Рыболовы
Шрифт:
— Смотрите, смотрите… Ваша собака стойку длаетъ! — воскликнулъ докторъ.
— Ахъ, да… Дйствительно. Наконецъ-то кое-что попалось.
— Тише говорите.
Охотники приготовились и взяли ружья на перевсъ.
— Кому стрлять? — шопотомъ спросилъ охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ.
— Да ужъ стрляйте вы. Ваша собака стойку длаетъ.
— Мн нехочется васъ-то обидть. Давайте ужъ вмст стрлять. Стрляйте и вы… Однако, что-же это?.. Смотрите, она уже что-то нюхаетъ въ кустахъ. Нтъ, это не дичь.
— Нтъ-ли барсуковой норы? Осторожне, осторожне подходите.
— Да я и такъ осторожно.
Охотники
— Фу, ты пропасть! Ну, дичь! — воскликнулъ докторъ.
— Мертвый или пьяный? Смотрите, онъ не дышетъ. Это мертвый, — сказалъ охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ, и тронулъ мужика ногой въ бокъ.
Мужикъ пошевелилъ рукой.
— Пьяный, должно быть, — отвчалъ доктору наклонился надъ мужикомъ, потрясъ его за руку и крикнулъ:- Почтенный! Ты чего тутъ?
— Постой… Не замай… — послышался откликъ.
— Вставай! Нечего теб тутъ валяться на сырой земл. Еще простудишься.
Мужика начали расталкивать. Онъ приподнялся, посоловлыми глазами посмотрлъ на охотниковъ и сталъ почесывать у пазухи. Черезъ минуту онъ звнулъ и проговорилъ:
— Гд купецъ-то?
— Какой купецъ? — спросилъ докторъ.
— Да нашъ купецъ… Купецъ Аникій Митрофанычъ. Фу, ты пропасть! Да какъ-же это я заснулъ-то? Повелъ я утречкомъ Аникія Митрофаныча въ Калиново къ бабенк тутъ одной… Вы, господа, его ищете, что-ли? Аникія Митрофаныча?
— Ничего мы не ищемъ. Мы охотимся, ну, а наша собака и нашла тебя.
— Охо-хо-хо! — звалъ мужикъ. — Какъ-же это я уснулъ-то? Вы изъ Зеленова?
— Да, изъ Зеленова.
— И я зеленовскій. Ахъ, ты шутъ! Да гд-же купецъ-то?
— Никакого мы купца не знаемъ. А вотъ нашли тебя и думали, что ты мертвый.
— Зачмъ мертвымъ быть! Мы сегодня рано утречкомъ съ купцомъ загуляли, да и съ вечера были хвативши. Купецъ вашъ-же охотникъ. Онъ тутъ съ субботы чертитъ. Хорошій купецъ, ласковый… «Все, говоритъ, мужской полъ, да мужской полъ, а мн, говоритъ, съ мужскимъ поломъ пить надоло и скучно. Приведи, говоритъ, ты меня къ такой баб, которая-бы разговорить меня могла». Тьфу! Одолжите, господинъ, окурочка покурить.
Докторъ далъ. Мужикъ затянулся окуркомъ, хотлъ подняться, но не удержался на ногахъ и опять упалъ въ кусты.
— Вотъ какъ разлежался! Вдь это земля меня притягиваетъ, — пробормоталъ онъ. — Тьфу! Неужто купецъ-то ушелъ? «Желаю, говоритъ, видть бабу, которая-бы меня разговорила»… Вашъ-же охотникъ… Ну, у насъ есть такая баба въ Калиновк… Василиса Андреевна… Повелъ я его къ ней… Сли тутъ, выпили…
— Пойдемте, докторъ… Ну, его… — сказалъ охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ.
— Постойте… Погодите, Викентій Павлычъ… А молодая и красивая эта баба? — заинтересовался докторъ.
— Ахъ, бабникъ, бабникъ! Пойдемте.
— Погодите. Красивая эта баба?
— Да ужъ баба — одно слово — мое почтеніе! Самая веселая. Ты ей слово, а онъ десять. И псни пть горазда. Ахъ, купецъ, купецъ! Тьфу!
— Постой. Далеко эта баба живетъ?
— Вдова-то? Василиса-то Андреевна?.. Мы гд теперича, баринъ, будемъ?
— Да мы на Разваловомъ болот.
