А! Голубчики! Наши охотнички! Ну, что? Много-ли настрляли? — воскликнулъ онъ. — А я эво какихъ пять лебедей подстрлилъ!

Купецъ указалъ на бабъ, сидящихъ на бревнахъ.

— Утку подстрлили? — кивнулъ онъ на утку, висящую у яхташа. — Это на двоихъ-то да одну утку? Ну, моя добыча лучше. Вонъ мои покойнички лежатъ. Разъ, два, три, четыре. Четыре птичьи души загубилъ.

Невдалек отъ бревенъ лежали четыре застрленныя курицы.

— Четыре птичьи души… Право… Да что тутъ по болотамъ-то да по лсамъ ноги ломать! Я на деревн дичину нашелъ… — продолжалъ купецъ. — Голубчики! Пивца по стаканчику?.. — предлагалъ онъ. — Съ устатку-то хорошо.