Рыболовы

— Петръ Михайлычъ! Вотъ такъ встрча! Гора съ горой не сходятся, а человкъ съ человкомъ сойдется! — воскликнулъ охотникъ. — Откуда это?

— Спалъ… — хриплымъ голосомъ произнесъ Петръ Михайлычъ, щурясь на свтъ шестериковой свчки и маленькой жестяной лампочки, которыя уже горли на стол, протянулъ руку охотнику и сказалъ:- Здравствуй, Василій Тихонычъ.

Молодой человкъ посмотрлъ на него и пробормоталъ съ усмшкой:

— Вишь, у тебя ликъ-то какъ перекосило! Или ужъ на охот намучился?

— Всего было, кром охоты. На охоту еще только сбираюсь. Завтра поду.

Петръ Михайлычъ грузно опустился на массивный стулъ съ продраннымъ сидньемъ.

— Такъ вотъ и отлично. И я на завтра съ вечера пріхалъ. Вмст и пойдемъ, — отвчалъ Василій Тихонычъ. — А я, братъ, пріхалъ на утокъ выписную собаку попробовать. Собаку я себ изъ Англіи выписалъ. Тридцать пять фунтовъ стерлинговъ… Это вдь на наши-то деньги по курсу — съ провозомъ и прокормомъ около четырехъ сотъ рублей собака обошлась.

— А только ужъ и собака-же! — мрачно откликнулся егерь. — За эту собаку и четырехъ рублей жалко дать. Вдь вотъ сколько ловилъ ее, чтобъ на цпь взять — такъ и не поймалъ.

— Это оттого, что она русскихъ словъ не понимаетъ, а знаетъ только по-англійски. Собака на рдкость. Чутье — изумленіе… Дрессировка… Да чего тутъ! Я ей папироску зажженую въ зубы давалъ — держитъ, не сметъ выбросить, а ужъ собаки на что табачнаго дыма не любятъ.

— А къ себ ее между тмъ кусочкомъ говядины подманиваете.

— Это оттого, что я англійскихъ словъ не знаю, не знаю, какъ ее къ себ подозвать, а она дрессирована только на англійскія слова и русскія слова не понимаетъ. Собаку-то прислали, и счетъ прислали, и все, а англійскихъ словъ охотничьихъ не сообщили, какъ ей приказывать. Ну, да мы теперь агенту запросъ черезъ нашу контору въ Лондонъ сдлали, чтобы прислалъ англійскій словарь собачьихъ словъ съ переводомъ на русскій языкъ и чтобъ вс эти англійскія слова русскими буквами были написаны, такъ какъ я англійскаго языка не знаю.

— Арапникъ, Василій Тихонычъ, на эту собаку надо здоровый, а не англійскія слова, — сказалъ егерь. — И словами англійскими ничего не подлаете, ежели собака воръ.

— Ну, ужъ это ты оставь… Я ей кладу на носъ кусокъ сахару и только погрожу пальцемъ…

— А цыпленка сейчасъ у хозяйки на двор задушила и съла.

— Ну, ужъ это ты врешь!

— Извольте выйти на дворъ и посмотрть. Весь дворъ въ перьяхъ, да и по сейчасъ она по двору съ крыломъ возится. Да вдь какъ уворовала цыпленка-то, проклятая! Забжала въ чуланъ, сняла его съ насста и сожрала.

— Не можетъ быть! Никогда не можетъ быть, чтобы англійская дрессировка братьевъ Роджерсъ… Приведи сюда сейчасъ собаку! — воскликнулъ Василій Тихонычъ.

— Да какъ ее привести, ежели она въ руки не дается?

— Да, да… Русскихъ словъ она не понимаетъ. Англичанка, кровная англичанка… Вотъ теб кусочекъ сырой говядины, примани ее на говядину и приведи. На говядину она сейчасъ подойдетъ. Скажи только слово «на» и протяни говядину. Должно быть «на» и по-англійски значитъ «на», потому что она его отлично понимаетъ.