— На Разваловомъ болот? Ну, такъ вотъ тутъ сейчасъ…
— Можешь ты насъ къ этой баб проводить?
— Полноте,
докторъ, бросьте… — останавливалъ охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ.— Отчего-же не пройтиться? По крайности увидимъ, какая тутъ дичь есть, которая можетъ купца отъ скуки разговорить. Можешь ты, говорю, проводить насъ съ этой баб? — спрашивалъ мужика докторъ.
— Могу, ваше сіятельство, въ лучшемъ вид могу.
— Ну, веди.
Мужикъ поднялся и, шатаясь, повелъ охотниковъ.
— Оставьте, докторъ… Ну, что вамъ за охота! — все еще отговаривалъ доктора товарищъ.
— Нравы хочу наблюдать. У этой бабы чаю напиться можно?
— Въ ведро самоваръ держитъ, — отвчалъ мужикъ. — Вдова, одно слово — ягода.
— Вотъ видите, Викентій Павлычъ, какъ хорошо. Чаю напьемся у ней, а пость пойдемъ къ себ въ охотничій домъ въ Зеленово. Веди, почтенный, веди.
Мужикъ остановился, поправилъ шапку и, улыбаясь, сказалъ:
— Ослабъ я, ваша милость, очень… Сильно ужъ земля къ себ притянула — вотъ ноги и шатаются. Ежели-бы намъ отъ вашей чести стаканчикъ въ подкрпленіе…
— Ну, пей, пей… Вотъ теб…
Докторъ отвинтилъ отъ горла фляжки стаканчикъ, налилъ настойки и далъ мужику. Мужикъ выпилъ.
— Вотъ за это благодаримъ покорно. Теперь черезъ это лекарствіе мы куда угодно можемъ живо… Одна нога здсь, другая тамъ.
Мужикъ повеселлъ. Докторъ и охотникъ, одтый тирольцемъ, шли за намъ.
Полупьяный мужикъ, спотыкаясь о кочки и гнилые пеньки давно срубленныхъ деревьевъ, шелъ впереди охотниковъ и бормоталъ:
— И куда это купецъ мой дваться могъ ума не приложу! Пили вмст. Если я былъ пьянъ и онъ долженъ быть пьянъ, коли меня сморило и я уснулъ въ лсу, стало быть и онъ долженъ былъ уснуть, потому мы съ нимъ душа въ душу… Онъ стаканчикъ, и я стаканчикъ. Ахъ, Аникій Митрофанычъ, Аникій Митрофанычъ! Вотъ что, господа честные, ваше благородіе… Не завалился-ли онъ какъ-нибудь въ другіе кусты? — обратился мужикъ къ слдовавшимъ за нимъ охотникамъ. — Меня-то вы нашли и разбудили, а его-то нтъ.
— Веди, веди. Показывай, гд твоя магическая баба Василиса Андреевна, которая отъ тоски разговорить можетъ, — сказалъ докторъ.
— Бабу мы найдемъ, насчетъ этого будьте покойны… А вотъ Аникія-то Митрофаныча больно жаль. И наврное онъ, сердечный, гд-нибудь въ кустахъ.
— Да Аникій-то Митрофанычъ твой изъ гостинодворовъ, что-ли? — спросилъ мужика охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ.
— Во, во, во… Краснымъ товаромъ въ рынк торгуетъ.
— Ну, такъ успокойся. Онъ уже давнымъ давно около охотничьей избы сосдскихъ куръ стрляетъ. Мн давеча про него нашъ Егоръ Холодновъ сказывалъ.
— Ну?! — протянулъ мужикъ. — Какъ-же онъ меня-то въ кустахъ забылъ и одинъ ушелъ? Вдь другъ, первый другъ. Ахъ, Аникій Митрофанычъ, Аникій Митрофанычъ! А только доложу вамъ, господа, и душа-же человкъ! Вотъ душа-то! Себ стаканчикъ — мн стаканчикъ; себ бутылку пива — мн бутылку пива. И все въ этомъ направленіи.
— Ты къ баб-то веди, а разговаривай поменьше, — перебилъ мужика докторъ.
— Да ужъ пришли. Чего вести-то? Вонъ ея изба стоитъ. Сама она у насъ крайняя и изба у ней крайняя. Такъ крайняя на деревн и стоитъ. Вонъ она…