Василій Тихонычъ ползъ въ карманъ своей кожаной куртки, вынулъ оттуда кусочекъ сырого мяса и подалъ его егерю.

Егерь взялъ мясо и цпь и неохотно пошелъ за собакой.

— Ужасныя деньги четыреста рублей за собаку, — произнесъ докторъ.

— Но за то ужъ собака! Огонь, а не собака! Я знаю, что люди и по шести сотъ рублей за щенка отъ извстныхъ матерей и отцовъ платили, а это вдь взрослая сука. Я считаю, что щенками въ два года эти деньги выручу. Да и помимо щенковъ — медали на собачьихъ выставкахъ буду за нее получать. А вдь большая золотая медаль стоитъ семьдесятъ пять рублей. Три золотыя медали въ три года получить — вотъ ужъ двсти двадцать пять рублей. Нтъ, тутъ никогда не будетъ убытка, а напротивъ — барышъ.

— Цыпленка-то она своровала — вотъ что нехорошо, — опять сказалъ докторъ.

— Позвольте-съ… Да можетъ быть она своровала его потому, что егерь ей какое-нибудь такое слово по-русски сказалъ, которое она приняла за слово взять, — возражалъ Василій Тихонычъ. — Говорю вамъ, что собака только по-англійски знаетъ и по-русски ни слова, ну, она и ошиблась.

— А жрать-то цыпленка зачмъ-же?

— Да не жрала. Никогда я не поврю, чтобы жрала! Просто нарочно егерь говоритъ, чтобы за цыпленка съ меня сорвать. Вотъ сейчасъ приведутъ собаку и увидите вы, что положу я ей на носъ кусочекъ мяса и только пригрожу пальцемъ какъ истуканъ будетъ она сидть, пока не скажу «на». «На» — она отлично понимаетъ.

Петръ Михайлычъ сидлъ молча и звалъ и даже не слышалъ разговоровъ о собак, до того у него болла голова. Въ глазахъ ходили какіе-то круги, въ вискахъ стучали точно молотки, а затылокъ былъ какъ-бы налитъ свинцомъ.

— А здорово должно быть ты хватилъ сегодня, Петръ Михайлычъ! — взглянулъ на него молодой охотникъ и покачалъ головой.

— Охъ, ужъ и не говори! — вздохнулъ Петръ Михайлычъ.

— Такъ отпивайся скорй крпкимъ чаемъ.

— Чаю потомъ… А прежде… Охъ, не осудите только, господа… Не осуди и самъ не осужденъ будешь… Вс мы люди и человки. Вотъ чего прежде надо.

Петръ Михайлычъ протянулъ руку къ одной изъ бутылокъ въ ларц Василія Тихоныча и дрожащей рукой сталъ наливать изъ нея себ въ рюмку содержимое.

IX.

Егерь привелъ на цпи собаку. Въ рук онъ держалъ мертваго цыпленка.

— Еще одного цыпленка задушила, проклятая! — сказалъ онъ. — Вотъ и цыпленка нарочно несу.

— Не можетъ быть! — воскликнулъ Василій Тихонычъ, вскочивъ съ мста. — Это ты самъ цыпленка задушилъ.

— Ну, вотъ… Стану я божью тварь душить, да еще хозяйкино добро, у которой живу. Вотъ смотрите, на цыпленк собачьи зубы-то, если вы такой невроятный человкъ, что словамъ моимъ не врите.

— Да это можетъ статься хорекъ!

— Ахъ, ты, Господи! На мст преступленія собаку захватилъ, изо рта у ней цыпленка вырвалъ. Потому только и поймалъ ее на цпь, проклятую, что въ чуланъ она забралась. Въ чулан-то ужъ ей было не увернуться. А то-бы и по сейчасъ не поймать…

Василій Тихонычъ разсматривалъ задавленнаго цыпленка.

— Дйствительно, горло перекусила, — сказалъ онъ. — Діана! Какъ-же это ты такъ? Ахъ, ты тварь мерзкая!

Онъ размахнулся и хватилъ собаку цыпленкомъ по морд. Собака зарычала и оскалила зубы.